– Ну, что слышно, радисты?

– Тишь та гладь, товарищ подполковник, – ответил Чуенко. – Мабуть, волну переменил цэй мерзавец?

– Не думаю, – ответил подполковник. – Во всяком случае вы продолжайте слушать на этой волне.

Подойдя к телефону, он назвал позывной одного из отделов контрразведки и, когда ему отозвался кто-то, спросил:

– Ну что там у вас? Тишина? И у нас все в порядке. Гость делает вид, что компания наша ему нравится. Ведет себя довольно развязно, но пить много, видимо, побаивается. Выяснилось, что любит музыку. Пришлите пластинок, патефон у нас есть. Подберите что-нибудь из легкого жанра. Боюсь, что наши классики не дойдут до него. Он ведь даже опереточные арии считает слишком серьезной музыкой. Что? Не хочет ли спать? Говорит, что выспался за день и рад хорошей компании. Когда будет что-нибудь новое, звоните мне сюда, на «Двину», кто-нибудь из сержантов вызовет меня от Ратникова.

Положив телефонную трубку, подполковник подошел к рации, проверил настройку и ушел, еще раз предупредив сержанта быть внимательным.

Прошел еще час, а рация попрежнему безмолвствовала.

– Ты бы накал проверил, Петро, – тревожно сказал Мгеладзе. – Не сели ли батареи.

– Нэ лизь попэрэд батька в пэкло, – махнул на него рукой Чуенко. – Сам як-нэбудь разбэрусь.

Помолчав немного, Мгеладзе заметил:

– Ты бы прилег, Петро, а я подежурю за тебя. Смотри, батько уже улегся.

Батюшкин в самом деле устроился на стоявших в землянке Чуенко сундуках со старыми инженерными уставами и наставлениями и тихонько похрапывал.

– Брось ты смешить меня, Арчил, – рассмеялся Чуенко, – бо батьку разбудим.

Около двух часов в землянку зашел молодой ефрейтор, вернувшийся из дозора, и сообщил, что в лесу полно танков и самоходной артиллерии.

– Похоже, что утром начнется, – многозначительно заметил он. – Наши минеры тоже к переднему краю ушли. Строители моста там уже с вечера.

Чуенко только вздохнул сокрушенно, бросив злобный взгляд на рацию, как будто она была виновницей всех его неприятностей.

– А как думаешь, когда начнется? – спросил Мгеладзе.

– Светать начинает, – ответил ефрейтор, доставая кисет с махоркой, – я так полагаю, что к восходу солнца должно начаться. Солнце теперь рано поднимается, не спится ему, видать. Старший техник-лейтенант днем говорил, что восход сегодня по расписанию в три сорок пять, а может быть, по случаю чрезвычайных событий солнце и раньше поднимется, – усмехаясь в пушистые прокуренные усы, заключил он.

– Ну, ладно, поболтали и хватит, – проворчал проснувшийся Батюшкин. – Дайте Чуенко работать.

– Ничего соби работенка! – покачал головой радист, поправляя настройку, как раз в это время защелкало что-то в динамике.

Все сразу насторожились, а Батюшкин, встав с сундука, на носках осторожно подошел к рации и, подняв вверх указательный палец, сердито зашипел на всех, призывая к тишине.

– Инглаул… инглаул… инглаул… – раздался вскоре уже знакомый Чуенко завывающий голос.

– Беги к подполковнику, Арчил, – торопливо бросил радист Мгеладзе. – Скажи, что «Филин» объявился.

Не успел еще сержант выбежать из землянки, как раздался телефонный звонок. Батюшкин бросился к телефону и рывком взял трубку.

– Сидорова срочно! – приказал кто-то.

– Слушаюсь! Вызываю, – ответил Батюшкин и, не кладя трубки, стал ждать прихода подполковника, не сводя глаз с могучей фигуры Чуенко, склонившейся над рацией.

Подполковник Сидоров торопливым шагом вошел в землянку и, ничего не спрашивая, взял трубку у Батюшкина.

– Сидоров у телефона, – сказал он. – Так, ясно. Тут тоже кое-что нащупали. Все понятно, будем действовать.

Положив трубку, он быстро подошел к рации и стал прислушиваться. Хриплый голос все еще выкрикивал:

– Инглаул… инглаул… инглаул…

– Слышимость сегодня плохая, – шопотом заметил Чуенко, – видимо, никак он с этим «Филином» не свяжется.

