Иноземцами назывались все те лица, которые прибывали из других городов Ливонии или из иностранных земель и не вписывались в местное гражданство или купечество. Они не принимали никакого участия в управлении городом, им не разрешалось владеть на правах собственности домами и землями, они не могли заниматься местной торговлей или ремеслом. Свои товары им разрешалось продавать только оптом и исключительно местным гражданам. Приобретать товары они могли только у местных граждан без права перепродажи иностранцам и гражданам. То есть бюргеры выступали посредниками, которые ограничивали свободу торговли для иностранных купцов.
Национальный состав городов, в том числе и эстонских, конечно, не был однороден. Так, помимо немцев и эстонцев в Ревеле, Дерпте (Юрьеве), Нарве проживали и русские, преимущественно купцы. Их центр поселения в Ревеле вначале находился к северу от Малых морских ворот, а в XV в. — у Никольской церкви на улице Вене. Церковные подвалы и подсобные постройки русские купцы использовали в качестве складских помещений.
В Дерпте русские жили также в особой части города внутри городских стен. Она называлась «русским концом». Новгородцы и псковичи имели здесь даже свои отдельные церкви и свою базарную площадь. Много русских проживало также в городском предместье за рекой Эмайыги.
В городах селилось небольшое количество лиц и других национальностей. Например, в Ревеле и Хаапсулу жили шведы, в Ревеле и Нарве — финны, в Нарве обрела пристанище и часть Вольского населения.
Несмотря на многообразный национальный состав, вся власть в городах принадлежала богатым немецким бюргерам. Путём всевозможных ограничений и запретов они закрывали небюргерам доступ к престижным и доходным профессиям.
Корпорации (духовенство, орден, вассалы и горожане), на которые разбились немецкие колонисты, существовали отдельно друг от друга, не чувствуя гражданской связи друг с другом и не стремясь установить такую связь, ибо не хотели ограничивать свои доходы жертвами на какое-либо общее дело, как бы полезно и необходимо оно ни было{10}.
II.3. Население Ливонии: побеждённые
В первые годы существования Ливонии император Фридрих II, папы Иннокентий III, Гопорий III и Григорий IX запрещали ордену порабощать местное население, специальными грамотами старались обеспечить ему личную свободу, право собственности и вообще владение всем тем, чем они пользовались до обращения в христианство. Но ни грамотами, ни запрещениями, ни усовещеваниями было невозможно преодолеть силу вещей, приобретшую самодовлеющий характер и явившуюся следствием двух крайностей в положении населения Ливонии: на одной стороне пришельцы-победители, представленные меньшинством, на другой — туземцы-побеждённые, образующие громадное большинство. Разумеется, отношение к побеждённым и видение их места в системе формировавшегося ливонского социума определялось интересами победителей.
Удержать в повиновении массы побеждённых и обеспечить себе кормление можно было только военной силой и раздачей покорённых земель в лены вассалам. Получив от епископов или ордена лены, вассалы кроме личной службы своему сюзерену держали местное население в должной покорности, взыскивая с него подати и налоги в пользу епископа или ордена, а также в свою пользу. Вначале подати, установленные епископом Альбертом, составляли около 20% с жатвы, потом вассалы произвольно распространили их на всё, что только имели побеждённые. Такой порядок вещей, установленный силой оружия, вызывал ропот и волнения местных племён, ещё не забывших о своём вольном состоянии. За ропотом следовали восстания, которые жестоко подавлялись. Восставших наказывали, лишали прав и собственности. Постепенно местное население, лишённое собственности, само становилось собственностью владельцев.
Закрепощение латышей и эстонцев происходило постепенно. Этот процесс завершился ко второй половине XV в. С этого времени все туземные ливонские жители стали называться бауэрами (Bauer) или наследственными людьми — Erbleute. Ленная система не только обусловила крепостное состояние, но и повлекла за собой разделение помещичьих земель на земли мызные и крестьянские. Вначале победители осмеливались селиться только в укреплённых городах и замках, не создавая самостоятельного хозяйства в своих владениях. Но по мере упрочения своей власти они стали непосредственно обосновываться в ленных владениях и создавать самостоятельные хозяйства — мызы или имения.
