- Я не привык разбрасываться своим словом, - сказал Артур, - и никогда бы не взял его назад. Я обещал тебе свою защиту, и я ее тебе предоставлю. Ты находишься под моим покровительством, и ни один человек в королевстве отныне не посмеет поднять на тебя руку. Если, конечно, не желает поскорей умереть. Ты вольна поступать, как пожелаешь, но я бы посоветовал тебе отправиться в Малерион, там сейчас безопасней всего. Я выдам тебе надежную охрану.

   Эльза тоже встала со скамьи, оказавшись на пол-головы ниже Айтверна. Она обогнула стол, и встала напротив Артура, в шаге от него. До того близкая, так и хочется коснуться рукой... А, собственно, за чем дело встало?

   - Спасибо, - сказала девушка, - нет, правда, спасибо большое... Но, вынуждена огорчить, я не хочу отправляться в Малерион. С вашего позволения, герцог Айтверн, или без вашего позволения, но я останусь здесь. Мне кажется, раз уж вам предстоит вести сражение, то также вам понадобится менестрель, который сложит об этом сражении балладу. Должен же кто-то воспеть ваши подвиги? Вот я и буду... воспевать. А для этого мне необходимо самой увидеть их, ведь ни один порядочный менестрель не станет складывать песню о том, чего никогда не видел сам, а только лишь слышал от других. Люди почти всегда приукрашивают увиденное, герцог Айтверн. Сплетни и домыслы - слишком ненадежный источник, чтоб полагаться на них. Моя профессиональная этика просто не позволит мне... - Девушка оборвала себя на полуслове. На ее щеках проступила краска, тут же сгинувшая. - Ну, долго еще будешь стоять, как пень? - шепотом спросила Эльза. - Зря, что ли, охрану прогонял?

   - Я никогда ничего не делаю зря, - так же шепотом ответил ей Артур.

   Он обхватил ее за плечи и прижал к себе - ее, закутанный в черное и серое сгусток огня. Не девушка, а человеческое воплощение того самого пламени, что заместо крови текло в жилах драконов, давших начало его дому. Повелитель небес нашел свою повелительницу. Осмелитесь ли вы отрицать это, сударыня?

   Артур на миг оторвался от Эльзы, но лишь для того, чтобы взять ее лицо в свои ладони - точно также, как брал в них родниковую воду, желая напиться. Он нашел ее губы своими. Нынешний поцелуй ничуть не походил на тот, первый, торопливый и скомканный. Тогда, на деревенской улице Артур просто одурел от растерянности, страха и усталости, и отчаянно хотел удержать Эльзу подле себя. Ему до чертиков надоели расставания и прощания, и юноша понятия не имел, как избежать еще одной потери. Сейчас же он твердо знал, чего хочет. И не желал отступать. Он слишком устал отступать.

   Зеленые глаза оказались совсем близко. Боже милосердный, какие они огромные, того и гляди потонешь в них и захлебнешься. Он не один раз говорил подобную чушь скучающим особам, с которыми к взаимному удовольствию проводил время, но лишь сейчас понял, что сам готов в эту чушь поверить.

   - А ты мастак целоваться, приятель! Никогда бы не подумала, после прошлого-то раза...

   - Я хорошо владею и множеством других искусств.

   - Правда? Докажешь?

   Бросаете мне вызов, сударыня? Ну что ж, я всегда поднимаю брошенные перчатки, равно с голых камней и с цветочных ковров.

   Артур не стал отвечать - не стал отвечать словами. Зачем говорить, если можно донести свой ответ иначе? Если можно ответить прикосновениями рук, прикосновениями губ, теплом щеки, на миг прижавшейся к щеке. Пальцы Артура, равно привыкшие к эфесу и поводьям, переплелись с пальцами Эльзы, так ловко перебиравшими когда-то струны лютни - давным-давно, в одном уютном трактире в один страшный день. Артур обернул девушку вокруг себя в причудливом па, она закружилась, как расплясавшийся огонек свечи, ранимый и тонкий. Ранимый ли? Что за глупости, куда легче поразить насмерть молнию, нежели хоть краем задеть эту звонкоголосую певицу с ее детской непосредственностью и насмешливой улыбкой.

   - Танец? - засмеялась Эльза.

   - Вся наша жизнь - танец.

   Ее глаза сузились:

   - До того, как наступит смерть?

   - Смерти не существует.

