-Нравится? Хочешь? Я не останавливаю, можешь поцеловать…

И когда он потянулся к губам, я пригнул его голову к подолу. Секундное замешательство, а затем я оказываюсь спиной на столе, а мои бедра закинуты на плечи Станиса. Какой же он все-таки тряпка…

Его полу-стон полу-рык. Я продолжаю лежать с сожалением констатируя, что подобные игры больше не вызывают во мне удовольствия. Зато Станис, судя по мокрым штанам абсолютно счастлив.

-Ты не получишь ее только дав мне себя отлизать - как мило, мы торгуемся?

-А кто сказал, что я тут ради нее? Может мне хотелось вспомнить былое…

-Не начинай, мы уже выяснили касательно твоего таланта лгать.

-Станис, мне плевать, чем и как ты с ней занимаешься. Главное, сам не пожалей потом. Она все же одной со мной крови. В отличии от тебя.

Ух ты, а он научился делать больно мне. По крайней мере, удар поддых был не из приятной части вечера.

-Я не дам тебе поломать мои игру только потому, что питаю некоторые чувства…

-Скажи проще, из штанов выпрыгиваешь при виде меня, бедняжка - отдышавшись шеплю я и бью его ногой, целясь шпилькой в горло. Конечно, не получается, но кадык я все же задел. Вон как захрипел.

-Ладно, я собственно забежал…а, чтобы узнать твои планы и поучаствовать, но похоже в команду ты меня брать не желаешь, а больше нам не о чем говорить. Думал, выгорит из-за Детки, спешу расстроить, в отличии от тебя, она даже трахаться со мной не хочет, да и при любой возможности желает убить. Я бы назвал наши отношения - “сложными”. Никогда не любил сложности.

С этими словами я соскальзываю со стола и весьма сексуально виляя бедрами с задранным подолом иду в дверям. На сегодня хватит. Скорее всего, завтра я уже смогу увидеть Бабетт и возможно заполнить пустующий гроб Станиса телом.

Тина.

Бывает в жизни такое время, когда надо просто ждать и терпеть. Ненавижу терпеть и ждать. Особенно, когда ожидание затягивается, а терпение кончается. Но, именно сейчас я не хозяйка положения. Вообще не хозяйка чего-либо.

Данте. Как я так просчиталась? Строила из себя благородную? Дура! Надо было убить его когда имелась такая возможность. Но, я же не такая! Как я могла? Лучше запихать его в тюрягу, где целая куча моральных уродов и где нет места состраданию. Из Данте вышел отличный палач. А когда-то он хотел быть журналистом.

-Ты можешь просто попросить и я перестану - как мило с его стороны.

Я молчу, скорее не потому, что не хочу просить, а просто потому, что слишком сильно ушла в свои мысли. Поэтому новый порез на груди отрезвляет не хуже ушата ледяной воды за шиворот.

У нас наметилась новая и весьма увлекательная (для Данте) игра. Он решил, что на моем теле слишком мало шрамов и решил добавить чуток. Ровно столько, сколько дней ему пришлось сидеть за решеткой. Где-то на двухсотом я сбилась со счета. Порезы неглубокие, но их много вкупе с моим сотрясением и чувством беспомощности - раны почти смертельны. Я понимаю, что надо собраться, что надо быть сильнее и выдержать, но так хочется, чтобы он задел артерию и заметил слишком поздно.

-О чем ты думаешь? - в который раз спрашивает Данте, проверяя не ослабли ли ремни на моих ногах, с руками проще - они жестко зафиксированы наручниками.

-Дал бы сдохнуть или так нравится мучить? - морщусь я, каждое слово дается с трудом, тошнота подкатывает к горлу.

-Ну что ты! И в мыслях не было. Я ведь предлагал тебе варианты - нарочито сочувственный тон, окончательно выводит из себя.

Ну, да, он предлагал! Вот только сомневаюсь, что во время секса, который он предлагал, Данте бы меня не придушил. Сейчас он достаточно выпустил пар и скорее всего больше не особо стремиться убить меня. И да, вот сейчас бы он просто поимел меня, возможно грубо, но не смертельно. Вот только, я теперь совершенно не товарного вида и сексом со мной захочет заниматься разве что некрофил.

-Ты ненавидишь меня за то, что я не дала тебя убить? Или за то, что не дала себя трахнуть?

