«Adolescence» («adolescence» – англ. «юность»), так уж это получалось, происходит от латинского слова «adolescere», означающего «вырасти в…» (да, я – кладезь знаний!). Полагаю, это означает, что ты еще не тот человек, которым должен бы стать. Родители, учителя, вообще все взрослые настолько заняты тем, чтобы «формировать» тебя, что им не удается заметить, что ты уже до определенной степени сформирован, что ты – личность.

Но кто эта личность? Тот ли неуклюжий мальчик или девочка, чьи глаза все еще наполняются слезами всякий раз, когда бранит учитель, или – «крутой парень» или кокетливая и вполне женственная девица, когда они оказываются в своей компании? Твое настроение, словно качели, взлетает вверх и падает вниз: от полного, ликующего, невероятного счастья до немыслимого горя – и все это в течение одного школьного дня. Я помню, какими чудовищными могут быть эти взлеты и падения.

Ты идешь в школу, встречаешь по дороге приятелей, направляешься прямиком в класс, и все отлично. Первый урок – английский, но его можно спокойно продремать, потому что учитель тоже еще толком не проснулся. Ты в превосходном настроении.

А потом второй урок. Надо идти в спортзал. И идти мимо автокласса, а там все восемь уроков в день слоняется этот амбал Кавалски. В прошлый раз он использовал твою руку в качестве гаечного ключа, «потому что сегодня среда, а я терпеть не могу среду». И хотя эта маленькая трагедия длится не более двух минут, ты в панике. Ты глядишь в окно. На улице январь, жутко холодно, лежит снег. У тебя есть выбор: либо попытаться, спрятавшись за спинами, проскользнуть мимо автокласса, либо рискнуть на двухстороннее воспаление легких и рвануть к раздевалкам через наружный вход. А что, если Кавалски из всех месяцев больше всего ненавидит январь?

Итак, ты чешешь по улице и, проверив себя на признаки обморожения и швыряя мяч в корзину, весь урок терзаешь себя мыслями о том, как на самом деле следовало поступить: «Надо было залепить ему учебниками по морде. Ну, в следующий раз…»

На химии ты сидишь с Робин Титарски. Эта крошка – что надо! Может, сегодня она хоть как-то отреагирует на твое присутствие?

Ты наверху блаженства – приятель пригласил после уроков поиграть в новую компьютерную игру. И ты в абсолютном дауне – оказывается, ее родители разводятся и она переезжает в другой район и переходит в новую школу. И кого-то из спортзала уволокли к врачу, потому что он наглотался таблеток. И некоторые из твоих друзей сомневаются, что это произошло случайно. А потом ты возвращаешься домой, и мама, оторвавшись от очередной телекомедии, спрашивает:

– Как дела в школе, детка?

– Ничего.

Ты же не можешь рассказать ей, что чуть сегодня не спятил из-за этого амбала Кавалски, потому что знаешь: мама ответит либо «Ну и почему же ты просто не сказал ему оставить тебя в покое?», либо «Ну и почему же ты просто не рассказал об этом директору?»

Потому что тогда он созвал бы всю футбольную команду, чтобы дать мне пинка под зад.

Так как говорить с ней о более серьезных вещах? Она же все равно не поймет!

ТВОИ ПРОБЛЕМЫ ВПОЛНЕ РЕАЛЬНЫ

Взрослые имеют тенденцию, оглядываясь на свою юность, вспоминать одни радости и забывать о неприятностях. Они забыли, каково это, когда некого пригласить на свидание в субботу вечером или когда ты вообще отвергнут женским обществом. Конечно, что им до этого, если у них такие взрослые проблемы: выплата по закладным, содержание семьи, ссоры из-за денег на твою учебу в колледже, – твои собственные сложности для них второстепенны. Это же ПОДРОСТКОВЫЕ проблемы, ненастоящие проблемы.

Например: родители однажды купили мне пару белых ботинок из лосиной кожи (по иронии судьбы именно такой тип ботинок популяризировал в пятидесятых Пэт Бун) и требовали, чтобы я ходил в них в школу. «Уродливые» – это еще самый мягкий эпитет, приложимый к ботинкам, похожим на два белых «фольксвагена». Впрочем, «фольксвагены» – это тоже еще слабое сравнение. А теперь учтите, что то был семидесятый год, и все как один носили вылинявшие джинсы и кеды. У меня и так было достаточно проблем в отношениях с ребятами, а если б я появился в этих ботинках в классе, мне грозила бы полная обструкция. Проклятие. И, возможно, вечное отлучение. «Мистер Снайдер, вы приговорены к жестокой и позорной смерти за непростительное преступление против моды…»

По правде говоря, хотя эти белые башмаки действительно были выдающимися, мои сверстники проводили слишком много времени, проверяя свои отражения в стеклах школьных окон, чтобы замечать кого-либо еще. Они стремились смешаться с толпой себе подобных столь же яростно, как и я. Но когда я глядел вниз, я видел два белых дредноута, рассылающих вокруг себя неоновые стрелы. Остальные тоже должны были это заметить. И если они не смеялись в лицо, то только потому что, полагал я, просто старались вести себя пристойно.

