Вспоминая недавний разговор с генералом, полковник молча стоит некоторое время у окна, потом, повернувшись к капитану, спрашивает:

– А вы не очень довольны, кажется, что я вас от лаборатории вашей оторвал?

– Можно мне тоже задать вопрос?

– Пожалуйста.

– Могу я узнать, с какой целью вы сделали это?

– Просто так. Решил, что вам не мешает проветриться.

Капитан смотрит на Астахова долгим, недоверчивым взглядом. Говорит задумчиво:

– А Шахов сказал, что вы хотите на оперативную работу меня перевести…

– А если бы и так?

Теперь высовывается в окно капитан и, не отвечая Астахову, долго всматривается в ночную тьму. Она беспросветна – ни огонька на земле, ни звездочки в небе. Поселок с бусинками электрических лампочек остался где-то позади, и не понять уже, что там во тьме – поля или леса. А поезд все мчит вперед, не сбавляя хода даже на станциях. Сильно бьет в лицо встречный ветер, принося с собой запах паровозного дыма.

Астахов терпеливо ждет. Он догадывается, почему капитан так медлит с ответом.

– Неспособен я к оперативной службе, товарищ полковник, – скучным голосом произносит наконец Уралов.

– Неспособны или не имеете желания?

– Могу я быть с вами откровенным, Анатолий Сергеевич? – резко поворачивается к нему Уралов и, не ожидая ответа, взволнованно продолжает: – Не в оперативной работе дело – вообще все нужно по-другому… Не то время! И не улыбайтесь, пожалуйста, я знаю, что вы мне возразите. Я ведь не против той работы, которую вы называете оперативной. Нужна и она… Но нужно быть готовыми и к новым формам разведки и контрразведки. Время подвигов Вильгельма Штибера и Мата Хари – далекое прошлое. Мы живем в век термоядерного оружия, космических полетов, электронных машин. Все теперь иного масштаба, иного качества, иных возможностей…

Полковник слушает, не перебивая и не удивляясь, – ему ясно, куда клонит капитан. А Уралов, опасаясь, что его могут прервать, не дослушав, сыплет торопливые и не очень складные слова:

– Повторяю – пока нужны все формы. И те, у кого есть способности, а может быть, даже талант контрразведчика старой школы, пусть продолжают… Но ведь меня учили на физико-математическом, а потом в аспирантуре, я кандидат наук, – зачем же и меня на это?..

– Теперь только вижу, как мудро я поступил, взяв вас с собой, – добродушно смеется Астахов. – Засиделись вы в лабораториях и современную оперативную работу представляете себе, видимо, по библиотечке военных приключений. Надеюсь, что поездка наша поможет вам кое в чем разобраться. Ну, а теперь спать!

4

Больше всего беспокоит подполковника Загорского то обстоятельство, что полковник Астахов ничего ему не объясняет, хотя совершенно очевидно – приехал он неспроста. Неужели в прошлый раз не понравилось ему что-то на полигоне?

Действует ему на нервы и этот долговязый капитан Уралов. Скептически смотрит он на все прищуренными глазами и хотя бы слово вымолвил.

Они обходят те же самые объекты, которыми интересовался Астахов в свой первый приезд. А когда полковник спрашивает у капитана время, Загорский вспоминает, что именно в этот час Астахов осматривал полигон неделю назад. Случайно ли такое совпадение? У Загорского и так много неприятностей сегодня, а тут еще эта головоломка…

Удивляет Загорского и то обстоятельство, что полковник вдруг останавливается именно на том месте, на котором они неожиданно заспорили в прошлый раз. Загорскому хорошо запомнилось, что разговаривали они тогда о книге летчика Уильяма Бриджмэна «Один в бескрайнем небе». Полковнику она нравилась, а Загорского оставила равнодушным. Неужели и теперь Астахов будет расхваливать эту книгу?

Но нет, не похоже что-то, чтобы полковник собирался продолжить прежний спор. Осмотревшись по сторонам, он достает из своей полевой сумки иностранную газету. Развернув ее, пристально всматривается в какую-то фотографию. Похоже, что и капитан Уралов не понимает, в чем дело, – он смотрит на Астахова с явным недоумением.

– Как по-вашему, – обращается к нему полковник, протягивая газету, – откуда мог быть сделан этот снимок?

