Зажав в руке фотографию, она пошла в гардеробную и достала оттуда большую и тяжелую накидку. Этого она раньше никогда не делала — что за чудеса?! А потом… прямо босиком, только набросив на себя тяжелую накидку, она прошла через спальню и гостиную к входной двери и вышла в коридор.

Все это она проделала будто в трансе, не замечая ничего вокруг, не принимая никаких мер предосторожности. Любой мог увидеть ее, если бы захотел.

Я поспешно сунула ноги в туфли, набросила на плечи шаль и кинулась следом за ней. Почему-то я была уверена, что она собирается выйти из дома. Медленно, но очень уверенно, несмотря на темноту, она спустилась по лестнице к входной двери — я за ней. Но она оказалась проворнее. Поняв по звуку и по дуновению воздуха, что открылась и закрылась входная дверь, я постояла минутку в холле, прислушиваясь, не проснулся ли кто, и вышла вслед за ней на улицу. Да, что удивительно — она двигалась почти бесшумно, как бесплотный дух.

Выйдя на крыльцо, я осторожно прикрыла за собой дверь, убедившись предварительно, что потом легко смогу ее открыть.

Светила луна, заливая все необычайно ярким и одновременно призрачным светом. Даже тени казались живыми под этим таинственным мерцанием.

Ева была легко различима даже на расстоянии. Она шла медленным, почти торжественным шагом по тропинке к задней части имения. Теперь уже у меня возникли опасения, что меня могут увидеть, поэтому я свернула с тропинки и пошла, скрываясь за кустами и деревьями, иногда перебегая от куста к кусту, но в то же время следя за тем, чтобы расстояние между нами не слишком увеличивалось.

Сначала я решила, что она направляется к оранжерее, но она прошла мимо, не обратив на нее никакого внимания. Может быть, она хочет попасть в лабораторию Уллиса? Но нет, для этого надо было бы свернуть с тропинки, она же шла все прямо и прямо… к морю. Да, теперь сомнений не оставалось — она шла к пляжу, но к той его части, где я еще не бывала. Там было небольшое возвышение, как будто площадка. Почти голое, пустое место с несколькими кустами и довольно чахлыми деревьями. Что могло ее там привлекать?

Несколько минут, а может, и полчаса она бродила по этой площадке между деревьями и кустами, медленно, как во сне. Я следила за каждым ее движением. Время от времени я вздрагивала — это лунный свет шутил со мной шутки, и тогда казалось, что кто-то или что-то движется, а иногда, наоборот, Ева казалась такой же нереальной, как и ее тень.

Кажется, это была самая ужасная ночь в моей жизни. Все было нереальным, бестелесным, все было подобно лунному свету или теням. И казалось, все сейчас исчезнет, растворится в лунном свете, как тень. А я проснусь вся в холодном поту, как после кошмарного сна.

А что если она собирается здесь встретиться с кем-то? Меня охватила паника — ведь тогда мое присутствие, моя слежка сразу обнаружатся!

Но нет, она медленно продолжала путь к какой-то только ей известной цели, пока не подошла к самому краю пляжа. Я следила за ней из отдаления, время от времени оглядывая окрестности.

Окружающий меня мир был неописуемо, сказочно прекрасен, просто дух захватывало от этой красоты.

Спокойная гладь моря, шепот волн, набегающих на песок, мерцание бесконечной водной глади в лунном свете… всем этим можно было любоваться до бесконечности… глаз не отрывая. В любое другое время. В обычную ночь.

Но в эту ночь мне было не до красот природы. Мысли мои были прикованы к странной полубезумной девушке, которую влекла какая-то таинственная невидимая сила. Снова и снова я возвращалась мыслями к мертвым чайкам, ко всему тому мрачному и непонятному, что окружало этот дом. Наверное, в тот момент я впервые по-настоящему поняла, что такое безумие; сознаюсь, я была как никогда близка к нему сама.