Я плакал, бился в истерике, умоляя родителей не заставлять меня носить эти ботинки. Вы думаете, увидев до какой степени я расстроен, они сдались? Ни-че-го по-доб-но-го! Сначала они смеялись. (Усугубляя ситуацию заявлением:"Но Пэт Бун носил такие ботинки!"У-у-у!) Потом они на меня кричали. Ну как же: моя проблема не была «настоящей» проблемой, я просто «валял дурака».

А вот какой настоящей эта проблема была для меня – я заработал денег, подстригая соседские газоны и разнося газеты, отправился в местный обувной магазин и купил себе пару хипповых кедов. И все следующие полгода я еще затемно уходил из дома в белых ботинках, ехал с первым школьным автобусом, прокрадывался к своему шкафчику в раздевалке и переобувался в новые кеды. А после уроков ждал, пока вестибюль опустеет, переобувался в белые монстры и с самым последним автобусом уезжал домой. Вот какой настоящей была для меня в четырнадцать лет проблема уродливых, вышедших из моды ботинок. Невероятно настоящей. По-серьезному настоящей. Самой настоящей из настоящих. И поскольку я почти не носил эти чертовы ботинки, я никак не мог их сносить. Родители были настолько потрясены прочностью ботинок, что собирались закупить такие для всей семьи. К счастью, потом они забросили эту идею.

Все относительно, не так ли? Конечно, то, что отца вышибли с работы, – проблема куда более серьезная, чем то, что ты не попал в школьную теннисную команду. Но родители вооружены механизмами адаптации, которые приходят с годами и опытом. В большинстве случаев они лучше подготовлены к тому, чтобы справляться со своими кризисами. Тебе же кажется, что каждую из проблем именно ты вынужден решать первым, и ты боишься, что не сможешь найти ответ.

Думаю, ты узнаешь себя во многих моих воспоминаниях. Но эти воспоминания и размышления не только для неудачников, для повергнутых во прах, для угнетенных масс, жаждущих свободы, – они для всех, кто хочет лучше понять себя самого, родителей, друзей и будущее. Это понимание важно не только для подростка, оно будет столь же ценным, когда ты вступишь во взрослость и встретишься со многими схожими ситуациями и людьми. Я не хочу нагонять на тебя тоску, но вся наша жизнь – это школа. Ты узнаешь, что и работа очень похожа на школу, только теперь роль учителя исполняет босс. И, как и в школе, ты встретишься с людьми, принадлежащими к различным типам: лидеры, ведомые, тупицы, пижоны и модницы, зануды. Разница лишь в том, что, став взрослым, ты будешь чуть более свободным и, надеюсь, станешь лучше понимать, что ты есть и что тебе от жизни нужно.

Вопрос: а что, если родители наткнутся на эти мои записки, наводя порядок в твоей комнате? Во-первых, они, возможно, станут запирать на ночь дверь своей спальни. Во-вторых, они, может быть, повысят сумму, выделяемую тебе на карманные расходы. И они, это уж точно, перестанут совать нос в твою комнату и твердить, чтобы ты поскорее разобрал все свои завалы. Отдавая тебе отчет в том, что у меня, гм, странноватый внешний вид, и музыка, которую играет моя группа, тоже достаточно дикая на родительский вкус, я так и вижу, как они собираются где-нибудь в уголке – и вполголоса: «Этот Ди Снайдер написал книжку против родителей! Это подрыв власти!» В «Курсе выживания для подростков» я действительно бываю порой слишком строг по отношению к родителям. Поскольку я сам отец, я понимаю их проблемы, но, с другой стороны, понимаю, что и родители задолжали детям любовь, понимание и ответственное поведение. Да, я подрываю власть, но для меня «власть» – это кто-то или что-то, что ограничивает человека, препятствует развитию личности, мешает относиться к себе с уважением. Такой «властью» могут быть взрослые, но довольно часто такой «властью» оказываются люди и одного с тобой возраста.