Валландер засунул папки обратно в черный пакет, подошел к двери Линдиной комнаты и прислушался. Линда спала. Он не удержался и осторожно приоткрыл дверь. Линда спала лицом к стене, свернувшись в клубочек. Он оставил ей на кухне записку и задумался, как быть с ключами. Вернулся в спальню и позвонил в дежурную часть. Трубку взяла какая-то девушка, от нее он узнал, что Эбба дома. Он разыскал ее домашний номер, но ничего утешительного Эбба сообщить не могла. Ни в ресторане, ни в магазине одежды ключей не находили. Валландер дополнил записку просьбой оставить ключ под ковриком у двери, после чего вышел из дома и отправился на работу. В управление он приехал еще до половины девятого. Там он обнаружил Хансона, лицо которого посерело еще больше. Валландеру вдруг стало его жаль: долго он так не протянет. Они вместе пошли в столовую пить кофе. Была суббота, к тому же июль месяц, и потому почти ничего не напоминало, что полным ходом идет самое крупное расследование в истории истадской полиции. Валландер сказал Хансону, что теперь понимает необходимость подкрепления, о котором у них уже не раз заходила речь. Он по-прежнему считает, что у них в запасе достаточно людей, но самому Хансону нужна разрядка. Тот пробовал было протестовать, но Валландер не уступал: достаточно взглянуть на посеревшее лицо Хансона и его бегающие глаза. В конце концов Хансон сдался и обещал в понедельник поговорить с начальником полиции лена и запросить интенданта из соседнего округа.

На десять часов было назначено собрание следственной группы. Валландер оставил Хансона, которому, похоже, уже несколько полегчало, и отправился к себе. Он позвонил Форсфельту, но сразу его разыскать не смогли. Форсфельт перезвонил ему лишь через пятнадцать минут. Валландер спросил о паспорте Бьёрна Фредмана.

— Вообще-то паспорт должен храниться в квартире, — сказал Форсфельт. — Странно, что мы его не нашли.

— Не знаю, имеет ли это значение, — проговорил Валландер, — но я хочу поподробнее разузнать о поездках, про которые говорил Петер Йельм.

— В Европе теперь вряд ли делают какие-то пометки в паспорте, когда пересекаешь границу.

— Мне показалось, что Йельм имел в виду более дальние вояжи. Впрочем, я могу ошибаться.

Форсфельт обещал начать поиски паспорта немедленно.

— Я вчера вечером разговаривал с Марианной Эриксон, — сказал он. — Думал тебе позвонить. Но было уже поздно.

— Где ты ее нашел?

— В Малаге. Она даже не знала, что Фредман убит.

— Она смогла что-нибудь рассказать?

— Вообще-то, не многое. Она, конечно, разволновалась. К сожалению, я не мог избавить ее от подробностей. Они с Фредманом встречались на протяжении последних шести месяцев. У меня такое чувство, что она действительно его любила.

— Что ж, тогда она первая. Если не считать Петера Йельма.

— Она думала, что Фредман — предприниматель, и понятия не имела о его темных делах. Она даже не знала, что у него была жена и трое детей. По-моему, все это ее порядком расстроило. Очень жаль, но мне пришлось разрушить тот образ Фредмана, который у нее был.

— А почему ты решил, что она его любила?

— Она огорчилась, когда узнала, что он лгал ей.

— Что-нибудь еще выплыло?

— Пожалуй, что нет. Но она возвращается в Швецию. В пятницу будет дома. Тогда я с ней и поговорю.

— А потом уйдешь в отпуск?

— Во всяком случае, собирался. Может, составишь компанию?

— Сейчас мне об этом лучше даже не думать.

— Знаешь, если уж дело начало раскручиваться, все может закончиться очень быстро.

Последнюю реплику Валландер оставил без комментариев. Он позвонил на коммутатор и попросил разыскать Пера Окесона. Меньше чем через минуту ему сообщили, что Окесон дома. Валландер взглянул на часы. Четыре минуты десятого. Что ж, можно съездить к нему домой. В коридоре он столкнулся со Сведбергом, у которого на голове по-прежнему была его чудная шапочка.

— Все облезаешь? — спросил Валландер.

