Фрау Балике (за его спиной). Анна, дочурка моя! Сколько нам с тобой заботы!
Где-то невдалеке начали играть «Перуанку».
Балике (вбегает, уже слегка отрезвев). Садитесь. (Он за-дергивает гардину, слышен металлический шум.) С вами багровая луна, и за вами — винтовки в газетных кварталах, у Бабуша. Приходится с вами считаться. (Он снова зажигает все свечи.) Садитесь!
Фрау Балике. Почему у тебя такое лицо? У меня опять дрожь в ногах начинается. Официант! Официант!
Балике. Где Мурк?
Бабуш. Фридрих Мурк спекулирует бостоном. Балике (понизив голос). Заставь его только сесть! Если сядет, значит мы его уже здорово умаслили. В сидячем положении не до пафоса. (Громко.) Садитесь все! Тихо! Возьми себя в руки, Амалия! (Краглеру.) И вы садитесь, ради бога.
Фрау Балике (снимает с подноса у официанта бутылку вишневки). Я должна выпить вишневки, иначе я умру. (Подходит к столу со стаканом.)
Все уселись: госпожа Балике, Балике, Анна. Бабуш вперевалочку подошел к ней и заставил ее сесть. Теперь он силой усаживает на стул Краглера, который растерянно стоял на месте.
Бабуш. Садитесь, вас ноги плохо держат. Хотите вишневки?
Краглер встает. Бабуш силой его усаживает. Теперь он сидит.
Балике. Чего вы хотите, Андреас Краглер?
Фрау Балике. Господин Краглер. Наш кайзер сказал: «Учись страдать без жалоб!»
Анна. Не вставай!
Балике. Заткни глотку! Дай ему сказать! Чего вы хотите?
Бабуш (встает). Может быть, хотите глоток вишневки? Говорите же!
Анна. Андреас, подумай! Не говори сгоряча!
Фрау Балике. Ты меня вгонишь в гроб! Попридержи язык! Ты ни в чем не разбираешься.
Краглер (хочет встать, но Бабуш его удерживает. С большой серьезностью). Если вы задаете мне вопрос, ответить не так-то просто. И я не хочу пить вишневку. Слишком многое зависит от моего ответа.
Балике. Не увиливайте! Говорите все, что вам хочется. А потом я вас вышвырну вон.
Бабуш. Вам все же надо выпить! Вы слишком сухо разговариваете. Вам будет лучше, поверьте мне!
В эту минуту вваливается Фридрих Мурк с проституткой по имени Мария.
Госпожа Балике. Мурк!
Бабуш. Гений обязан иметь свои слабости. Присаживайтесь!
Балике. Браво, Фриц! Покажи этому мужчине, что значит настоящий мужчина. Фриц не трусит. Фриц развлекается. (Хлопает в ладоши.)
Мурк (мрачен, он много выпил. Подходит к столу, оставив Марию стоять). Ну как, собачья комедия еще не кончилась?
Балике (сажает его на стул). Заткни глотку!
Бабуш. Продолжайте, Краглер! Не позволяйте себя перебивать!
Краглер. У него уродливые уши!
Анна. Он был грязнулей в детстве.
Мурк. У него не мозги, а яичный желток.
Краглер. Он должен убраться прочь!
Мурк. И его к тому же били по голове.
Краглер. Я должен обдумать то, что я скажу.
Мурк. Теперь у него в голове яичница.
Краглер. Да, меня били по голове. Я не был здесь четыре года. Я не мог писать писем. Но голова у меня не болит. (Пауза.) Прошло четыре года, прошу запомнить. Ты никогда меня не понимала, ты и сейчас еще в нерешимости и сама этого не чувствуешь. Но я слишком много говорю.
Госпожа Балике. Он, видно, тронулся от жары. (Качает головой.)
Балике. Стало быть, вам пришлось туго? Вы дрались за кайзера и германский рейх? Мне вас жаль. Чего вы хотите?
Госпожа Балике. Ведь кайзер сказал: «Будьте сильны и в страдании». Выпейте глоточек. (Протягивает ему рюмку вишневки.)
