— Я понимаю. Недавние события должны были сильно подействовать на нее, — осторожно продолжил Валландер.

— Она очень чувствительная, — ответил брат.

Что-то тут не так, снова подумал Валландер. Но интуиция подсказывала ему, что сейчас допытываться не стоит. Лучше вернуться к девочке позже. Он мельком взглянул на Анн-Бритт Хёглунд. Похоже, она ничего не заметила.

— Я не стану повторять вопросы, на которые вы уже отвечали, — сказал Валландер и налил себе кофе, словно желая показать, что все идет как надо. Он чувствовал, что мальчик не спускает с него глаз. Во взгляде Стефана читалась настороженность, и из-за этого он немного напоминал птицу. Ему пришлось взвалить на себя слишком большую ответственность, подумал Валландер. Эта мысль огорчила его. Ничто не было так мучительно для Валландера, как видеть, что детям или подросткам приходится туго. Он подумал, что даже после ухода Моны никогда не перекладывал на Линду хозяйственные хлопоты. Может быть, он никудышный отец, но такого греха за ним не водилось.

— Я знаю, что никто из вас не видел Бьёрна Фредмана в последние недели его жизни, — продолжал Валландер. — А что вы скажете о Луизе?

На этот раз ответила мать.

— Луиза как раз вышла, когда он приходил домой в последний раз. Она не видалась с отцом много месяцев.

Валландер потихоньку приближался к самым деликатным вопросам. Понимая, что болезненных воспоминаний не избежать, он все же старался продвигаться вперед как можно осторожнее.

— Вашего бывшего мужа убили, — сказал он. — У вас предположения, кто мог это сделать?

Анетте Фредман взглянула на него с удивлением и вдруг изменилась в лице. Прежней робости как не бывало.

— А не лучше ли спросить, кто не мог этого сделать? — выпалила она. — Сколько раз я сама жалела, что у меня не хватает духа его прикончить.

Сын обнял свою мать.

— Мама, он же не то имел в виду, — успокаивающе сказал мальчик.

Она попыталась взять себя в руки, но снова не сдержалась.

— Я не знаю, кто это сделал, — сказала она. — И не желаю знать. Слава богу, что он больше никогда не переступит порог этого дома! И никто не смеет меня упрекать!

Она бурно поднялась и убежала в ванную. Валландер видел, что Анн-Бритт колеблется, не пойти ли ей следом, но тут в разговор вступил Стефан, и Анн-Бритт осталась.

— Мама очень взволнованна, — сказал он.

— Конечно, мы все понимаем, — ответил Валландер, который испытывал к Стефану все большую симпатию. — Ну а ты? Ведь ты, похоже, толковый парень. Может быть, у тебя у самого есть какие-то соображения? Я понимаю, все это очень неприятно, но все-таки…

— Я могу подозревать только папиных знакомых. Ведь мой папа был вором, — добавил Стефан чуть погодя. — И часто пускал в ход кулаки. Точно не знаю, но, кажется, таких называют гангстерами. Он занимался выбиванием долгов, угрожал разным людям.

— Откуда тебе это известно?

— Ну, как не знать.

— Ты подозреваешь кого-то в особенности?

— Нет.

Валландер молчал, давая ему время подумать.

— Нет, — повторил мальчик. — Никого конкретного я не подозреваю.

Анетте Фредман вернулась из ванной.

— Не помнит ли кто-то из вас, чтобы он общался с человеком по имени Густав Веттерстедт? Когда-то он был министром юстиции. Или с Арне Карлманом, этот торговал предметами искусства.

Посовещавшись, они покачали головами.

Разговор ощупью продвигался вперед. Валландер старался помочь им вспомнить каждую мелочь. Время от времени в разговор вмешивался Форсфельт. Наконец Валландер понял, что больше им здесь ничего не узнать. О дочери он решил пока не расспрашивать и дал знак своим спутникам, что можно уходить. Уже стоя в прихожей, Валландер записал Анетте Фредман номер своего рабочего и домашнего телефона и предупредил, что должен будет побеспокоить ее еще раз, и, видимо, очень скоро. Может быть, завтра.

Когда все трое снова оказались на улице, Валландер заметил, что Анетте стоит у окна и смотрит им вслед.

