Просвистев в воздухе, камень со страшной силой врубился в развилку ствола чуть выше ее головы и упал, не причинив вреда.
Лена удивленно посмотрела на нас, на камень, попробовала поднять одной рукой, взяла двумя, взвесила, и тут впервые проблески беспокойства мелькнули на ее лице.
А я был занят.
Дубинка вновь перелетела в правую руку и, описав мощную дугу, врезалась в песок. Я быстро нагнулся, схватил камень раза в два меньше, чем только что употребленный этим самцом, и кинул.
Камень врезался в солнечное сплетение в момент замаха, сбил дыхание, не повредил, зато явно разозлил.
В глазах обезьяночеловека появились, явно стирая эволюционные достижения, красные огоньки – звериная ярость плескалась внутри, лишая его и так не особенно развитого разума.
Он вновь поднял свою дубинку, размахнулся, но я успел лягнуть его ногой в живот и едва не попался: сучковатый конец дубинки задел мне левое плечо и вместе с лоскутками сразу рассыпавшегося свитера разорвал мне кожу.
Я увидел, как удивленно распахнулись Ленины, верящие только в собственную реальность глазки. Она смотрела на кровь, залившую мне плечо, перевела взгляд на зверя – что-то наконец соображая – и поджала ноги, словно собиралась вскочить.
Горилла, взревев, снизу вверх махнула своей палицей; замах едва не оказался верным, но я отдернул голову, отклонился сам и инерцией движения оказался рядом с могучим противником. Я сильно ударил его кулаком в висок – в нос пахнуло мускусным, кислым запахом, – а левой рукой попал в затылок: он упал на колени.
Оказавшись сзади, я вновь, уже ногой, ударил, по затылку – враг ткнулся носом в землю и тут же, снизу, удивительно ловко (я чуть не забыл, с кем веду бой!) махнул дубинкой. Я отреагировал, метнувшись в сторону, и только потому сохранил кости в целости, однако меня словно сдуло, и я покатился по песку, услышав мимоходом пронзительный крик Лены:
– Коля!
И удивился не к месту: отчего меня все время путают с Орловым? Пусть я и похож на него, словно близнец, но почему не верят результатам идентификации?
– Коля! – Она уже верила, что привычный фантом, неожиданно материализовавшись, превратился в реальное чудище.
Обезьяна услышала и вдруг стремительно метнулась к ней.
Я не успевал; оглянулся, заметил свой, употребленный раньше камень, подхватил его и метнул.
Камень попал зверю под гребень в шею; не добежав пару метров, горилла растянулась на песке.
Я уже был рядом, упал сверху, обхватил толстую шею и попытался свернуть… Это оказалось невозможно – шея сразу окаменела, а страшные руки уже дотянулись до меня, схватили за плечи, чуть не раздавили.
Я освободил правую руку, нашел маленькие глазки врага и выдавил их: лопнув, они жидко растеклись по пальцам.
Ужасающе взревев, обезьяночеловек отбросил меня с такой силой, что я врезался головой в ствол дерева чуть выше все еще сидящей Лены и сполз прямо на нее.
Горилла слепо шла, жалко и беспорядочно размахивая руками. Я подобрал дубинку и, подбежав, несколькими сокрушительными ударами раздробил твердокаменный череп.
Не все, однако, дошло до прелестной Лениной головки: она, раскрыв рот, зачарованно, с ужасом и недоверием разглядывала поле битвы.
Я услышал: вдали, не так уж и далеко, впрочем, заревели голоса преследователей; Лена тоже услышала. Нам следовало думать о собственном спасении.
Я огляделся: озеро слева, справа начиналось подножие холма, покрытого, как и степь кругом, зарослями фиолетового кустарника.
Лена поднялась и, неуверенно ступая, подошла к трупу. На шее у гориллы висело ожерелье с высушенными человеческими ушами. Лена протянула руку и дотронулась до раздробленного черепа, поглядела на окровавленный палец, а потом па меня.
Понимание отразилось в ее глазах. И, к чести моей спутницы, надо сказать, она не поддалась ужасу, судорожно сглотнула, выпрямилась и – уже справилась.
– Бежим! – скомандовал я, схватил ее за руку, и помчались в противоположную от звериного завывания сторону, прямо в гущу кустарника, сразу скрывшего нас с головой.