   Его пальцы легли ей на горячие бедра. Артур покрывал поцелуями лицо Эльзы, ее шею, ловко расстегнул верхние пуговицы ее рубашки, лаская впадинку между ключицами. Ее волосы хлынули на него медной волной, ладони обхватили затылок. Юношу раскололо надвое внезапно пронзившей его сладкой пульсирующей судорогой. Откуда-то из глубин его существа поднималась свежая волна, готовая захлестнуть с головой. Он видел такие волны в бурю. Там, дома, они погребали под собой берег и доходили до самых стен Малериона - неотвратимые волны, от которых нельзя убежать. Низвергающийся прямо на голову штормовой океан. Неправда, что в бурю можно погибнуть. В буре можно родиться. Если повезет.

   - Герцог, а правда, все в вашем роду - немножко не в себе?

   - Гнусная ложь. Мы - полные безумцы, моя леди.

   Смех Эльзы взорвался миллионом звезд, отражающихся в миллионе зеркал:

   - Твоя леди? Твоя ли? Сможешь меня взять? И удержать?

   - Смогу, даже не сомневайся.

   - Ну попробуй!

   Время меняет ритм, пространство меняет размер, реальность меняет плотность. Эльза отстраняется, откидывается назад, выгибается, запрокидывая голову и поднимая грудь. Потягивается, не то зевая, не то хохоча. Артур притягивает ее обратно, прижимая к себе, не желая больше никогда отпускать. Она с хохотом отбивается, потом поддается. Ее огонь рвется из-под дорожной одежды, опаляя его кожу. Где-то за краем мира звенит гитарная струна, летит во все стороны яростная мелодия, влекущая за собой и заставляющая кружиться по бесконечной спирали. Мир вокруг тает, его больше нет, его никогда не было, его никогда не будет, нет ни прошлого, ни будущего, одно только сейчас, вечное сейчас, отныне, навсегда, навечно. Нерушимость объятий, прижимающееся к нему горящее тело, разлетающиеся вокруг искры, настоящие, мнимые - да какая разница? Руки Артура срывают с плеч Эльзы черную куртку и отбрасывают прочь, расстегивают пуговицы рубашки, развязывают ремень и единым рывком стягивают с девушки брюки. Она делает шаг в сторону, освобождаясь от остатков одежды, и стоит перед ним, обнаженная, на миг прижав ладони к узким плечам, а потом разводит руки в стороны. Пламя свечей пляшет на ее коже, выхватывает из цветного тумана упавшие на грудь волосы, маленькую родинку на бедре, темный треугольник волос ниже живота. Артур прикасается своим лицом к ее груди, ищет губами напрягшийся сосок, ловит его ртом, потом выпускает. Сгинает колени, скользит языком все ниже, ниже... Эльза сбрасывает с него алый плащ, помогает избавиться от камзола, рубашки и брюк. Каждое прикосновение к ее коже оборачивается сумасшедшим разрядом, похожим на удар все той же молнии. Ее тело зовет его, обещая наслаждение, не сравнимое ни с чем из того, что Артур знал прежде. Не доходя до походного ложа, они падают прямо на землю, обнявшись, переплетя ноги, катятся через весь шатер, прямо по молодой зеленой траве, множеством стебельков ласкающей их тела. Раздается смех, и Артур не может сказать, кому он принадлежит, ему или ей, потому что различия между ними растаяли, и он не может утверждать, где кончается он и начинается она. Пляшущие вихри захлестывают их, и они превращаются в грозу, ту самую, тысячу лет назад низвергавшуюся на Малерион, придя из штормовых морей, стальных и серых. Они становятся грозой, озаренной тысячами вспышек и разбивающей вдребезги ограду скал. Он сжимает ее бедрами своими, ее руки обхватывают его плечи, ее грудь прижалась к его груди, каштановые и золотые волосы переплелись прядями. Губы вонзились в губы, гроза торжествует, обнаруживая внутри себя четкий неумолкающий ритм, биение обернутого струями дождя сердца, и сердце грозы бьется все сильнее, все громче, все яростней, поглощая и переплавляя в себе вселенную. А затем оно взрывается ослепительной вспышкой, заставляющей землю и небо поменяться местами, и вот они уже плывут высоко-высоко, лежат на облаках, божественно белых, обволакивающих их сахарной ватой, плывут по молочной реке, освещенные лучами солнца...