Дмитрий весело отвечал на это:

– Во-первых, текст телеграммы очень важный, во-вторых, сами же они меня просили с телеграфной техникой их познакомить и, в-третьих, нужно же как-нибудь унять их любопытство.

У старушек был такой характер, что они и в коридоре кого-нибудь расспрашивали и подолгу задерживались там. Используя их отсутствие, контрразведчики могли разговаривать без помехи. Ершов вообще не считал нужным говорить о своей работе, но Малиновкин не мог удержаться, чтобы не спросить о чем-нибудь майора. Более же всего интересовал его сам Ершов.

– Завидую я вам, Андрей Николаевич, – однажды шепотом сказал он, косясь на дверь купе. – Ловко вы в годы войны в Прибалтике фашистских шпионов накрыли!…

Майор, однако, тут же остановил восторженного лейтенанта.

– Во-первых, запрещаю вам сейчас и в дальнейшем разговаривать на эти темы, – строго заметил он Малиновкину. – А во-вторых, не я дело с телевизионным шпионажем распутал, а полковник Астахов. Он тогда еще только капитаном был. Вот уж кто действительно талант!

– Больше я не буду об этом, Андрей Николаевич, – пообещал Малиновкин, умоляющими глазами глядя на Ершова. – Но только ведь и вы помогали Астахову… Разве это не правда? И о вас лично рассказывают, как вы… Ну, ладно, все! Больше об, этом ни звука!

В Куйбышеве, к удовольствию Малиновкина, старушки наконец «выгрузились». Они тепло распрощались со своими попутчиками, поблагодарили за компанию и попросили у Ершова-Мухтарова его алма-атинский адрес, чтобы заехать как-нибудь к нему за фруктами, которые он так расхваливал всю дорогу.

Освободившиеся места тут же были заняты двумя молодыми людьми в железнодорожной форме.

– Далеко путь держите, молодые люди? – спросил их Ершов.

– Далеко, аж до самого Перевальска, – ответил парень, выглядевший помоложе.

– До Перевальска? – воскликнул Малиновкин. – И мне туда же, – попутчики, значит!

– А вы зачем туда, если не секрет? – спросил Ершов.

– На работу. Заработки, говорят, там хорошие, на строительстве железной дороги, – усмехаясь ответил все тот же парень.

Другой сердито посмотрел на него и заметил недовольно:

– Ладно, хватит тебе рвача-то разыгрывать! Паровозники мы, – повернулся он к Ершову. – Я машинист, а это мой помощник. Работали раньше на ветке Куйбышев-Гидрострой. А сейчас на новой стройке уже второй год. Из отпуска возвращаемся.

– Мы вообще всегда там, где всего труднее, – тем же насмешливым тоном заметил помощник машиниста. – Это я не свои, а его слова повторяю, – кивнул он на машиниста. – Меня главным образом заработок прельщает.

– А вы знаете, молодой человек, как это по-научному называется? – вдруг зло проговорил Малиновкин, и лицо его стало непривычно суровым. – Цинизмом это называется!

– Да вы что, всерьез его слова приняли? – смущенно улыбнулся машинист. – Дурака он валяет. Думаете, я его умолял, чтобы со мной в Среднюю Азию поехал? И не думал даже – сам увязался. А насчет заработков – так мы на Гидрострое и побольше зарабатывали.

Ершов разбирался в людях и даже по внешнему виду редко ошибался в их душевных качествах. Машинист сразу же ему понравился, как и Малиновкин. когда он его увидел впервые. Было в них что-то общее, хотя внешне они и не похожи были друг на друга. Машинист к тому же выглядел старше Малиновкина.

– Ну что же, давайте тогда знакомиться будем, – весело проговорил Ершов и протянул руку: – Мухтаров Талас Александрович, научный работник из Алма-Аты.

– Шатров Константин Ефремович, – представился машинист и кивнул на помощника: – А это Рябов Федор.

Несколько часов спустя, когда поезд уже подходил к Сайге, попутчики сообща поужинали и распили принесенную Рябовым поллитровку. Беседа пошла живее, откровеннее. Железнодорожники были так увлечены рассказами о своей работе и планах на будущее, что и не помышляли даже расспрашивать о чем-либо своих попутчиков, чему те были чрезвычайно рады. А Малиновкин невольно подумал: «Это не старушки-пенсионерки, им и самим есть что рассказать…»

Железнодорожники между тем, поговорив некоторое время о работе, незаметно перешли на интимные темы. Говорил, впрочем, главным образом Рябов. Шатров сначала разозлился было на него, но потом только рукой махнул.

