Когда проделав нелегкий путь под пулями, связисты подползли к своим танкам, от боекомплекта в машинах оставалось меньше половины. Белофинны активно перегруппировывались, но контратаковать не решались, ограничиваясь пулеметным обстрелом, так как наша артиллерия била по квадратам вокруг «секретного» танка, похоже, даже не особо задумываясь, или, что вернее, не зная, что где-то там застряла своя же пехота. Взаимодействие родов войск пока, на первом этапе войны, оставляло желать лучшего. Тем временем, финские минометы начали неторопливую и экономную пристрелку по позициям двух основательно окопавшихся рот.

Саперы, подведя трос к одному из Т-28, за истекший час не смогли даже сдвинуть с места поврежденный двухбашенный танк. И теперь, согласно приказу, по его нежелательному второму варианту, нужно было удостовериться в уничтожении секретного оборудования и подорвать отсек экипажа. Полномочия на это были у капитана сводного отряда, застрявшего на дороге в самом начале, из-за сильного огня финских пулеметов. Тут-то и пригодилась прямая связь, проложенная только что приползшими связистами. На том конце провода минут пять мялись, передавая ответственность все выше и выше, пока не дошли до самого Тимошенко. Тот соплей жевать не умел и приказ был тут же подтвержден на командно-матерном в самом высоком приоритете.

Во всей этой кутерьме, полезшего на «броню» проверять радиостанцию Степана, чуть было не пристрелили свои же за лишнее любопытство. Спасла взятая с собой бумага от особиста. Проверив на всякий случай по тому же телефону полномочия связиста, Степана допустили в танк через открытый нижний эвакуационный люк, и дав ему на все про все всего пять минут. Никого не волновало что танк полсуток простоял в глубине финских позиций, и что про секретность можно уже забыть — закон есть закон. В танке оказалось сумрачно и темно. Ни фонаря ни свечки у Степана с собой не было. Только коробок с десятью спичками. Но смекалка связистов преград не знает. Лаптев, вздрагивая от щелкавших по броне шальных пуль, стал быстро осматривать отсек, вытащив сверток скомканных агиток от политрука и поджигая их одну за другой. Никаких бумаг он, как ни искал, не нашел. Сама же раскуроченная радиостанция обнаружилась довольно быстро. Та действительно была разбита вдребезги чем-то тяжелым. А вот приемник, судя по останкам, похоже был 71-ТК-3, стандартным для всех наших современных танков. Но целых ламп в нем, судя по расплющенному виду, сейчас точно не было. Степан, конечно, немного расстроился, но потом подумал, что загашник у танкистов-то должен быть. Танк — командирский, шел головным. Запас всех важных радиодеталей просто обязан быть на борту. «Надо пошукать», — вспомнил совет старшины Лаптев. И он стал искать.

Степан обнаружил заначку с лампами в одном из ящиков, приделанных к стенке отсека. Их хитро спрятали, положив сверху грязный и изорванный комбез. Бережно засунув сверток с бесценными лампами в тубус из-под найденного как-то на набережной Невы металлического термоса, Степан спешно покинул супертанк через лишенный крышки верхний люк. Саперы не успели и рта открыть, как неторопливый, но обстоятельный с виду паренек, только что неожиданно вылезший из танка, выхватил из-под полы гранату и швырнул ее в глубину люка.

Народ, сообразив что сейчас рванет боезапас, от машины кинулся врассыпную, пытаясь чуть ли не залезть под стоящие вокруг танки, прикрывающие работу саперов огнем и броней. Жахнуло внутри «сухопутного линкора» хорошо, но и только. Боезапас не сдетонировал, он вообще был расстрелян в тот же день, когда танк подорвался на загадочных ящиках. Остатки бензина ночью слили финны. Так что все обошлось грязными штанами у самых впечатлительных. Выбравшись из-под танка, лейтенант саперов лично поставил фингал Степану, при этом пообещав следующей гранатой, которую тот посмеет взять в руки, серьезно расширить границы сексуального опыта.

Пока лейтенант проводил воспитательную работу с проявившим по его мнению дурную инициативу красноармейцем, саперы еще раз визуально проверили танк, а затем его основательно заминировали.