Мызные земли крестьяне обрабатывали для своих господ, а крестьянские — для собственного пропитания. Разделение земель на мызные и крестьянские шло в упорной борьбе. Для создания имений колонисты насилием, угрозами, откупом или каким-либо другим путём сгоняли крестьян с лучших земель, уничтожая порой целые деревни и захватывая в свои руки общинные пастбища, покосы и леса. Хотя процесс создания и расширения имений был очень длительным, однако исход его был предрешён. Он повлек за собой дифференциацию среди крестьян. Между ними стали различать: хозяев (Hakenmanner), батраков-работников или бобылей (Losbinder, Lostreiber) и дворовых людей. Хозяин пользовался крестьянским участком. За это он отбывал повинности и барщину, которые определял по своему усмотрению помещик без малейшего контроля со стороны епископа или ордена. Чем обширнее становились имения, тем тяжелее была барщина и тем неизбежнее введение всё новых и новых повинностей. Батрак не имел земли и находился на службе у крестьянина-хозяина. Дворовые люди служили и жили у помещика, в его дворе. За совершённое преступление крестьянин обращался в дрелла — полного раба своего помещика[10].
После закрепощения крестьян к крепостному состоянию причислялись все дети крепостных родителей, все добровольно вступившие в крестьянство, а также все беглые крестьяне, которые в течение тридцати лет не были востребованы обратно своими прежними владельцами.
Постепенно сформировался кодекс простых правил, определявших права крестьян и их отношения к владельцам. Во-первых, крестьяне не могли самовольно переходить от одного владельца к другому. Во-вторых, беглых крестьян следовало немедленно возвращать их законному владельцу. В-третьих, крестьянин не мог владеть недвижимым имуществом, он мог обладать только движимостью, которая в случае его бездетной кончины переходила к помещику. В-четвёртых, владелец мог налагать на крестьянина всякие повинности по своему усмотрению и бесконтрольно. В-пятых, суд над крестьянами вершил их владелец; в случае серьёзного преступления помещик мог чинить и уголовный суд, но в присутствии епископского фогта и старших крестьян в качестве присяжных.
Крепостное состояние могло быть прекращено или отпуском на волю или за давностью, если крестьянин не менее двух лет проживал в одном из городов, пользовавшихся рижским правом и в течение этого времени не был востребован от города своим владельцем.
Лишившись личной собственности, сделавшись собственностью своих помещиков и их рабочей силой, латыши и эстонцы чрезвычайно обеднели. И это обеднение, как свидетельствуют историки, сопровождалось не только огрубением, но даже одичанием всей массы крестьянского населения Ливонии{11}. Древнее изречение «Горе побеждённым!» наиболее точно передаёт положение, в котором оказались эстонцы и латыши после покорения их крестоносцами.
II.4. Крестьянская война в Эстонии в 1343 — 1345 гг. (Восстание Юрьевой ночи)
Статус побеждённых, навязанный эстонцам немецкими пришельцами, был унизителен, жесток и просто несовместим с их выживанием как народа. Земля предков уходила из-под ног эстонцев в ходе агрессивных захватов со стороны помещиков, разрушавших целые деревни и присоединявших к своим мызам крестьянские дворы и общинные угодья. В прибрежных районах эстонцы вытеснялись из мореходства, морской торговли, рыболовства. Всё это происходило на фоне постоянного роста разного рода повинностей и закрепления за рыцарством права над жизнью и смертью крестьян.
10
Не все ливонские туземцы были обращены в крепостных людей. Некоторые за заслуги перед орденом или епископами освобождались от крестьянских повинностей и служб и имели статус земских свободных людей (Freie, Landfreie). К числу таких людей принадлежали короли куронские (так назывались потомки древнего рода, который в старину управлял всеми прибалтийскими племенами). Они были некем иным, как богатыми вольными крестьянами, старшина которых имел лен из 100 крестьян.