Нам улыбнулась удача: достаточно утоптанная звериная тропа проходила в нужном нам направлении. Мы бежали – она впереди, я следом, а сзади, информируя нас звуками – ближе, ближе! – обезьяны. Вопли и вой внезапно изменили тональность – гориллолюди нашли труп соплеменника.
Лена, словно ее подстегнули, припустила быстрее. Мы едва вписывались в повороты, благо не особенно крутые, я думал, тропа будет вечно петлять, но вдруг все закончилось, – мы добежали.
Мы оказались на обширном плато, ровном и гладком, густо заросшем ковром полевых цветов. Схватив Лену за руку, я потянул ее вперед, нам оставалось пробежать метров пятьдесят.
Мы добежали в тот момент, когда из кустарника толпой высыпали преследователи и с воем понеслись к нам.
– Быстрее! – Лена оглянулась через плечо и потянула меня вперед. Я уперся; внизу, ровная как стол, раскинулась цветная степь, но как же далеко внизу!
Холм – словно кто-то рассек его надвое – отвесно падал вниз.
– Быстрее! – крикнула Лена. Возмущенно дернувшись, она вырвала свою руку и неловко, хотя и быстро, стала сползать вниз – Что же ты стоишь? Иди сюда, здесь карниз.
Я выглянул, карниз был метрах в двух, шириной в полметра, но был,
Я подивился ее мужеству – или глупости, может быть; а преследователи уже одолели половину пути к нам.
Лена исчезла, я последовал за ней. Оказавшись на карнизе, я не нашел ее; она была еще ниже: обрыв весь был в таких карнизах.
Я ее догнал на четвертом уровне; сверху как раз показались головы с костяными гребнями на макушках, и мимо пролетела первая дубинка, нас не задевшая, однако.
Но Лена, испугавшись, метнулась ко мне, споткнулась, толкнула…
Мы сорвались…
Конечно, и тогда и потом, вспоминая, я не верил в возможность смертельного исхода. Аттракциона это очевидно был аттракцион, многократно посещаемый, как видно, – развлекал, а не убивал. С этим все было ясно.
Но вполне очевидно было в этот раз присутствие неучтенного фактора: та обезьяна, что напала на нас, была вполне из этого мира, – пальцы мои и плечо все еще ощущали соприкосновение материальности.
Однако предчувствовать смерть могут многие, но верить в нее – совсем другое дело.
Я помню, что, летя в бездну и видя рядом кувыркающуюся в воздухе Лену, совершенно бессознательно подсчитывал, сколько еще нам осталось времени и что надо сделать, прежде чем…
Все закончилось очень быстро: мы успели пролететь какой-нибудь десяток метров из причитающейся нам сотни. Нас подхватило, даже не воздушная подушка и не амортизатор, как ощущалось, ибо инерции не было никакой; только что летели, и вдруг стоим, неловко сохраняя равновесие.
Мы стояли вновь в кольце зрителей, аттракцион продолжался, только площадка, принявшая нас, была пуста. Кругом визжали и кричали от восторга. В наплыве чувств какой-то парень кинулся к Лене, и странно: он бежал к ней сквозь меня, будто меня не существовало. Врезавшись в меня, парень отлетел, словно мяч от стены, шлепнулся на пол и в совершеннейшем недоумении уставился на меня. Ему помогли встать, кто-то ткнул в меня пальцем, кто-то подал новую рубашку и обтер мне окровавленное плечо, я уловил несколько удивленных взглядов, и, как пояснила потом Лена, так и не поняв до конца, кто я, фантом или ловко заменивший собой изображение статист, толпа принялась развлекаться вновь.
Кстати, из этого помещения все действительно выглядело великолепно. Широкая панорама, словно через окно (иллюзия подглядывания сохранялась), показывала и плоты, и индейцев, и обезьянолюдей – полный набор. Только мы не присутствовали, как незадолго до этого, – вот и все различия. И нас, конечно, не видели.
Еще одно отличие – заметные небрежности в механизмах, которые изнутри, не здесь, а там, внутри действия, не замечались. Плоты, например, снизу скреплялись металлическими скобами, бегемоты являли собой надувные шары с хватательным каркасом челюстей, которыми они стаскивали и топили жертвы, периодически сыпавшиеся вниз как горох.