— И все-таки надо было вернуться. Потеряем товарищей. Восемь человек в самой гуще многочисленной банды басмачей, — сказал Исаев.

В район Сузака отряд прибыл ранним утром. Приближение его не осталось незамеченным бандитами. Еще во время движения бойцы наблюдали то тут, то там одиночные фигуры и небольшие группы верховых басмачей.

Село, окруженное сплошной линией высоких тополей, раскинулось по берегам маленькой речушки. Исаев остановил отряд на привал у ручья, извилистой лентой пробирающегося между глинистыми буграми.

Уставшие бойцы легли на землю, держа оружие наготове.

— Слева по направлению к нам движется большая толпа, — крикнул один из наблюдателей.

По лощине из-за высокого холма появилась толпа. Женщины, дети, старики. Они медленно двигались в направлении отряда.

— В чем дело? — Сурдушкин и Исаев приникли к биноклям.

— Вот сволочи! Бандиты думают напасть на нас под прикрытием женщин и детей, — сказал Исаев.

Действительно, в бинокль было видно, как упирались идущие впереди люди, подталкиваемые стволами и прикладами ружей. Вот послышался выстрел, упал под ноги идущим один из седобородых стариков. Крики, стон и проклятия донеслись до слуха бойцов.

Двойная цепь врагов и их пленников медленно приближалась, заняв собой всю ширину ложбины. Дойдя до ручья, делавшего крутой поворот метрах в трехстах от отряда, цепь остановилась. Сзади над головами поднялась белая тряпка. Вперед вышел басмач в длинном чапане, перепоясанном пестрым кушаком, с винтовочным обрезом в руках.

— Эй, коммуния! — донеслось до бойцов. — Пропустите нас в сторону Туркестана… Мы уйдем на Афган. Иначе всех перестреляем. И вас, и этих.

Он ткнул рукой в стоявшую рядом с ним молодую казашку. В следующий момент случилось неожиданное. Молодой боец, лежавший за пулеметом, не выдержал, нажал на гашетку и выпустил длинную очередь поверх толпы. Поднялась паника. Мирные жители, напуганные выстрелами, кинулись бежать и смяли притаившихся за ними бандитов. Свирепые окрики, удары прикладами и даже выстрелы в упор не смогли остановить устремившуюся в сторону аула толпу.

— Самохов! — закричал Сурдушкин. — Еще одну очередь! Подлиннее!

Новая пулеметная очередь заставила залечь оставшихся басмачей.

Завязалась перестрелка. Откуда-то со стороны вдруг застрочил оказавшийся у бандитов ручной пулемет. Перед самым бруствером, окружавшим командный пункт Исаева и Сурдушкина, разорвались две самодельные басмаческие гранаты.

— Вооружены они неплохо, — сказал Исаев, протирая засыпанные песком глаза.

— Да и численный перевес налицо, — заметил Сурдушкин, наблюдая, как справа и слева со стороны окружающих бугров стали появляться дымки ружейных выстрелов.

— Пытаются окружить. Нам нужно ударить по левому флангу. В центре не пройдем. Пулемет, — сказал Исаев.

Однако первая вылазка, предпринятая отрядом, окончилась неудачно. Сильно мешал переместившийся на фланг ручной пулемет бандитов. Двое бойцов и пулеметчик Самохов были ранены.

Несколько удачней оказалась вторая попытка. Двум бойцам удалось подобраться и забросать гранатами ручной пулемет. Цепь бандитов, расположенная по фронту, была отброшена назад, а отряд занял позицию, исключающую возможность незаметного окружения. Но в целом стало ясно, что имеющимися силами нельзя не только ликвидировать банду, но и воспрепятствовать ее продвижению в сторону афганской границы. У басмачей были лошади и верблюды, отобранные в Сузаке и близлежащих хозяйствах.

— И тем не менее, — заключил Исаев, — необходимо принять все меры к тому, чтобы бандиты не ушли.

— Как мы выдержали страшное напряжение того памятного дня, — рассказывает Никон Макарович, — уму непостижимо! Беспрестанными вылазками, отчаянным огнем, внезапными атаками мы буквально парализовали бандитскую группу, не давая ей возможности оторваться от нас и начать отход к станции Туркестан.