В нескольких шагах от края Ева внезапно остановилась. Какое облегчение! Я уже успела подумать с ужасом, что вот сейчас она просто войдет в море и утопится. Но нет. Она стояла неподвижно, парализованная какой-то неведомой силой, и смотрела вниз. В руках ее, сложенных на груди, была зажата фотография Камиллы. Она будто молилась. Да, именно так, это было больше всего похоже на молитву. Голова низко опущена, руки неподвижно сложены на груди, и, хотя ни одного слова не вылетало из ее неподвижных губ, мне казалось, что я слышу слова молитвы.

Я была в полной растерянности. Что делать, как себя вести? У меня было чувство, что я совершаю что-то неприличное… как будто подглядываю за другим человеком через замочную скважину. И в то же время уйти я не решалась. Нельзя же было оставить ее здесь совсем одну. Поэтому я просто стояла там, скрывшись за деревьями и кустарником, и ждала. И еще повторяла самой себе: пока я здесь, с этой девушкой ничего плохого не случится — не допущу.

Так прошло, наверное, минут двадцать. Становилось прохладно. А ведь Ева была босиком, в одной только накидке, надетой прямо на ночную сорочку. Но она, похоже, не чувствовала холода. И не замечала ничего вокруг. Меня же, несмотря на довольно теплую одежду, сотрясала дрожь. Возможно, в этом был виноват не только холод.

В конце концов она подняла голову и обернулась, да так внезапно, что я едва успела спрятаться за кусты. А затем так же медленно, размеренно, как и до этого, она двинулась в обратный путь.

Я оказалась перед дилеммой — пропустить ее вперед, а затем идти следом, как и раньше, или забежать вперед, вернуться домой раньше ее, лечь в постель и притвориться спящей, как будто я ничего не видела. Но в этом случае придется на какое-то время оставить ее одну за дверью, в ночи. И все-таки я выбрала второе. Бог знает, что она может вообразить, если вернется домой и увидит, что меня там нет. Я не могла рисковать. Поэтому, понадеявшись, что на этом коротком обратном пути с ней уже ничего не случится, я быстро двинулась назад. Оказавшись в доме, я подошла к одному из окон, выходивших на крыльцо, и несколько секунд постояла, наблюдая, как она идет к дому; в любую минуту я была готова кинуться ей на помощь. Вот она подошла совсем близко, и я на цыпочках, быстро и бесшумно побежала наверх.

Когда она вошла, моя шаль уже висела на прежнем месте, туфли стояли под кроватью, а сама я мирно посапывала, изо всех сил изображая спящую.

Она прошла прямо в гардеробную, повесила накидку, подошла к туалетному столику, положила обратно фотографию Камиллы, а затем легла, укрывшись одеялом до самого подбородка. Похоже, она опять впала в то обычное состояние транса и неподвижности, в котором пребывала почти все время. Но что означали ее странные действия? Для меня они были лишены всякого смысла. Может быть, Ник сумеет в этом разобраться? Дай-то Бог, потому что времени у нас оставалось совсем немного. И надежды тоже.

Глава одиннадцатая

На следующее утро Ник рассказал мне, что накануне к нему приезжал мистер Тайлер и целый час говорил о своей любви к Еве, о том, как чудесно они проводили время. Он так и не решился открыться ни ей, ни тем более ее родителям. Почему-то он абсолютно уверен, что мистер ван Дорн был бы категорически против их брака. Он вспоминал и вспоминал о том, как раньше, до болезни Евы, они наслаждались обществом друг друга.

Воспользовавшись тем, что миссис ван Дорн и Гарриет Кэртис пришли посидеть с Евой, я повела Ника прогуляться к пляжу, к месту нашего с Евой ночного путешествия. Я уже успела рассказать обо всем, что произошло прошлой ночью. И вот теперь мы стояли на том самом месте. Во всяком случае мне казалось, что это то самое место, та самая площадка, где Ева застыла в безмолвной и непонятной молитве.

— Расскажи мне еще раз об этом, — попросил Ник, — только все-все до мельчайших подробностей. Ничего не пропускай, ни одной мелочи.

Я стала рассказывать. Ник слушал, не перебивая. Когда я закончила, он спросил еще раз:

— Значит, она пришла прямо сюда, вот на это место, а потом просто стояла здесь с фотографией Камиллы в руках, так?

— Да, — сказала я, — и все это было очень странно.