— Что нам известно о сестре? — спросил Валландер. — О Луизе Фредман?

— Вчера ее здесь тоже не было, — сказал Форсфельт. — Она вполне могла уехать. Ей уже есть семнадцать, я точно знаю.

На какое-то мгновение Валландер задумался.

— Я бы хотел встретиться с ней, — наконец проговорил он.

Все промолчали. Валландер понял, что только он заметил, как напряглось лицо Стефана, когда речь зашла о сестре.

Он думал и о самом Стефане, о его настороженных глазах. Валландеру было очень жаль его.

— Что ж, пока это все, но мы обязательно будем держать связь, — сказал Валландер, когда они подъехали к полицейскому управлению.

Простившись с Форсфельтом, Валландер и Анн-Бритт отправились обратно в Истад. Их окружала сконская природа, для которой лето — лучшее время в году. Анн-Бритт откинулась на сиденье и закрыла глаза. Валландер слышал, как она напевает себе под нос. Он мог только позавидовать ее умению отключаться от расследования, которое его наполняло такой тревогой. Рюдберг много раз повторял, что полицейский ни на минуту не может освободиться от возложенной на него ответственности. Валландер подумал, что в этом Рюдберг, пожалуй, был не прав.

Когда они миновали поворот на Стуруп, он заметил, что Анн-Бритт спит. Он старался ехать как можно мягче, чтобы не разбудить ее. Она открыла глаза только перед самым Истадом, когда Валландеру пришлось затормозить у въезда на кольцевую дорогу. В тот же миг в машине зазвонил телефон. Валландер подал знак, чтобы Анн-Бритт взяла трубку. Определить по разговору, кто звонит, он не мог. Но он сразу понял, что случилось что-то серьезное. Анн-Бритт слушала, не задавая вопросов. Разговор закончился, когда они уже приближались к полицейскому управлению.

— Это Сведберг, — сказала она. — Дочь Карлмана пыталась покончить с собой. Сейчас она в больнице, в реанимации.

Валландер молчал. Он нашел свободное место, припарковал машину, заглушил мотор и только потом повернулся к Анн-Бритт. Он понимал, что это еще не все.

— Что еще сказал Сведберг?

— Видимо, ей не выкарабкаться.

Валландер неподвижно уставился перед собой.

Он вспомнил пощечину, которую получил от дочери Карлмана, и, не говоря ни слова, вылез из машины.

23

По-прежнему стояла жара.

Только теперь Валландер понял, что лето уже почти добралось до середины. А он и не заметил.

После того как им с Анн-Бритт, только что вернувшимся из Мальмё, позвонил Сведберг, у Валландера даже не было времени зайти в дежурную часть, узнать, нет ли для него сообщений. Некоторое время Валландер неподвижно сидел в машине, будто разом растеряв все свои мысли. Потом медленно, растягивая слова, сказал Анн-Бритт, чтобы она проинформировала о случившемся всех коллег. А он тем временем отправится в больницу, где умирает дочь Карлмана. Валландер не стал дожидаться ответа, он просто повернулся и зашагал прочь. И именно тогда — спускаясь с пригорка и начиная покрываться мелкими каплями пота — он осознал, что кругом лето и что оно, наверно, будет долгим, теплым и без дождя. Валландер даже не заметил Сведберга, который обогнал его на машине и помахал рукой. Верный своей привычке, Валландер глядел себе под ноги: он делал так в тех случаях, когда нужно было что-то обдумать, то есть почти всегда. На этот раз он воспользовался короткой прогулкой от управления до больницы, чтобы поточнее сформулировать одну новую мысль, которая пока не давалась ему в руки. Однако сам посыл был очень прост. За слишком короткое время — меньше чем за десять дней — одна девушка устраивает самосожжение в рапсовом поле; другая, узнав, что ее отец убит, пытается покончить с собой; третья, отец которой тоже погиб, мистическим образом исчезает. Все девушки разного возраста, дочь Карлмана — старше других, но тем не менее всех их можно назвать молодыми. Две девушки, опосредованно, стали жертвой одного и того же преступника, третья казнила себя сама. Вот только установить между ними связь никак не удавалось: девушка с рапсового поля не имела никакого отношения к двум остальным.