К вечеру бойцы валились с ног от усталости. Да и боеприпасы кончались. Положение было критическим. И если бы не подоспевшая помощь, — Никон Макарович улыбнулся из-под нависших лохматых бровей, — не сидели бы мы с вами сейчас на этой скамеечке.

В сумерки в район Сузака прибыл большой отряд курсантов Ташкентской школы красных командиров. Басмачи были окружены. Лишь двум-трем головорезам удалось бежать, да несколько человек были убиты в схватках. Остальные бандиты сложили оружие.

— Потом был народный суд, — дополняет рассказ своего друга Ерназар Усманов. — Каждый басмач получил по заслугам. А преступлений они совершили немало. В Сузаке бандиты прежде всего зверски расправились с работниками райсовета и милиции, с сельскими активистами. Молодую женщину-фельдшера они веревками привязали к хвосту лошади и долго гоняли по степи, а затем убили. Они убивали каждого, кто пытался оказать хоть малейшее сопротивление. Грабежи, насилия и убийства совершались в те дни постоянно.

Конечно, сейчас все это представляется невероятным. Для того, чтобы правильно оценить происшедшее в Сузаке, нужно учесть условия того времени.

В Казахстане в то время околачивалось много разного отребья: недобитое белогвардейское офицерье, кулаки, озверевшие от лютой ненависти к изгнавшим их Советам, попы и монахи, мигом сообразившие, что одурманивать народ больше им не придется, и потому сменившие крест и рясу на бандитский обрез, матерые уголовники, доставшиеся нам в наследство от царского режима. Были и свои, казахстанские, отщепенцы — раскулаченные баи, муллы, скототорговцы из числа тех, которым новая власть крепко наступила на горло.

Весь этот сброд и составлял обычно ядро бандитской басмаческой группы. Путем обмана и запугиваний они привлекали на свою сторону неустойчивую часть сельской бедноты и середняков. Сыграли свою роль, конечно, и перегибы в коллективизации. Таким путем образовывалась значительная по своим размерам банда. Была она разношерстной, объединяла и ярых врагов Советской власти, и несправедливо обиженных.

Бороться с такой группой было чрезвычайно трудно. Местом своей «деятельности» бандиты избирали, как правило, глухие отдаленные районы, добраться до которых при тогдашнем состоянии дорог и транспорта можно было не скоро. Да и связь с отдаленными районами была отвратительной. Сообщения и сводки из них шли в областной центр неделями. Вот так и получилось, что в Сузакском районе в течение семи дней беспрепятственно хозяйничали басмачи.

— А что стало с Григоренко и его разведчиками?

— Они попали в руки бандитов, — говорит Сурдушкин, и лицо его становится напряженным. — Мы нашли их только на следующий день после завершения операции. Восемь обезображенных пытками трупов…

Четверых похоронили на станции Туркестан, четверо лежат под воздвигнутым в Чимкенте обелиском…

Обелиск погибшим работникам милиции стоит в городском парке. На сером постаменте всегда живые цветы. Сюда, к обелиску, часто приходят юные чимкентцы, чтобы встретиться с живыми участниками боевых походов. Затаив дыхание, слушают они ветеранов милиции, участников боев с басмачами — Никона Макаровича Сурдушкина, Ерназара Усманова и других. Им есть что рассказать ребятам о тех суровых днях.

И. ПЕПЕЛЯЕВ, подполковник внутренней службы.

г. Чимкент.

П. Самойлов, И. Антипов

ВСТРЕЧА В НОЧИ

Есть на самом севере Казахстана село Ольгинка. Природа в тех местах веселая, через каждые полверсты колки серебристых берез; но жизнь там до революции была совсем невеселой. Ольгинка — село переселенческое, сюда, за Урал, нужда загнала мужиков из Центральной России, с Украины, но и здесь от нищеты избавились единицы — те, кто похитрее да поприжимистее, а остальные беднели все больше, совсем теряли хозяйство, шли в батраки. С детства батрачил у кулаков Кузьмичевых и Андрейка Перистый.

Хозяева были не из самых плохих, работать мальчишке приходилось, конечно, от зари до зари, но хоть не издевались. А с хозяйским сыном Витькой у Андрея завязывалось даже что-то похожее на дружбу. Завязывалось, да так завязаться и не успело — далеко разошлись их пути.