– Ну, конечно, – философствовал Федор, – поехали-то мы в Среднюю Азию из-за главного нашего принципа – только вперед! Это, так сказать, идеологическая основа, но была и еще одна движущая сила – любовь. Да, да! Вы не смейтесь… И нечего меня под бок толкать, дорогой Костя. Тут все люди свои, и не надо стесняться. Да и потом – какой уж это секрет, если о нем чуть ли не вся Куйбышевская железная дорога знала? На новом месте тоже, кажется, секрета из этого не получилось…

Рябов говорил все это серьезным тоном, но Ершову сразу же ясно стало, что он просто разыгрывает своего приятеля.

– Так вот, – продолжал Рябов, – есть тут у нас такая девушка – инженер-путеец Ольга Васильевна Белова. Красавица! Можете в этом на мой вкус положиться. Сначала она вместе с нами на участке Куйбышев-Гидрострой работала, а потом ее на новое строительство в Среднюю Азию перебросили. Понимаете теперь, Талас Александрович, что еще нас на эту новую стройку потянуло?

Он усмехнулся и добавил:

– «Нас» – это я так, к слову сказал. Потянуло в основном Костю.

– Да не слушайте вы его! – горячо воскликнул Шатров, залившись румянцем. – Ерунду какую-то несет! Есть, конечно, такой инженер Белова, это верно. Нравится она мне, этого тоже скрывать не буду. А все остальное – сплошная фантазия моего друга Федора Рябова, прикидывающегося для чего-то циником.

Андрей Ершов с удовольствием прислушивался к разговору железнодорожников, почти не принимая в нем участия. Он верил всему, что говорили здесь эти молодые люди, и даже завидовал немного Шатрову – видно, и в самом деле его любимая была не только красивой, но и хорошей девушкой. Подумал он и о том, что собирался ведь прямо с момента посадки в поезд играть роль Мухтарова, представлявшегося ему нагловатым, самоуверенным человеком, а не вышло. Не перед кем было играть эту роль. Новые попутчики ему явно нравились.

ЖИЕНБАЕВ МЕНЯЕТ АДРЕС

В Аксакальске у Шатрова и Рябова была пересадка – дальше до Перевальской им нужно было ехать местным поездом.

– Ну, а как вы, товарищ Малиновкин? – спросили они Дмитрия. – Тоже с нами?

– А как же! – горячо воскликнул лейтенант.

Они попрощались с Ершовым-Мухтаровым и пошли к билетным кассам местных поездов. А Ершов не спеша направился к камере хранения ручного багажа, с тревогой думая о том, как удастся Малиновкину отделаться от своих спутников.

В камеру хранения была длинная очередь. Ершов даже обрадовался этому – может быть, Малиновкин успеет вернуться к тому времени. На всякий случай, впрочем, они условились, что Дмитрий будет ждать его на станции в зале транзитных пассажиров.

Более четверти часа пришлось простоять Ершову в очереди, прежде чем он смог сдать свой чемодан. А когда вышел наконец из камеры хранения, у дверей его уже ждал Малиновкин.

– Очень все удачно обернулось, – довольно сообщил он, вытирая платком потный лоб. – Билетов в кассе на меня не хватило. А у них командировки и железнодорожные проездные документы, так что требовалось только компостер поставить. Достал бы билет и я, конечно, если бы уж очень нужно было. Ну, а в общем-то вполне естественно все получилось. Тут, оказывается, такая перегрузка железной дороги, что билетов частенько не хватает. Приятелей наших проводил я до вагона, попрощался, помахал ручкой с перрона – и к вам. Вот и все. Удачно?

– Будем считать, что удачно, – серьезно ответил Ершов, не глядя на лейтенанта. В душе он доволен был Малиновкиным, но считал, что теперь, когда они прибыли на место, нужно быть с ним построже.

– Ну, а сейчас к Жиенбаеву? – спросил Малиновкин.

– Нет, – все так же серьезно заметил Ершов, внимательно поглядывая по сторонам. – Кстати, мы теперь незнакомы друг с другом. Запомните это. Отправляйтесь-ка в зал для транзитных пассажиров и ждите меня там. Это может продлиться два-три часа, а может быть, и больше.