— Уже лучше. Но ходить без шапочки пока не рискую.

— Как ты думаешь, можно в субботу раздобыть какого-нибудь слесаря? — спросил Валландер.

— Сомневаюсь. Если захлопнулась дверь, обратись к дежурным слесарям.

— Мне нужно сделать дубликат с пары ключей.

— У тебя дверь захлопнулась?

— Я потерял ключи.

— На них есть твое имя и адрес?

— Разумеется, нет.

— Тогда, по крайней мере, не придется менять замки.

Валландер предупредил, что едет на важную встречу с Окесоном и может опоздать на оперативку.

Пер Окесон жил за больницей, там, где начиналась частная застройка. Валландеру уже доводилось бывать у него, и дорогу он знал. Он заприметил Окесона, когда вылезал из машины: тот подстригал травку в саду и, увидев Валландера, выключил газонокосилку.

— Что-нибудь случилось? — спросил он, подходя к калитке.

— И да, и нет. Каждую минуту что-нибудь случается. Но существенного — ничего. Мне требуется твоя помощь, чтобы разыскать одного человека.

Они прошли в сад. Самый обыкновенный сад, мрачно подумал Валландер, ничем не отличается от других. От кофе он отказался. Окесон усадил его на тенистой веранде с жаровней, сложенной из камней.

— Сюда может выйти моя жена, — предупредил он. — Пожалуйста, не говори при ней, что я осенью еду в Африку. Очень меня обяжешь. Пока эта тема слишком болезненна.

Валландер обещал ничего не говорить и вкратце рассказал о Луизе Фредман — о том, что отец, возможно, насиловал свою дочь. Он честно признался, что этот путь может оказаться тупиковым и ни к чему их не приведет. Но рисковать они не имеют права: нужно проверять все. Дело представилось в новом свете после того, как они точно установили: Фредмана убил тот же человек, что расправился с Веттерстедтом и Карлманом. Бьёрн Фредман — белая ворона в этой скальпированной компании, сказал Валландер и сразу почувствовал, что образ у него получился сомнительный. Как им вписать его в общую картину? Почему у них это не получается? Возможно, если они начнут с Бьёрна Фредмана, который вроде бы не имел ничего общего с двумя остальными, они как раз и нащупают точки соприкосновения между всеми тремя. Окесон слушал внимательно, не делая никаких возражений.

— Я разговаривал с Экхольмом, — сказал он, когда Валландер закончил. — Похоже, хороший парень. Знающий. Реалистичный. После разговора с ним у меня сложилось впечатление, что этот человек может снова убить.

— Эта мысль не выходит у меня из головы, — отозвался Валландер.

— Что вы думаете насчет подкрепления?

Валландер рассказал о своей утренней беседе с Хансоном. Пер Окесон отнесся к их решению скептически.

— Думаю, ты совершаешь ошибку, — сказал он. — Поддержку должен получить не только Хансон. Мне кажется, ты склонен переоценивать работоспособность своих коллег, и свою тоже. Это большое расследование, слишком большое. И я хочу, чтобы над ним работало больше людей. Это, по крайней мере, означает, что несколько дел будут делаться одновременно. А не по очереди. Может произойти новое убийство. У нас просто нет времени.

— Я понимаю тебя, — сказал Валландер. — У меня у самого все время такое чувство, что мы уже опоздали. Именно это меня и беспокоит.

— Так что ты скажешь насчет подкрепления? — повторил Пер Окесон.

— Пока я скажу нет. Проблема не в этом.

Между Валландером и Окесоном сразу возникла напряженность.

— Предположим, что для меня как для руководителя предварительного следствия такая позиция неприемлема, — проговорил Пер Окесон. — А ты, со своей стороны, не хочешь привлекать дополнительные ресурсы. Что тогда получается?

— Получается затруднительная ситуация.

— Очень затруднительная. И неприятная. Если я запрошу дополнительные ресурсы вопреки твоей воле, то аргументировать смогу только тем, что нынешняя следственная группа не справляется. Мне придется признать вашу несостоятельность, пусть даже в мягкой формулировке. Мне бы этого не хотелось.

— Ты волен поступать так, как считаешь нужным, — сказал Валландер. — Но знай: в тот же день я уйду из полиции.