Загорский, заглядывая через плечо капитана, видит на снимке свой полигон в момент запуска ракеты «Тау-21». Ничего не понимая, он почти вырывает газету из рук капитана, но полковник решительным движением отбирает ее и возвращает Уралову.

– Потом посмотрите, товарищ Загорский. Пусть капитан ответит сначала на мой вопрос.

Уралов внимательно рассматривает снимок. Конечно, сделать его можно было только на виду у всех со стороны поля, совершенно голого до самого горизонта.

– Итак?..

– Фотографировали метров со ста – ста пятидесяти… Вон примерно с той точки, – кивает капитан в сторону ромашек, украшающих макушку небольшого холмика.

– Ну, а если с помощью телеобъектива?

– В этом случае съемку можно было бы вести с расстояния трехсот и даже четырехсот метров. Но опять-таки на виду.

– Да, тут действительно все как на ладони, – подтверждает подполковник Загорский. На продолговатом, сухощавом лице его не только удивление, но и явный испуг. – Я хорошо помню тот день. Было тут тогда то же, что и сейчас, – ни единой души и ни единого предмета в поле. Ума не приложу, как в таких условиях смогли сфотографировать мой полигон…

А капитан уже мерит поле своими длинными ногами. Ходит взад и вперед возле холмика, на котором растут ромашки. Опускается даже на колени, ощупывает траву вокруг.

– Вы, конечно, понимаете мое положение, товарищ полковник, – оправдывается Загорский. – Я ведь…

– Да, я понимаю, – перебивает его Астахов, – потому и не спрашиваю вас ни о чем. Этого никто пока не может объяснить. Или, может быть, вы рассеете наше недоумение? – обращается он к подошедшему капитану.

– Нет, я тоже ничего пока не понимаю, – признается Уралов.

– Тогда сфотографируйте, пожалуйста, общий вид полигона, – просит полковник Астахов, передавая капитану немецкую газету. – Постарайтесь, чтобы снимки были в таком же ракурсе, как и на фотографии, помещенной в этой газете.

– Есть, товарищ полковник! – прикладывает руку к козырьку фуражки капитан Уралов. – Позвольте мне также обследовать некоторые участки полигона.

– Делайте все, что найдете необходимым, – разрешает Астахов и поворачивается к подполковнику: – А вы, товарищ Загорский, учтите, что вашу технику и все ваши действия на полигоне кто-то тайно фотографирует в любое время дня, а может быть, и ночи.

5

Инженер-полковник Шахов несколько лет подряд давал себе слово заняться «приведением в порядок своего фюзеляжа». Он имел в виду ежедневную физзарядку и регулярные занятия спортом. Конкретно – теннисом. Составлялись программы максимум и минимум, ни одна из коих не была осуществлена. Мешали этому и чрезмерная занятость, и некоторые другие обстоятельства, главным же образом – элементарная леность. А когда перевалило за пятьдесят, Шахов вообще махнул на все рукой, стал только китель заказывать попросторнее.

Лишний вес между тем все чаще давал себя знать. Сказывалось это не только на работе сердца, но и на нервах.

Поэтому-то скверное настроение, не покидавшее его в последние дни, Шахов был склонен приписывать своей тучности.

Скверно у него на душе и сейчас. Изнемогающий от жары и усталости, вот уже более получаса лежит он на диване и хмуро смотрит в потолок. Весь день сегодня пришлось нервничать, доказывая свою точку зрения, а зачем? Если полковник Астахов намерен больше считаться с фантастическими теориями капитана Уралова, а не с его, Шахова, опытом, то какой смысл во всех этих спорах? Нужно, пожалуй, пойти к самому генералу и доложить ему свою точку зрения…

Уралов, конечно, толковый малый. Начитанный, знающий. Но зачем же быть еще и фантазером? Он воображает, что вражеская агентура оснащена чуть ли не карманными электронными машинами, и не сомневается, что испытательный полигон ракетного оружия фотографировался какими-то кибернетическими средствами. Практика показывает, однако, что вражеские агенты великолепно обходятся и обыкновенным фотоаппаратом. А то, что им удалось сфотографировать не только полигон, но и самого полковника контрразведки Астахова, это уж результат сноровки агента, производившего съемку. Вот послушаем завтра, что скажут эксперты, изучавшие эти снимки, тогда и будем делать выводы…