Великая радость — жить. <…> как можно думать о зле, потому что нет ни зла, ни добра — одна радость…
Говорят — русские тяжелы на подъем. Неправда…
Гордость русского человека — скромность.
Гуманизм — это то единственное, что, наверно, осталось от ушедших в небытие народов и цивилизаций, — книги, народные сказания, мрамор изваяний, архитектурные пропорции.
Да, вот они, русские характеры! Кажется, прост человек, а придет суровая беда, в большом или малом, и поднимается в нем великая сила — человеческая красота.
Движение и его выражение — глагол — являются основой языка. Найти верный глагол для фразы — это значит дать движение фразе.
Если ты человек — люби человека, а не мечту какую-то бессонную…
Женщины живут <…> как очень странные и очень опасные существа. <…> Это ужасно, когда развратны женщины.
За весь XVIII век литературный язык переваривает хаос иностранных слов, внесенных в начале века, и вырождается в служебно-придворное славословие… Пушкин первый производит революцию словесности. Он ломает четыре столетия и врывается своим гением в стихию народного языка.
Индивидуализм или мнимый отрыв от общества так же нелеп в нашем представлении, как самоубийство.
Искусство выполняет работу памяти; оно выбирает из потока времени наиболее яркое, волнующее, значительное и запечатлевает это в кристаллах книг.
Кто всем доволен, да не хочет хорошее на лучшее менять, тому все потерять.
Любовь к родине — не отвлеченное понятие, но реальная душевная сила, требующая организации, развития культуры.
Марать нужно много, чем больше, тем лучше. Писать без помарок нельзя. Это вздор — не черкают и не марают только графоманы.
Мечтательность — остаток варварства — опасное качество для делового человека. Она убивает осторожность, искривляет перспективу, придает ложную форму вещам, отбивает чутье.
Можно с уверенностью сказать, что человек, говорящий на хорошем языке, на чистом, хорошем богатом языке, богаче мыслит, чем человек, который говорит на плохом языке и бедном языке.
Молодой Пушкин черпает золотым ковшом народную речь, еще не остывшую от пугачевского пожара.
Народ — судья искусству. И задача критики — быть выразителем высших художественных требований народа.
Народ идет путем истинного искусства: экономия материала; обращение со словом, как с вещью, а не как с понятием о вещи, — то есть образность, точность, динамика синтаксиса и т. д.
Наши газеты, а порой и беллетристика употребляют слово только как понятие, но если слово — только понятие, то язык можно свести к пятистам фразам и на них объясняются, как на эсперанто.
Не ошибается тот, кто ничего не делает, хотя это и есть его основная ошибка.
Нечестивые помыслы нужно палить…
О храбрости больше всего говорят трусы, а про благородство — прохвосты.
Патриотизм — это не значит только одна любовь к своей Родине. Это гораздо больше. Это — сознание своей неотъемлемости от Родины и неотъемлемое переживание вместе с ней ее счастливых и ее несчастных дней.
Порода была таким особым ощущением, когда породистый человек, просто ли сидя или занимаясь делом, пускай даже мошенническим, сознает, что от его низа в землю идут корни…
Почему так хорош и художественен язык народной речи? Потому что в народной речи живут и всегда действуют законы рождения языка!
Пушкин учился языку у просвирен. Лев Толстой — складу речи — у деревенских мужиков.
Разве у нас нет творчества, бьющего через край? Разве у нас нет умного, богатого, гибкого, роскошного языка более богатого и гибкого, чем какой-либо из европейских языков?
Развитие литературного языка теперь должно идти путем изучения народной речи, народного синтаксиса, путем уплотнения прояснения и экономии языка и, что очень важно, — путем развития глаголов, столь обильных, ярких и мощных в народной речи…
Родина наша — колыбель героев, огненный горн, где плавятся простые души, становясь крепкими, как алмаз и сталь.
Россия не может пропасть, слишком много здоровых сил в народе. Большевики — это скверный эпизод, недолгий кошмар.
Русский нелитературный язык ближе, чем все другие европейские языки, к разговорной народной речи.
Русский язык — это прежде всего Пушкин — нерушимый причал русского языка. Это Лермонтов, Лев Толстой, Лесков, Чехов, Горький.
Русский язык должен стать мировым языком. Настанет время (и оно не за горами) — русский язык начнут изучать по всем меридианам земного шара.
Русский язык настолько богат глаголами и существительными, настолько разнообразен формами, выражающими внутренний жест, движение, оттенки чувств и мыслей, краски, запахи, материал вещей и пр… что нужно при построении научной языковой культуры разобраться в этом гениальном наследстве «мужицкой силы»…
Русский язык! Тысячелетиями создавал народ это гибкое, неисчерпаемо богатое, умное, поэтическое и трудовое орудие своей социальной жизни, своей мысли, своих чувств, своих надежд, своего гнева, своего великого будущего.
Сегодняшний день — в его законченной характеристике — понятен только тогда, когда он становится звеном сложного исторического процесса.
Сколь мудро устроен мир и сколько в нем забав для простого человека.
Сладко грустить до слез! Как хорошо!
Слово — выражение мысли и может служить соединению и разделению людей; поэтому нужно с осторожностью обращаться с ним.
Счастье личности вне общества невозможно, как невозможна жизнь растения, выдернутого из земли и брошенного на бесплодный песок.
Там, где труд превращается в творчество, естественно, даже физиологически исчезает страх смерти.
Толстой — гениальный писатель. Он достигает такой высоты своим языком, что глазам больно, до чего вы ясно видите… Он до галлюцинации видит движение, жесты и находит соответствующие слова.
Труд будит в человеке творческие силы.
Что может быть слаще любовной печали? Есть ли в свете более желанная боль?