Балике (пьет, проникновенно). Вы стояли под градом гранат? Твердо, как сталь? Это похвально. Наша армия совершила доблестные дела. Она, усмехаясь, шла навстречу геройской гибели. Выпейте! Чего вы желаете? (Протягивает ему ящик с сигарами.)
Анна. Андре! Тебе не выдали другой формы? Все еще носишь прежнюю, синюю? Теперь давно такой не носят.
Госпожа Балике. Есть ведь и другие женщины. Официант, еще вишневки! (Протягивает ему фужер.)
Балике. Мы тут тоже не ленились. Чего вы хотите? У вас нет даже медного гроша? Вас выкинули на улицу? Отечество сует вам шарманку в руку? Такого не бывает. Такое в нашем отечестве больше не повторится. Чего вы хотите?
Госпожа Балике. Не бойтесь, вам не придется бродяжить с шарманкой!
Анна. Бурная ночь, как волнуется море! Ух!
Краглер (встал). Теперь я уже чувствую, что у меня здесь нет никаких прав, но всем моим любящим сердцем я прошу тебя быть подругой моей жизни.
Балике. Это что за болтовня? Что он там мелет? Любящим сердцем? Подругой моей жизни? Это что за выражения?
Прочие смеются.
Краглер. Потому, что никто не имеет права… Потому, что я не могу жить без тебя… Всем моим любящим сердцем…
Всеобщий хохот.
Мурк (кладет ноги на стол. Холодным, злым, пьяным голосом). Вы жалкий утопленник. Вас вытащили из воды. С тиной во рту. Поглядите-ка на мои ботинки! И у меня когда-то были такие же, как у вас! Купите-ка себе вот такие! Тогда и приходите снова. Вы знаете, кто вы такой?
Мария (внезапно). Вы были на фронте?
Официант. Вы были на фронте?
Мурк. Закройте клапан. (Краглеру.) Вы угодили в мясорубку. Что ж, многие угодили в мясорубку. Но мы здесь ни при чем. Вы потеряли свое лицо? Эге. Не желаете ли вы, чтобы мы вам его подарили? Прикажете нам троим одеть и обуть вас? Вы разве ради нас ползали в окопах? Разве вам неизвестно, кто вы такой?
Бабуш. Да успокойтесь же!
Официант (шагнул вперед). Вы были на фронте?
Мурк. Ну, не-ет. Я из тех людей, которые обязаны оплачивать ваши геройские дела. А ваша мясорубка теперь отказала.
Бабуш. Бросьте молоть вздор! Это омерзительно. В конце концов, вы ведь недурно заработали, а? И можете не бахвалиться вашей лакированной обувью!
Балике. Послушайте, вот в этом-то и суть. В этом вся изюминка. И это вам не опера. Это реальная политика. К которой мы в Германии не привыкли. Дело очень простое. Есть у вас средства содержать жену? Или вы просто водоплавающий гусь?
Госпожа Балике. Ты слышишь, Анна? У него ничего нет.
Мурк. Если у него есть хоть ломаный грош, я женюсь на его мамаше. (Вскакивает с места.) Он самый обыкновенный брачный аферист.
Официант (Краглеру). Скажите что-нибудь! Отвечайте им что-нибудь!
Краглер (встал, дрожа, говорит Анне). Не знаю, что я могу сказать. Когда от нас остались кожа да кости и нам надо было крепко пить, чтобы мы могли мостить дороги, над нами было одно только вечернее небо, это же очень важно. Ведь такое же небо было в апреле, когда я лежал с тобой под кустом. Я всем так говорил. По они подыхали, как мухи.
Анна. Надрывались, как лошади, да?
Краглер. Ведь было так жарко, а мы каждый раз напивались допьяна. Но зачем я тебе говорю про вечернее небо, я хотел не о том, я сам не знаю…
Анна. Ты все время думал обо мне?
Госпожа Балике. Ты слышишь, как он говорит? Как ребенок. Послушаешь, становится стыдно за него.
Мурк. Не хотите продать мне ваши сапоги? Для музея германской армии! Даю сорок марок.
Бабуш. Продолжайте, Краглер. Это как раз то, что надо.
Краглер. У нас не было больше белья. Это было хуже всего, поверь мне. Можешь ли ты понять, что вот это и было хуже всего?
Анна. Андре, тебя все слышат!