Степана и Юлдашева запихнули в разные машины, и танковая колонна, без устали поливающая свинцом лес вдоль обочины, устремилась обратно, откуда пришла. У позиций окопавшейся пехоты головной танк остановился и лихо развернулся. Из люка показался лейтенант саперов и бодро отрапортовал, внезапно появившемуся перед ним, как суслик из норы, пехотному капитану.

— Тащ капитан! Задание выполнено! Сам Тимошенко приказал! Отходим!

— Добро! Связистов, мать их, не видел? — заорал капитан, пытаясь прокричаться сквозь рев моторов, взрывы мин и трескотню выстрелов.

— Туточки, эти гаврики, под броней, но дел наворотили… — улыбнулся, уже чумазый как танкист, лейтенант.

— Потом! — прервал его капитан. — Валите уже отсюда, мы следом.

Из верхнего люка командирского танка высунулась рука с флажком и энергично замахала в сторону наших позиций. Танки, дружно выстрелив в лес, снова взревели двигателями и понеслись в указанном направлении. Следом за ними, поставив мощную дымовую завесу, отошел и сводный отряд пехоты. Мины финской батареи тяжёлых миномётов, накрывшие этот участок дороги через три минуты, опять не нашли себе жертв.

Если у русских попадался инициативный командир «с огоньком», ухитрившийся наладить взаимодействие с другими родами войск, да с саперными навыками, финнам не светило ничего. Но таких командиров было пока мало или они еще только учились воевать. Сводный отряд потерял только четверых убитыми и три десятка ранеными, несмотря на кинжальный огонь пулеметов и шквальный обстрел из легких минометов.

Вернувшийся из этой экспедиции Степан, не откладывая дела в долгий ящик, выпросив у старшины сухую одежду, переоделся и, перемотав обмотки, пошел с докладом к довольному особисту, который уже знал о «громких» успехах своего «порученца».

Ситуация сложилась так, что самому высокому начальству, которое отметилось на передовой, теперь было выгодно и полезно для здоровья, признать всю операцию по обкатке свежих сверхтанков как успешную. Поэтому сверху, на всех участников уже готовился пролиться дождь из наград и поощрений.

После обстоятельного разговора с особистом Ковригиным, Степану неожиданно предложили поесть. Накормили супом, даже с плавающими там кусочками конины. По итогам трапезы, сделав окончательную оценку качеств связиста, по-старинному рецепту — степени эффективности работы ложкой, Ковригин заявил Степану, что ясно видит его дальнейшую карьеру в НКВД. Без пяти минут капитан госбезопасности, по примеру старших товарищей, решил начать собирать свою собственную «команду».

Уже с совсем другим настроением, выйдя из землянки особого отдела, Степан Лаптев сел на мотоцикл и помчал на командный пункт артиллеристов выручать своего товарища. Вдвоем, да с набором нужных ламп взятых из танка, приемник радиостанции починили вмиг. Будучи настроен благодушно, Степан от щедрот своих, даже подарил радисту еще одну лампу, как запасную, на всякий пожарный.

Юрка тут же установил связь со штабом корпуса и радостно обменялся позывными. Степан хотел еще встретиться с политруком Стеценко, но война для того, по ходу закончилась. Политрук очень зря сменил серую шинель на красивый полушубок и в нем отправился на передовую нести нужную для высокого боевого духа простых бойцов пропаганду. Финны, совершенно обосновано считая, что все их нынешние беды — от политруков, мало того что в каждой листовке призывали их вздергивать на сук, так, для верности, еще и пытались выбить снайперским огнем. Раненного в плечо Стеценко с почетом отправили в армейский госпиталь, где он вдобавок к вынутой пуле, еще потерял руку и сердце, украденные навеки одной из красавец-медсестер. В семейном плане, конечно, приобрел. Как говорится, чтобы надеяться хоть что-то найти, нужно не бояться перед этим что-то потерять.

Ближе к утру, советская сторона неожиданно начала сильнейший артобстрел финских позиций. Недовольные и невыспавшиеся дети Суоми потом целый оставшийся до рассвета час костерили отборным русским матом советских артиллеристов, попытавшихся нащупать и буквально наизнанку вывернуть их доты, обстреливая из гаубиц, которые сами финны метко прозвали «молот Сталина».