– Знаете, Ваше Величество, ваше упрямство и несговорчивость наводят меня на одну неплохую мысль, – произнёс Марчелл после долгого молчания.

– Да? И на какую же? – Император удивлённо поднял брови, глядя на сионийца, пристроившегося на углу стола по левую руку от Малиновски.

– На какую? – в задумчивости повторил Марчелл, поглаживая указательным пальцем подбородок. – Объявить вам войну…

Джейк, отчётливо слышавший каждое слово, напрягся всем телом, ощущая каждой его клеточкой нависшую угрозу, исходившую от каждого человека, сидящего здесь, за столом. Даже Айяххо, мало, что понимающий из коротких и неполных пояснений Агдальского, заметно посуровел лицом, чувствуя опасность момента.

Замолчали все! Все и разом! Сидели неподвижно, переваривая услышанное. Никто не думал о войне, хотя, если прикинуть, все представители Совета внутренне ждали именно этого финала. Разрыв отношений, прекращение дискуссии, объявление войны – всё это ожидалось при неблагоприятном стечении обстоятельств. Этого ждали, но только со стороны Императора…

А тут Марчелл… Хотя, что в этом удивительного? Радикальные меры решения проблемы – при помощи оружия – мог предложить только он, главнокомандующий Сионийской Армии.

Нет! Нельзя было ему торопиться!

Ежи Малиновски в отчаянии стиснул зубы, до боли, до отрезвляющей боли в челюстях. Как теперь поведёт себя Император в ответ на открытую, такую прямую угрозу? Как?

А Император молчал! Молчал долго!

Ничего – ни малейшей мысли – не отразилось на этом враз окаменевшем лице. Только Джейк, видевший лишь затылок и спину Его Величества, чувствовал и внутренне содрогался от ужаса при мысли о том, ЧТО сейчас творится на душе Его Величества! Нет, это не просто шквал эмоций, буря чувств. Это слабо сказано! Потому что, то, что смог уловить Джейк из тех обрывков мыслей и эмоций, которые перегорали в голове Императора, словом выразить было невозможно! А люди, сидящие вокруг стола, испытывали не меньшие чувства только потому, что не знали, что же будет через две минуты, какой реакции ждать от Императора? Чего ждать?

А Император вдруг рассмеялся легко и непринуждённо, будто даже весело, запрокинув голову и развалясь небрежно в кресле. И смеялся он так беззаботно и заразительно, как над весёлой шуткой, что все вокруг стола сидящие невольно заулыбались с каким‑то виноватым видом.

– Вы, видно, хотели пошутить, господин Марчелл? – спросил неожиданно Император, разом став серьёзным. – Считайте, что шутка удалась… Хотя я бы сказал, грубая и глупая шутка! – И тут Его Величество приказал, обращаясь к своему гвардейцу за спиной: – Спросика этого гриффита, хочет ли он, чтобы его мир превратился в поле боя между двумя державами? Державами, не желающими уступить друг другу лишний кусок земли? И переведи ответ так, чтобы его слышали здесь все! – и Император коротким взмахом руки указал на сионийцев.

Джейк начал неуверенно, первые два слова прошептал и чуть не поперхнулся. Как объяснить этим гриффитам, что такое война, когда они никогда между собой не воевали? Вряд ли любой из присутствующих сможет понять всю трудность приказа, и ответить на этот вопрос!..

– Смелее, курсант! – выкрикнул вдруг Император, чуть повернув голову и глядя назад через плечо. Выкрикнул так, что в зале вздрогнули от неожиданности. Джейк заговорил громче, отчётливо и медленно выговаривая каждое слово, но думая при этом больше не о том, как поймёт его гриффит, а подбирая более понятные слова и выражения, способные дать понятие, суметь объяснить, что же есть такое «война» и чем она опасна. Гриффит слушал, не перебивая, хотя по лицу его было видно: вопросов у него сейчас даже больше, чем ответов.

