Минут через двадцать прибыла администрация. В полном составе. Никанорыч к тому времени переместился к передней бабке и ни чего не замечал вокруг. Его очки посылали стрелы страсти в неосвещенные уголки помещения. Станок заметно вибрировал. И когда лицо ударника исказила волна оргазма, и его член низверг в чрево станка мощные струи, кто-то не выдержал и закричал.
- Что ж ты делаешь, Никанорыч? - Взревел начальник цеха, и передовик очнулся...
Несколько долгих секунд Яков Никонорович непонимающе смотрел на свое начальство, потом стремительно запахнул пеньюар и выскочил из цеха. И долго еще стояли оставшиеся, боясь нарушить наступившую тишину хоть единым звуком…
Ода серому цвету
Сидел я дома. Месяца четыре. В коммуналке на Итальянской. Денег нет, работы нет, слушаю радио. Хотя посмотрел бы и телевизор, но его тоже уже нет. Мысли в башку лезут исключительно хуевые. Больше, конечно, про жратву. И про покурить.
Кормили меня тогда соседи, правда они об этом не знали. И поэтому приходилось вести ночной образ жизни. Я с нетерпением дожидался темноты, когда последняя соседка наконец-то соизволит посрать перед сном, выжидал минут двадцать, и, стараясь не шуметь, крался на кухню.
В удачный день удавалось поживиться жирным борщом с мясом, ну а когда не перло, то отсыпать какой-нибудь гречи. Перед тем, как пойти на кухню, я очень любил полистать «Книгу о вкусной и здоровой пище». Совмещал приятное с полезным. Я не только повышал и без того дикий аппетит, но и узнавал много полезного о питательных свойствах различных продуктов. Благодаря полученным знаниям, я выбирал наиболее калорийную и высокобелковую пищу. Из того что было. Хотя иногда случались черные дни, когда соседи лишали меня свободы выбора, и поживиться было вообще нечем. Тогда я ложился спать голодный и злой.
И вот как-то утром меня разбудил звонок в дверь. Это меня очень удивило. Со старыми друзьями я не общался очень давно, а новых, естественно, не было. Голодный нищий не нужен ни тем, ни другим. Ну и вот, открываю я дверь, и вижу старинного приятеля. Илью. С пивом! Вот охуительно, живой человек, веселый, выпить принес. Я о таком счастье и думать забыл. Пьем пиво, веселимся, и между делом он мне рассказывает, что зацепил в МаниХани тетку. Лет за тридцать. Оперную певицу. И теперь на правах хахаля прекрасно проводит время в ее компании. И, мол, если я сегодня свободен, и прилично оденусь, то можно сходить на вечеринку. А я был тогда настолько свободен, что мне эта свобода уже обрыдла. Я сразу же дал согласие, только уточнил насчет жратвы. Будет - не будет. Все оказалось замечательно. И поесть будет, и выпить. Я достал свой костюм, который не одевал несколько лет, некуда было, и мы поехали.
Приезжаем к Прибалтийской. Дом на берегу Финского залива. Подходим к двери, из-за нее доносится смех и звуки джаза. Хозяйка квартиры открыла дверь, с любезной улыбкой предложила надеть тапочки и провела вовнутрь. И тут я оказался в гигантских двухэтажных хоромах набитых дамами в вечерних туалетах и немногочисленными солидными мужиками. Лабухи вживую играли джазовые стандарты, кто-то танцевал, кто-то негромко разговаривал, а с кухни пахло жратвой. После моих тоскливых голодных будней мне показалось, что я выиграл в лотерею.
Первым делом я плотно закусил. Захотелось выпить, а кроме шампанского ничего и нет. Я стал осторожно зондировать почву на этот счет, и очень быстро нашел сторонника в лице какого-то толстого нового русского. Взяли себе литр, а дамам еще шампанского. Становилось хорошо, и я понял, что очень люблю джаз.
Люди, которые меня окружали, оказались всякими там театральными режиссерами третьей руки, художниками и просто толстосумами приобщившимися к культурному отдыху. Водку разливали под столом, не принято у них было ее пить. Сначала втроем, с Ильей и новым русским. Потом присоединился барабанщик из джаза. Он играл как раз напротив стола и жадными глазами наблюдал за нашими манипуляциями. Мы с радостью ему наливали в перерывах.
