С внезапно забившимся сердцем он отступил от таинственной двери и сел на пол. Кто там? И почему не выходит? Если это хозяева, то они хотя бы подали голос. Может быть, испугались?

Голова у него кружилась. Он совсем лишился сил. А не все ли равно! И он сказал, не подымаясь с пола:

— Откройте. Не бойтесь. Здесь человек, нуждающийся в помощи…

Послышался щелчок отомкнувшегося замка. Дверь открылась. В щель просунулась голова. Сильный свет электрического фонарика ослепил его, заставил зажмуриться.

Кто-то крикнул высоким, срывающимся, таким знакомым голосом:

— Аркаша!…

За окнами пустой лаборатории тянулась долгая тусклая ночь. Мрачной стеной стояли окутанные туманом деревья, едва мерцали холодные звезды, по краям высокогорной поляны догорали сторожевые костры карателей.

В домах заповедника гасли огни. Полночь.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

План Вильгельма фон Ботики. Зима в горах. Лиззи идет в лабораторию. Фихтер узнает все. Заблуждение.

Секретная лаборатория профессора Вильгельма фон Ботцки по распоряжению свыше была переведена в другое, более безопасное место в окрестностях города Мюнхена. Холмы возле сожженного лагеря режимных заключенных опустели.

Сам полковник устроился в Мюнхене, откуда он мог ежедневно ездить в лабораторию. Надзор за Ильиным он поручил майору Габеманну.

Майор сообщил по телефону:

— Птичка прилетела в точно указанное место. С остальными покончено, лес очищен. Мой помощник сам видел, как интересующее вас лицо пробиралось в особняк. Увильнуть в сторону ему не удалось. Мы устроили огневой коридор. Ни вправо, ни влево. Теперь он там. Охрана надежно блокировала поселок, уйти он не сможет.

— Очень хорошо! Спасибо, майор! Я доволен сделанным. Пожалуйста, следите за особняком круглые сутки. Но ни в коем случае не будьте назойливы. Смотрите сами не попадайтесь ему на глаза. Увидит вас — сразу поймет нашу игру. Это хитрая бестия, и, чтобы провести его, нужно быть вдвойне осторожным.

— Какие будут распоряжения еще?

— Предоставьте событиям развиваться спокойно. Я уверен, что наш подопечный с голоду не умрет. Фихтер слишком добр, чтобы оставить нового квартиранта без поддержки. Пусть себе… Что касается дальнейших действий, о них я вам сообщу позже. Сейчас от вас требуется обеспечить охрану, и только.

Положив трубку, фон Ботцки потер от удовольствия руки. Замечательно получилось! Его план — в действии. Ильин считает себя в относительной безопасности. Девять шансов из десяти, что он не утерпит и станет работать. Какой ученый сможет сидеть без дела рядом с лабораторией? Тем более Ильин. Уж кто-кто, а фон Ботцки знает характер этого одержимого человека. Вы отказались работать даже под страхом смерти, Ильин? А в своем новом положении, когда у вас никто не стоит за спиной, будете тоже бездействовать? Ну, положим, вы удержитесь от соблазна день-другой. А потом? Не потянет ли вас взяться за опыты хотя бы для того, чтобы проверить отдельные части своего эксперимента или просто от скуки? Тем более, что бояться вам некого, вы один во всем доме. Вот только как узнает о вас Фихтер… Вдруг не догадается навестить особняк и вы умрете там с голода? Ну нет, мы сейчас направим герра Фихтера.

Он тут же сел и написал своему «милому старому другу» коротенькое письмецо: «Если тебе не трудно, Бане, проверь, пожалуйста, все ли мои приборы удачно размещены. Что же касается моего положения, то я просто в отчаянии, дорогой Ганс. Слишком много скверных событий. Слишком много! Надежды на улучшение тают с каждым днем, и я не уверен, удастся ли мне в ближайшее время встретиться с тобой…»

В эти дни по всей южной Германии выпал глубокий снег и установилась тихая пасмурная погода. На ветках повисла белая снежная бахрома, столбики пушистого снега основательно присели на пеньках, каменных глыбах и дымовых трубах. Тишина залила окрестные холмы и горы. В ущельях под снегом бормотали ручьи, по утрам хлопали крылья испуганного глухаря, поднявшегося спросонок из густого куста дикой розы. Усадьба заповедника выглядела уютно и мирно. Чернели запотевшие стекла в окнах. Из труб подымались легкие дымки. Неторопливо действуя широкими лопатами, рабочие расчищали двор и дорожки, на деревьях щебетали снегири, мир казался заново сделанным, свежим и чистым.

