— Как и в других случаях, у убитого снят скальп. И выколоты глаза. Врач не мог с уверенностью сказать, как именно его ослепили. В глазницах имеются маленькие пятнышки, которые свидетельствуют о том, что в глаза убитому могло попасть какое-то едкое вещество. Может быть, у нашего консультанта есть какие-то соображения на этот счет?

Валландер повернулся к Экхольму.

— Пока нет, — ответил тот. — Еще рано.

— Но нам не нужен развернутый, готовый анализ ситуации, — напористо сказал Валландер. — На данном этапе наша задача — размышлять вслух. Среди всяких глупостей и ошибочных предположений, которые мы тут высказываем, неожиданно может оказаться частичка истины. Мы не верим в чудеса. Но в тех редких случаях, когда чудо все-таки происходит, грех от него отказываться.

— Я думаю, здесь кроется какой-то смысл, — проговорил Экхольм. — Можно не сомневаться в том, что это тот же человек, с которым мы имели дело раньше. Последний убитый моложе двух остальных, и ему выкололи глаза. Предположительно, еще при жизни. Он должен был страшно мучиться. Раньше убийца только снимал скальп. Зачем же ему теперь понадобилось ослеплять свою жертву? За что он так мстил?

— Этот парень просто какой-то садист-психопат, — неожиданно вмешался Хансон. — Маньяк-убийца! Я думал, такие только в Штатах и встречаются. Но здесь! В Истаде! В Сконе!

— Да, но при этом он не теряет контроля над собой, — сказал Экхольм. — Он знает, чего он хочет. Он убивает и снимает скальпы. Выкалывает глаза или выжигает их кислотой. Нет ничего, что бы указывало на неконтролируемую ярость. Психопат — да. Но он сохраняет контроль над своими действиями.

— Что-нибудь подобное уже встречалось? — спросила Анн-Бритт Хёглунд.

— С ходу припомнить не могу. Во всяком случае, не в Швеции. Есть американские исследования о значении глаз для убийц с сильными психическими отклонениями. Я сегодня же освежу их в памяти.

Валландер рассеянно слушал разговор, который происходил между его коллегами и Экхольмом. В голове у Валландера промелькнула какая-то мысль, но ухватить ее он не успел.

Что-то связанное с глазами.

Кто-то что-то сказал. О глазах.

Он пытался отыскать в памяти какую-то картинку, но та все время от него ускользала.

Внимание Валландера снова обратилось на совещание, но навязчивая мысль не переставала подспудно тревожить его.

— Еще что-нибудь? — спросил он у Экхольма.

— Пока это все.

В комнату вошел Мартинсон. Он был еще очень бледен.

— Мне в голову пришла одна идея, — сказал Валландер. — Не знаю, насколько это важно. Выслушав Матса Экхольма, я еще больше уверился в том, что убийство произошло в другом месте. Если человеку выкалывают глаза, он должен кричать. Просто не может быть, чтобы все это произошло прямо перед железнодорожной станцией и никто ничего не заметил. И не услышал. Мы, конечно, должны это проверить. Но пока будем исходить из того, что мое предположение верно. Тогда возникает вопрос: почему убийца решил спрятать тело в яме? Я разговаривал с одним из рабочих. Его зовут Персон, Эрик Персон. Так вот, он сказал, что яму вырыли в прошлый понедельник, во второй половине дня. То есть меньше двух суток назад. Конечно, убийца мог увидеть яму случайно. Но это не согласуется с общим впечатлением, которое производит убийство — что все было тщательно спланировано. Другими словами, с вечера понедельника преступник скорее всего появлялся у станции. И заглядывал в яму, чтобы проверить, достаточно ли она глубока. Поэтому нам нужно очень обстоятельно побеседовать с теми, кто там работал. Не проявлял ли кто-нибудь особого интереса к их яме? Не заметил ли чего кто-то из железнодорожных служащих?

Комиссар видел, что внимание у всех сидящих за столом обострилось. Это укрепило веру Валландера в то, что его догадка не так уж невероятна.

— Кроме того, я считаю, что для нас решающее значение имеет вопрос: хотел ли убийца спрятать тело? Он должен был понимать, что труп обнаружат уже на следующее утро. Почему же он тогда выбрал яму? Не потому ли, что как раз и хотел, чтобы тело нашли? Или этому есть другое объяснение?