– Война, – сказал, наконец, Айяххо на Едином языке, так как на гриффитском не смог подобрать сходного по смыслу слова, – это, как ураган, убивающий всякое живое дерево и всякое живое существо на своём пути… Это, как долгий ливень, лишающий солнца и прозрачного небесного Ока… Это, как жаркий и неподвластный воле небесный огонь, упавший на землю и породивший пожар‑убийцу… Это, как край Мира у бездонной бездны горькой воды и беспощадного солнца, где остаёшься один без защиты зеленных ладоней леса и сладкой крови ручья…

Этот старик мог бесконечно долго описывать и сравнивать с виденными им ранее природными катаклизмами и катастрофами всего лишь одно слово, понятное любому, – ВОЙНА!

Главное, что он понял: война – это смертельно страшно и – главное! – противоестественно для человека!

– Да, – кивнул в ответ Джейк, радуясь, что труд его не пропал даром, – вы правы, мудрый, видевший за годы то, что не дано иногда увидеть и услышать и сотне равных нам. Но война – это как все беды сразу, беды без конца и края…

При этих словах Айяххо заметно побледнел, у него пропало даже желание говорить, хотя по лицу его было заметно, что гриффиту приятно общаться на родном языке с человеком, близким его пониманию.

– Он в шоке, Ваше Величество, – ответил за Айяххо Джейк одной короткой, но понятной всем фразой.

– Хорошо, войну оставим напоследок, как крайнее средство, – вмешался молчавший до этого Малиновски. – Военные действия в наше культурное время – верх глупости! Полный абсурд!

Объект наших разногласий – какие‑то 30–40 километров девственных лесов, в которых никто, кроме гриффитов не живёт. А им, как я знаю, всё равно, на чьих именно землях будут стоять их дома! На земле сионийцев или ниобиан!

– Зато, знаете ли, мне не всё равно, на чьих землях будут стоять мой титановый рудник и два моих города! – Его Величество, будто издеваясь, повторил тон голоса и манеру Малиновски. Получилось настолько похоже, что кто‑то в дальнем углу хмыкнул, не сумев подавить невольный смешок, но тут же замолчал под пристальным взглядом остальных.

– Нам не нужны ваши города, – произнёс Дорожный, теряя терпение, так как повторил это уже раз третий, не меньше. – И рудник этот тоже не нужен…

– Просто территории континента должны быть поделены так, как были открыты, – предложил Стайерс. – Сионийский поисковый бот опустился в центре Гриффита, вот, значит, от этой точки деление и начинать! Налево от Флорены – наша земля, направо – ваша!

– Да, и не забудьте взять линейку, – усмехнулся Император, – да подлиннее!.

– А если серьёзно? – раздался укоризненный голос Агдальского.

– Прошу прощения, господа! – Император улыбнулся.

– Значит, так! – громко, так, чтобы привлечь на себя всеобщее внимание, сказал Клейтон и поднял раскрытую ладонь, призывая к тишине. – Я, вот, что скажу!.. Гриффит используется и Сионой и Ниобой как общая сырьевая база. Ведь так? Конечно, кем‑то больше, кем‑то меньше…

– И кое‑кем намного меньше, если начинать сравнивать, – перебил его Император с ухмылкой. – Мы на Гриффите за неполных 38 лет построили всего 7 перерабатывающих комбинатов: 3 полных линии по переработке и 4 рудника. А вы? У сионийцев малейшая база и рядом с ней – космопорт! И челноки оттуда на орбиту непрерывно, как болотные комары, туда – сюда.

– Зато у вас города, как грибы, прут! – воскликнул в сердцах Дорожный. – И каждый численностью не меньше 20 тысяч человек населения.

– Ниоба в последние 20 лет переживает демографический взрыв, – возразил с упрёком Его Величество. – На Гриффит отправляются все желающие и даже существует система льгот и скидок на перевозку. Нечего упрекать нас, ниобиан, в том, что у вас слабый прирост населения…

– В первую очередь, Ваше Величество, на нашей Сионе очень сложные условия существования, – заметил с иронией Клейтон. – Ваш дед знал, куда ссылать преступников… Холодное лето, вечная мерзлота, скудная растительность… Почти полное отсутствие природных ресурсов и животных… Идеальная тюрьма для противников режима и всех недовольных… Не так ли?

– Клейтон, прекратите! – воскликнул вдруг Малиновски и хлопнул раскрытой ладонью по крышке стола. – Хватит! Мы собрались здесь решать очень важный вопрос, важный для всех жителей обеих планет. Поэтому – никаких эмоций, личных переживаний и обид! Ясно?!!