– Постарайтесь, чтобы слышимость не падала, – сказал подполковник. – Я сейчас…

Он почти бегом бросился к выходу и спустя несколько минут снова возвратился уже с капитаном Крокером. У капитана было красное лицо и испуганные глаза.

– Так вы говорите, что у вас нет позывного «Филин»? – спрашивал его подполковник.

– Нет, такого у нас и не было никогда, – удивленно ответил Крокер.

– А вы вот послушайте, пожалуйста, – подвел его подполковник к рации. – Слышите? Чей это голос, по-вашему?

– Удивительно знакомый голос… – смущенно заметил Крокер.

– Я подскажу вам, – усмехнулся Сидоров. – Это голос вашего сержанта Гэмпа. Слышите, он вызывает «Филина». Рация на вашем самолете, следовательно, в порядке. В порядке она была и в прошлую ночь. Да, и вообще, видимо, никогда не портилась. Что вы на это скажете, господин капитан?

Крокер растерянно мигал глазами, не зная, как выйти из затруднительного положения,

– Слышите, – продолжал подполковник. – Гэмп начинает передавать «Филину» шифрованную радиограмму. Вот первая, ключевая группа цифр… А вот уже и текст.

В динамике прозвучало еще несколько слов, и вдруг частый глухой ритмичный звук стал забивать голос, произносивший цифры.

Подполковник вздохнул облегченно и довольно заметил:

– Ну, Гэмпу не удастся теперь больше ничего передать «Филину». А «Филин», как мы установили еще вчера, – это агент немецкой разведки по ту сторону фронта. Вот раскодированная шифрограмма, переданная вчера вашим радистом этому «Филину».

Вначале оробевший было капитан Крокер теперь взял себя в руки и воскликнул с притворным возмущением:

– Так вы, значит, обвиняете нас в шпионаже?!

Хотя Сидоров ни минуты не сомневался, что Гэмп действует не без участия или, уже во всяком случае, с ведома Крокера, он все же нашел благоразумным ни в чем пока не обвинять его и ответил спокойно:

– Я имею в виду, господин Крокер, одного лишь сержанта Гэмпа, явно работающего на немцев во вред не только нам, но и вам, нашим союзникам. Прошу вас в связи с этим, господин капитан, оказать нам содействие в его задержании.

У Крокера невольно отлегло от сердца. Русские, значит, ни в чем не обвиняют его, а этот наглец Гэмп раз уж засыпался, то пусть и понесет один всю ответственность за свою бездарность. Нечего ему, капитану Крокеру, портить свою служебную карьеру из-за этого неудачника…

– Я сделаю все, что подскажет мне моя совесть, – глухо проговорил он, хмуро глядя на подполковника Сидорова.

ВЫНУЖДЕННАЯ ПОСАДКА

Сержанту Джиму Бемблю, назначенному в караул, давно уже надоело ходить вокруг «летающей крепости» и он все чаще останавливался у освещенного луной изображения двух карт на борту фюзеляжа, под которыми была надпись «Блэк Джэк», что означало – черный валет. Чем больше приглядывался он к изображению этого валета, тем большее сходство обнаруживал между ним и своим капитаном Чарльзом Крокером.

«Чёрт возьми, – весело подумал Джим Бембль, – как мы раньше не замечали этого? Во-первых, масть. Ну то, что наш Чарли пиковой масти, это само собой. Но ведь и нос, и глаза тоже его! Да капитан, верно, специально приказал нарисовать этого валета с самого себя. Ну, конечно же! Если надеть нашему старику берет, да камзол средневековый, да еще дать в руки алебарду – ни в чем тогда его от «Черного Джека» не отличишь».

Мысль эта до того развеселила Джима Бембля, что он уже решился было разбудить кого-нибудь из приятелей, чтобы поделиться своим открытием. Но вдруг позади него раздались чьи-то шаги, и он испуганно вздернул автомат, крикнув дрогнувшим голосом:

– Стой! Кто идет?

– Свои, Джими, – услышал он знакомый голос. – Это я – сержант Гэмп.

– Где тебя черти так поздно носят, Джо? – облегченно вздохнул Джим.

– Прогуливался, – неохотно ответил Гэмп.

– А я уже думал, что наш старик тебя на банкет к русским захватил, – усмехнулся Бембль.

– Капитана разве нет еще?