Все ждали, что Валландер сам ответит на свой вопрос.

— Что это, вызов? — продолжал комиссар. — Уж не хочет ли он помочь нам — на свой, извращенный лад? Или он водит нас за нос? Водит за нос меня, чтобы я рассуждал именно так, как делаю это сейчас? А если нет, то как еще можно истолковать его действия?

За столом стало тихо.

— Фактор времени также важен, — сказал Валландер. — Убийство произошло совсем недавно. Это может нам помочь.

— Да-да, помощь нам необходима, — оживился Хансон. Он все ждал подходящего случая, чтобы поднять вопрос о подкреплении.

— Не сейчас, — сказал Валландер. — Мы решим вопрос о подкреплении сегодня, но только позже. Или завтра. Насколько я знаю, никто из присутствующих не собирается уходить в отпуск. Предлагаю в ближайшие несколько дней сохранить следственную группу в нынешнем составе. А потом можно будет вызвать подкрепление, если понадобится.

Хансон уступил. Валландер попытался припомнить, удавалось ли ему когда-нибудь переубедить Бьёрка.

— И наконец, взаимосвязи, — сказал он. — Нам нужно вписать новый эпизод в картину, которой у нас пока нет. Именно над этим мы и будем работать.

Валландер еще раз оглядел всех сидящих за столом.

— Мы должны четко сознавать, что он может снова убить. Пока мы не понимаем, что происходит, будем исходить из того, что он это сделает.

Совещание закончилось. Каждый уходил со знанием того, как ему действовать дальше. Оперативники уже исчезли в дверном проеме, но Валландер все сидел за столом. Он еще раз попытался вызвать в памяти ту картинку. Теперь он был уверен, что слова были сказаны кем-то в связи с расследованием трех смертей. Кто-то говорил о глазах. Валландер мысленно вернулся к тому дню, когда узнал, что Густав Веттерстедт найден мертвым. Он рылся в самых темных уголках своей памяти. Но ничего не находил. В раздражении он отшвырнул от себя ручку и резко поднялся. Сходил на кухню за чашкой кофе, вернулся в свой кабинет. Он уже собирался закрыть дверь, когда в коридоре показался Сведберг.

Сведберг почти бежал. Такое случалось только в экстренных случаях. У Валландера засосало под ложечкой. Только бы не еще один труп, подумал он. Иначе нам не справиться.

— Кажется, мы нашли место, — выпалил Сведберг.

— Где?

— Коллеги из Стурупа обнаружили на парковке автофургон, весь салон залит кровью.

Валландер что-то судорожно соображал. Затем кивнул — скорее собственным мыслям, чем Сведбергу.

Фургон. Подходит. Похоже, все складывается.

Через несколько минут они вышли из полицейского управления. Валландер торопился. Он не мог припомнить случая, чтобы в его распоряжении было так мало времени.

Машину должен был вести Сведберг. Выйдя на улицу, Валландер приказал ему установить на крыше мигалку.

На придорожном поле какой-то крестьянин, несмотря на поздний час, косил рапс.

21

Они прибыли в Стурупский аэропорт в самом начале двенадцатого. Воздух был неподвижен, и жара становилась угнетающей.

Им понадобилось меньше часа, чтобы с большой степенью вероятности установить, что убийство произошло в машине.

Они также полагали, что теперь им известно имя убитого.

Машиной оказался «форд» старой модели, выпуска конца 60-х годов, со сдвижными дверцами. «Форд» был перекрашен в черный цвет, причем очень неаккуратно, так что местами проглядывал изначальный серый. На корпусе виднелись следы от множества ударов. «Форд» стоял в дальнем конце парковки, напоминая старого боксера, которого только что отделали, и теперь он обвис на тросах в своем углу. Кое-кого из стурупских коллег Валландер уже знал. Он также знал, что не слишком популярен здесь после одного инцидента годичной давности. Валландер и Сведберг вылезли из машины. Дверцы «форда» были открыты. Несколько криминалистов уже осматривали фургон. Их встретил инспектор Вальдемарсон. Хотя они неслись из Истада, как сумасшедшие, Валландер старался казаться совершенно спокойным. Он не хотел выдавать волнения, в котором пребывал с того самого утра, когда у него дома раздался телефонный звонок, разрушив обманчивые надежды на то, что убийств больше не будет.