Потом дамы, привлеченные безудержным весельем, тоже начали побухивать. Для начала немного поломавшись. Из приличия. Следующие бутылки мы уже не прятали. И так все было понятно. Джаз зазвучал громче и веселей. Дамы помолодели и выглядели уже лет на тридцать. Я танцевал всякие там мазурки и прижимался к их бюстам. Мне было хорошо. Впервые за много месяцев. Теткам льстило внимание такого молодого мужчины как я. Они глупо хихикали и спрашивали про мое семейное положение. Я рассказывал анекдоты про поручика Ржевского и произносил тосты.
Наливали все чаще и чаще. Весело стало всем, кроме хозяйки. Ей, похоже, не нравилось наше буйное пьяное веселье. Но на ее беду водка все не заканчивалась. Разбухавшаяся полубогема закусила удила. Гостей понесло. Давно уже наступила ночь, и когда я увидел в сортирном зеркале свое лицо, то понял, что сейчас словлю плотный амнез. И точно, мой ослабленный хроническим недоеданием организм не выдержал. Последнее что я помню, темная комната, стою перед диваном, на котором сидит какая-то тетка с потухшей сигаретой в руке. Она томно произносит:
- Можно я прикурю от вашего члена? - Начинает уже прикуривать, и тут я ухожу в аут. Так что самое интересное я и не запомнил.
Проснулся утром в своей комнате. Сушняк, башка болит, соседи ходят угрюмые. Денег в карманах нет, и есть все так же нечего. Но беспросветность уже перестала быть полной. Появилась мысль:
- А жизнь то - налаживается!!! И как оказалось впоследствии, так оно и было. После той ночи черная полоса моей жизни начала сереть. Медленно, но верно…
Весна на Обводном
Я торчал на героине. Давно и безнадежно. Те, кто знал меня раньше - пропали. Жена ушла. А я стал полностью самодостаточен, мне был на хуй ни кто не нужен. Не нужны были вещи, аппаратура, мебель. Все это я благополучно старчивал. Когда мне было хорошо и перло, я думал только о самоубийстве. Задавал себе вопрос:
- Зачем?,- и не мог найти на него ответа.
Когда начинало ломать, я думал только о дозе и больше ни о чем. Общался только с продавцами наркотиков. Это были недалекие, грязные ублюдки, которые постоянно пытались меня кинуть. Покупка штукатурки со стен у людей, которым я раньше доверял, стала нормой. Попытки передознуться или повеситься ни к чему не привели . У меня не хватало решимости, чтобы сделать последний шаг.
И вот, наконец, меня все это так заебло, что я пошел сдаваться в дурку. После оформления бумажек меня привели в темную, смердящую комнату. В углу стояла ванна, в которую осталось только насрать. Усталое, неопрятно одетое существо неопределенного возраста и пола вытерло мое тело влажной тряпкой. А наблюдавшие за этим санитары скорой помощи, глядя на меня честными глазами сказали:
- Не понравится, завтра уйдешь отсюда...
После этой невинной фразы, меня стали терзать смутные сомненья, и захотелось отсюда убежать. Сразу, не дожидаясь утра. И когда моим глазам предстал длинный коридор, наполненный невнятно говорящими людьми, решетки на окнах и суровые санитары, то я понял, что зря этого не сделал.
Я стоял посреди этого коридора и делал вид, что мне абсолютно не страшно. Вдруг, прямо перед собой я увидел двух дерущихся людей, и, абсолютно бездумно, ебнул ближнего ногой в пачу. Под крики:
- А ты че лезешь?, - санитары поволокли меня в палату №1. Там лежали те, кому, по мнению врачей, требовалось постоянное наблюдение. Перед первой в моей жизни инъекцией галоперидола, я успел рассмотреть стонущего человека, который был прикручен резиновыми жгутами к кровати, после чего провалился в небытие.
Галоперидол мне кололи неделю. За это время мне так и не дали прийти в себя. Сил хватало только на то, чтобы шатаясь сходить в туалет. Пижам, лежащим в первой палате, не полагалось. Все равно они еле передвигались. Иногда, среди тяжелых галлюцинаций, из какой-то мути выплывали улыбчивые лица врачей. Они что-то спрашивали, я отвечал. Хотелось послать их на хуй, но галоперидол позволял бормотать только что-то невнятное. Они-то знали, что я сейчас не смогу даже встать на ноги и пройтись по прямой, и что они смогут продержать меня в таком состоянии сколь угодно долго.