Он молчит. Долго. Я начинаю бояться, что он ушел и оставил меня вот так - исполосованную и пристегнутую, помню Людовик тоже уходил оставив меня прикованной и бывало не появлялся сутками.

-Я не понимаю - наконец заговорил он - спасла? Ты упекла меня в тюрьму!

-А остальные отправились на кладбище - надеюсь про Ника он не в курсе.

-То есть… Ты хочешь сказать, что их всех только из-за того случая?…

-Я не хочу сказать, я говорю…

-Лжешь! Ты специально!

-Кто тебе это сказал? Твой новый друг?

Ну, вот и все. Я чувствую, как он оказывается рядом, дыхание обжигает израненную шею. Данте смотрит мне в глаза. Пристально. Что он в них видит. Девчонку, которую сам уродовал не хуже чем Кукловод, израненного зверя, которого мучил часами, себе в угоду. Да, он все это видит и Господь не даст мне солгать, я тоже вижу себя такой. Остальное не имеет значения. Для него. Для меня?

-Почему… Крис, почему ты раньше молчала? Терпела?!

Ага, а теперь картинно закатить глаза и упасть в обморок. Жаль, что обморок вполне себе реальный, а не картинный. Что-то я слишком часто начала отключаться. Какая-то тенденция, чем чаще я общаюсь с Людовиком, тем больше я выпадаю из реальности.

День двенадцатый.

Ты веришь в любовь с первого взгляда?

Или мне пройти рядом еще раз?

Я не любительница физического воздействия. Как многие успели заметить. Мой метод - игры разума. Когда-то давно, ну не так чтобы десятки лет назад, но приблизительно шесть - семь, я поняла, что грубой силой, угрозами, страхом - всем этим можно добиться своего. Но то - принуждение, а добровольно - слабо? Да, большинству слабо. Я же лишь за счет умения управлять чужими желаниями, пока еще дышу и порчу озоновый слой.

Говорят, что боль физическая - ничто, по сравнению с душевной. Лгут. Любые моральные терзания отойдут на второй план, если к примеру, сломать руку. я ломала… И не только руку. Вот и сейчас проснувшись, первое, что я ощутила бешеную боль во всем теле. А не отвращение к сжимающему во сне мою перебинтованную грудь Данте. Да, не спорю мне было не приятно, но скорее от боли, чем от осознания кто меня трогает. Как-то после Людовика брезгливость пропадает.

Данте ощутив, что я зашевелилась, открыл глаза, всмотрелся в мое сморщенное лицо и наконец понял. Вскочил, заметался по комнате, явно вспоминая где оставил вчера антибиотики. Я молча ткнула пальцев в сторону тумбы в углу.

-Прости, прости, сейчас я поставлю обезболивающее, тебе очень больно? - суетясь и набирая в шприц какой-то дряни, бросает на меня виноватые взгляды он.

-Глупый вопрос. Конечно, мне “очень больно” - спросонья еле ворочая языком, отвечаю.

-Прости - укола в бедро я почти не ощущаю, впрочем это не мешает мне вздрогнуть.

-Зачем ты это делаешь?

-Что? - отбрасывая шприц, ложится рядом Данте и будто невзначай кладет руку мне на живот.

-Изображаешь из себя заботливого доктора? Я ведь видела, что вы сделали с остальными, меня наверняка ждет то же самое, так какая разница, в каком состоянии меня подорвет? Все равно остануться одни ошметки - мой блуждающий по выгоревшим обоям на стене взгляд останавливается на небольшой трещине.

Данте молчит, только его рука сильнее давит мое тело. Рывок. Он нависает надо мной, удерживаясь руками и ногами по бокам, словно взяв в капкан. Его лицо настолько близко, что я вижу зеленоватые крапинки в зрачке и мимические морщины в углах губ.

-Тебя никто не тронет - он это серьезно?

Я отворачиваюсь, задевая щекой его нос и почти подставляя подбородок для поцелуя. О да, это расхожее мнение, что губы идеальное место для поцелуя. Мужчины готовы целовать любой кусок кожи желанной женщины. А судя по дыханию Данте, я для него желанная даже в столь плачевном состоянии. вся в бинтах и лейкопластырях, которые он вчера усердно лепил на меня.

Вот только целует он не подбородок, а “случайно” показавшийся из-под волос шрам. Проводит языком по нему и опять целует. Я все так же неподвижно лежу, чувствуя, как его пах начинает давить мне на бедра.