Майор Ершов почти не спал остаток этой ночи, а как только рассвело, напряженно стал прислушиваться к звукам в доме Шандарбекова. Темирбек дома не ночевал, но Аскар еще вчера вечером будто невзначай сообщил Ершову, что он ушел в гости к какому-то родственнику и, наверно, там заночует.

Сам Аскар проснулся, как обычно, в семь часов. Не спеша умылся на кухне, позавтракал и направился на работу. Ершов наблюдал за ним через окно. Он шел своей развалистой, неторопливой походкой, слегка сутулясь и неуклюже размахивая руками.

Без четверти девять майор вышел из дому и, хотя с трудом сдерживал нетерпение, не спеша направился к Первомайской улице. Молочная только что открылась, когда он вошел в нее, но Малиновкин уже ухитрился заказать себе простоквашу и стакан кофе.

Ершов сел за соседний столик и попросил у Малиновкина меню. Лейтенант протянул ему продолговатую твердую папку, в которой, кроме листочка с указанием стоимости молочных и кондитерских изделий, как и предполагал майор, оказалась записка Дмитрия.

«Сообщил все, кому следует, – писал лейтенант. – Обсудили все варианты действий Жиенбаева. Есть опасение, что он замышляет что-то в связи с отправлением на стройучасток эшелона со взрывчатыми веществами».

«Ну да, конечно, он постарается использовать это обстоятельство, – сразу же решил Ершов, чувствуя, как на лбу его выступает испарина. – А я, значит, привез ему чемодан с подрывными средствами!…»

ГАЗЕТНЫЕ ВЫРЕЗКИ

В тот же день в кабинет генерала Саблина пришел с докладом полковник Осипов. В руках его была довольно пухлая папка с вырезками из иностранных газет. Он положил ее на стол перед генералом и молча сел в кресло, ожидая, когда Саблин закончит просмотр документов, представленных ему на подпись.

Подписав последнюю бумагу и отложив ее в сторону, генерал раскрыл наконец папку, принесенную Оптовым. Прочитав несколько газетных вырезок, он стал быстро перелистывать остальные, читая в них только заголовки статей и подчеркнутые Осиповым строки. По мере знакомства с этими материалами лицо его принимало выражение недоумения, и он все чаще бросал вопросительные взгляды на полковника. Осипов же сидел неподвижно, задумавшись над чем-то и рассеянно перелистывая иллюстрированный журнал, который взял со стола Саблина.

Ознакомившись с газетными вырезками, генерал обратил внимание на то, что буржуазные журналисты, шумевшие в последнее время о могуществе атомного и термоядерного оружия, стали вдруг обсуждать проблемы мирного использования атомной энергии. Тон этих статей был унылый, пессимистический. Лишь говоря о работах по созданию судовых и авиационных атомных двигателей, журналисты заметно оживлялись и в бодрых выражениях сообщали о заключенных военными ведомствами новых контрактах на исследовательские работы в этой области.

Все остальные виды использования атомной энергии, не имевшие отношения к военной технике, изображались ими как недостаточно эффективные. Мало того, некоторые иностранные общественные деятели к даже ученые выступали с предостережениями против применения атомной энергии в мирных целях. Описывались даже случаи страшных взрывов атомных установок.

– То, что буржуазные газеты заговорили сейчас о проблемах использования ядерной энергии в мирных целях, меня ничуть не удивляет, – задумчиво проговорил генерал Саблин, слегка отодвигая в сторону папку с вырезками. – Протесты против продолжения испытаний водородных и атомных бомб вынудили их к этому разговору. Зачем, однако, принес ты мне все эти, не пойму что-то.

– А ты не обратил разве внимания на то, что некоторые газеты ссылаются и на наш будто бы плачевный опыт использования атомной энергии в мирных целях? – спросил Осипов, придвигая к себе папку с вырезками.

– Подобные газетные «утки» не впервые ведь появляются в их печати, – пожал плечами Саблин.

