В человеческой натуре есть две противные склонности: одна влечет сердце наше всегда к новым предметам, а другая привязывает нас к старым; одну — называют непостоянством, любовию к новостям, а другую — привычкою.
Все, чего по справедливости могу требовать от чужих людей, француз предлагает мне с ласкою, с букетом цветов. Ветреность, непостоянство, которые составляют порок его характера, соединяются в нем с любезными свойствами души, происходящими некоторым образом от самого порока. Француз непостоянен — и незлопамятен; удивление, похвала может скоро ему наскучить; ненависть также. По ветрености оставляет он доброе, избирает он вредное; зато сам первый смеется над своею ошибкою — и даже плачет, если надобно. Веселая безрассудность есть милая подруга жизни его. Чувствителен до крайности, страстно влюбляется в истину, в славу, в великие предприятия; но любовники непостоянны! Минуты жара, исступления, ненависти могут иметь страшные следствия…
Всегда и везде первым женским достоинством была скромность.
Всего несноснее — жить в свете бесполезно.
Всякие… насильственные потрясения гибельны, и каждый бунтовщик готовит себе эшафот.
Да будет же честь и слава нашему языку, который в самородном богатстве своем, почти без всякого чуждого примеса, течет как гордая, величественная река — шумит, гремит — и вдруг, если надобно, смягчается, журчит нежным ручейком и сладостно вливается в душу, образуя все меры, какие заключаются только в падении и возвышении человеческого голоса!
Давно называют свет бурным океаном: но счастлив, кто плывет с компасом! А это дело воспитания.
Для бедных разумом жизнь самая бедна.
Для привязанности нет срока: всегда можно любить, пока сердце живо.
Для того, чтобы узнать всю привязанность нашу к отечеству, надобно из него выехать; чтобы узнать всю любовь нашу к друзьям, надо с ними расстаться.
Должно показывать заблуждения разума человеческого с благородным жаром, но без злобы.
Душа, слишком чувствительная к удовольствиям страстей, чувствует сильно и неприятности их: рай и ад для нее в соседстве; за восторгом следует или отчаяние, или меланхолия, которая столь часто отворяет дверь… в дом сумасшедших.
Если бы человеку, самому благополучному, вдруг открылось будущее, то замерло бы сердце его от ужаса и язык его онемел бы в ту же минуту, в которую он думал назвать себя счастливейшим из смертных!
Женщины любезны и слабы, как дети: надобно многое спускать им.
Жизнь наша делится на две эпохи: первую мы проводим в будущем, а вторую в прошлом.
Здоровье, столь мало уважаемое в юных летах, делается в летах зрелости истинным благом; самое чувство жизни бывает гораздо милее тогда, когда уже пролетела ее быстрая половина.
Злодейство есть несчастие.
Истинные дарования не остаются без награды: есть публика, есть потомство. Главное дело не получать, а заслуживать.
Как плод дерева, так и жизнь бывает всего сладостнее перед началом увядания.
Когда свет учения, свет истины озарит всю землю и проникнет в самые темнейшие пещеры невежества, тогда, может быть, исчезнут все нравственные гарпии, доселе осквернявшие человечество.
Кто сам себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут.
Легкие умы думают, что все легко, мудрые знают опасность всякой перемены и живут тихо.
Любви покорно все.