Вдоль лесной опушки, в двух-трех сотнях метров от заповедника выросли зеленые палатки охраны. Всякий входящий и выходящий был под надзором.

Служанка Лиззи, подобрав широкие юбки, самоотверженно, не дожидаясь рабочих, протоптала к дверям лаборатории узенькую тропу и на виду у всех, поставив ведро и щетку на крыльцо, открыла скрипучую дверь. Пусть видят, как она аккуратна. Даже в пустом доме у нее должен быть образцовый порядок.

Маша встретила своего ангела-хранителя как-то смущенно; Лиззи вынула из ведра и передала девушке завтрак. Обмахнув для порядка окна и столы, Лиззи направилась в комнату Маши, чтобы посудачить с милой девушкой. Но Маша поспешно вышла ей навстречу, прикрыв за собою дверь. Ее настороженные глаза следили за каждым движением Лиззи.

— Что за солдаты на опушке? — спросила Маша.

— Весь день от них покоя нет. Хотели даже обыск у нас делать, но доктор Фихтер запретил. Кого-то ищут. Из лагеря убежали. Вчера стреляли в лесу. Ужас!

— Они охраняют вас?

— Чего нас охранять? Разве боятся беглецов? Господи, кто нас тронет? Вы, Мария, очень испуганы. Успокойтесь. Никто вам не угрожает. Вот уйдут солдаты, вы поправитесь, и тогда я вас отпущу. У вас мама жива? Ну вот, видите. Как она ждет вас, наверное! Будьте терпеливы, деточка.

— Спасибо вам, фрау Лиззи, Не знаю, что я стала бы делать без вас. Вы хотите взять посуду? Я сама, я сама, я сейчас… я еще не поела, если можно, оставьте завтрак. Спасибо. Большое вам спасибо!

Лиззи ушла. Маша облегченно вздохнула, заперла за ней дверь и вернулась в комнату.

— Узнает, — сказала она Аркадию Павловичу. — От нее не скроешься.

— Ты ей веришь?

— Посуди сам: она поставила меня на ноги. Необыкновенно добрая женщина.

— Не выдаст?

— Убеждена.

— Я говорю о себе.

— Не знаю, Аркаша. Как ей сказать, кто ты? Я и сама еще не приду в себя. Ты ли это? Такое стечение событий, как в приключенческом романе. Встретились… Ну кто мог подумать! Судьба, видно. Если скажу ей, ни за что не поверит.

— А Фихтер, как он?

— Тоже не знаю. Он мало говорил со мною. Кажется, он просто жалеет меня, и все. Порядочный человек, но боюсь…

— Пожалуй, лучше уходить отсюда как можно скорее.

— Ты забываешь, что тебя ищут. Фон Ботцки так легко не расстанется с тобой. А тут еще снег. Все видно как на ладони. И охрана вокруг поселка. И твоя нога… Нет, милый, уходить сейчас нельзя. Будем ждать и благодарить добрых людей.

— Думающие немцы… — сказал Ильин, вспомнив слова Франца Кобленца.

Аркадий Павлович не верил в свое счастье. Маша… Она снова приходит ему на помощь в самое страшное время. Ведь сутки назад он уже был готов покориться неизбежному и умереть. И вдруг…

Они опять вдвоем. Ничего не страшно! Пусть кругом враги, а впереди опасности и неизвестность. Вдвоем они сильнее не вдвое, а в десять раз. Пройдут насквозь всю Германию, всю Европу, по вырвутся к своим. Лиззи говорила Маше, что русские уже близко от Берлина. Значит, скоро конец войне, Гитлеру, всем этим ботцки и габеманнам! Жить здесь? Ну что ж, если иного выхода нет, они продержатся в этом доме, как в крепости, пока не снимут охрану или хотя бы пока не подживет нога!

Он посмотрел на ногу. Вся ступня была синей, распухла, он не мог даже пошевелить ею. Что-то надо делать, а что, ни он, ни Маша не знают.

В этот день они так ничего и не сказали Лиззи.

На другой день фрау Лиззи явилась не одна. Вместе с ней пришел Фихтер. Он получил письмо Вилли и не мешкая решил осмотреть лабораторию.

Ильин затаился в комнате Маши. Если бы не нога, он бы залез на чердак. Но он не мог встать. И не успел.