– Ну, а вот это, например, – Осипов вынул из папки и протянул генералу небольшую вырезку. – Они пишут тут об «ужасных взрывах с огромными жертвами», происходящих будто бы па строительстве наших среднеазиатских железнодорожных магистралей. Что ты об этом скажешь? Не кажется ли тебе, что статейка эта имеет какое-то отношение к миссии Жиенбаева?

– Но тут ведь не указывается точного адреса подобных «происшествий», – заметил Саблин, пробегая глазами небольшую газетную заметку, на которую он сперва, при беглом просмотре вырезок, не обратил внимания.

– Точного адреса нет, конечно, – ответил на это Осипов, нервно постукивая пальцами по краю стола, – да и быть не может, но боюсь, как бы они не попытались подкрепить эту газетную «утку» подлинными фактами.

– Какими фактами?

– Взрывом с большим количеством жертв, – ответил полковник и настороженно посмотрел в глаза Саблину. – Не об этом ли «сюрпризе» говорилось в шифрограмме, адресованной Жиенбаеву?

Илья Ильич тоже подумал об этом «сюрпризе» и о майоре Ершове. Проник ли он уже в замыслы Жиенбаева или все еще теряется в догадках? Нужно будет предупредить его, пусть имеет в виду возможность подобного «сюрприза».

– Когда у вас сегодня сеанс с Малиновкиным? – спросил генерал Саблин.

– И час ночи.

– Предупредите Ершова, – коротко распорядился Илья Ильич.

– Слушаюсь.

В час ночи полковник Осипов сидел возле радиостанции и спокойно следил за уверенными движениями рук дежурного радиста. Однако, когда большая стрелка часов стала отсчитывать шестую минуту второго часа, на лице полковника появились первые признаки нетерпения. А из динамика радиостанции по-прежнему слышался лишь громкий шорох атмосферного электричества.

Подождав немного, радист снова застучал ключом, посылая в эфир свои позывные. Но и на этот рае никто не отозвался. А спустя полчаса полковник Осипов докладывал генералу Саблину:

– Малиновкин сегодня впервые не ответил на наш вызов. Что бы это могло значить?

…Илья Ильич думал об этом всю ночь. Он не страдал бессонницей, подобно полковнику Осипову, и, несмотря на все волнения своего нелегкого трудового дня, хорошо спал ночами, если только срочные дела не были помехой этому. Сегодня, однако, было не до сна.

Генерал Саблин прошел большую, суровую школу жизни. Были и победы, были и поражения на его пути. Он врывался в конспиративные квартиры белогвардейских офицеров в годы гражданской войны, выслеживал тайных агентов иностранных разведок в годы первых пятилеток, служил в армейской контрразведке в годы Великой отечественной войны. В него стреляли враги явные, строили козни против него враги тайные, пробравшиеся в органы государственной безопасности. Но он любил борьбу во всех ее формах и видах и не страшился опасности.

Шло время, и чем ответственнее занимал он должности, тем сложнее становилась эта борьба, тем больших знаний требовала она от Саблина. Если в молодости он полагался главным образом на свою физическую силу, на верность глаза и на искусство владения оружием, то очень скоро потребовалось и острое политическое чутье и знание международной обстановки. А теперь ко всему этому прибавилась необходимость в таких познаниях, о которых в те далекие годы он не имел даже элементарного представления. Пришлось, например, изучать фототехнику, микросъемку, радиотехнику и даже телевидение. Не требовалось, конечно, быть специалистом в этих областях техники, но знать принципы и возможности использования ее для целей разведки и контрразведки было совершенно необходимо.

Мало того, теперь стало необходимо глубокое знание не только экономики своей страны, но и экономики других стран, не говоря уже о военной технике и военной промышленности.

А как только человечество подошло к преддверию атомного века, Саблину пришлось взяться за литературу и по этому вопросу, слушать лекции, советоваться и консультироваться со специалистами в области атомной и термоядерной энергии, чтобы строже и успешнее охранять военную и государственную тайну производства этой энергии.