Изменить стиль страницы

Входят кардинал Беллармин в маске ягненка и кардинал Барберини в маске голубя. Маски они держат на палочках перед собой.

Барберини (вытянув указательный палец к лицу Галилея). "Восходит солнце, и заходит солнце и спешит к месту своему". Так говорит Соломон, а что говорит Галилей?

Галилей. Когда я был вот таким (показывает рукой) малышом, ваше преосвященство, я однажды стоял на палубе корабля и кричал: берег уходит! Теперь я знаю: берег был неподвижен, а уходил корабль.

Барберини. Хитро, хитро. Тому, что ты видишь, Беллармин, а именно тому, что вращается звездное небо, не нужно верить, — вспомним о корабле и береге. А верить нужно тому, чего нельзя видеть, тому, что вертится Земля. Хитро. Однако его луны Юпитера — это твердые орешки для наших астрономов. Да, Беллармин, к сожалению, и я тоже когда-то занимался немного астрономией. Это прилипчиво, как чесотка.

Беллармин. Будем идти в ногу со временем, Барберини. Если звездные карты, основанные на некоей новой гипотезе, облегчают нашим мореплавателям их странствия, пусть они пользуются этими картами. Нам только не нравятся те учения, которые опровергают священное писание. (Приветливо машет кому-то в бальном зале.)

Галилей. Писание гласит: "Кто удерживает у себя хлеб, того клянет народ". Притчи Соломоновы.

Барберини. "Мудрый таит свое знание". Притчи Соломоновы.

Галилей. "Где есть волы, там и стойла грязны. Но много прибыли. — от силы вола".

Барберини. "Кто держит в узде свой разум, лучше того, кто завоевал город".

Галилей. "У кого сломлен дух, у того иссохнет плоть". (Пауза.) "Разве не громко вопиет истина?"

Барберини. "Может ли кто ходить по горящим угольям, чтобы не обжечь ног своих?" Добро пожаловать в Рим, друг Галилей. А вы знаете, как возник Рим? Предание гласит, что двух крошек-мальчиков приютила волчица и вскормила их своим молоком. С той поры все дети должны за свое молоко платить волчице. Но зато волчица заботится о всяческих утехах — земных и небесных, начиная от бесед с моим ученым другом Беллармином и кончая тремя или четырьмя дамами, которые имеют международную известность. Позвольте, я покажу их вам.

Барберини ведет Галилея к бальному залу, тот упирается.

Не хотите? Он упрям и хочет вести серьезную беседу. Ладно! А не кажется ли вам, друг мой Галилей, что вы, астрономы, просто хотите сделать свою науку более удобной? (Ведет Галилея опять на авансцену.) Вы мыслите кругами или эллипсами, мыслите в понятиях равномерных скоростей и простых движений, которые под силу вашим мозгам. А что, если бы господь повелел своим небесным телам двигаться так? (Описывает пальцем в воздухе сложную кривую с переменной скоростью.) Что было бы тогда со всеми вашими вычислениями?

Галилей. Ваше преосвященство, если бы господь так сконструировал мир (повторяет движение Барберини), то он сконструировал бы и наши мозги тоже так (повторяет то же движение), чтобы именно эти пути познавались как простейшие. Я верю в разум.

Барберини. А я считаю разум несостоятельным. (Указывая на Галилея.) Он молчит. Он слишком вежлив, чтобы сказать, что считает несостоятельным мой разум. (Смеется, возвращается к балюстраде.)

Беллармин. Друг мой, разум ограничен; мы видим вокруг только ложь, преступления и слабость. Где же истина?

Галилей (гневно). Я верю в разум.

Барберини (писцам). Не записывайте ничего, это научное собеседование друзей.

Беллармин. Подумайте на мгновение о том, сколько стоило труда и напряжения мысли отцам церкви и многим после них, чтобы внести хоть немного смысла в этот мир; а разве он не отвратителен? Подумайте о жестокости тех помещиков Кампаньи, в чьих имениях хлещут бичами полуголых крестьян, подумайте и о глупости этих несчастных, целующих ноги своим насильникам,

Галилей. Это позор! На пути сюда я видел…

Беллармин. Ответственность за все явления, которые мы не можем понять, — ведь жизнь состоит из них, — мы переложили на некое высшее существо. Мы говорим, что все это имеет определенную цель, что все это происходит согласно великому плану. Нельзя сказать, что так обеспечивается полное умиротворение, но вот теперь вы обвиняете верховное существо в том, что оно даже не понимает толком, как движутся небесные тела, и только вы это поняли. Разве это разумно?

Галилей (готовится дать объяснение). Я верующий сын церкви…

Барберини. Нет, это просто ужасно! Он хочет нам с самым простодушным видом доказать, что бог наделал грубейших ошибок в астрономии. Что ж, по-вашему, господь недостаточно внимательно изучал астрономию перед тем, как создал священное писание? Дорогой друг…

Беллармин. А вам не кажется более вероятным, что создатель все же лучше разбирается в созданном, чем одно из его созданий?

Галилей. Однако, господа, в конце концов, человек может ошибиться не только в суждениях о движении звезд, но и в толковании Библии.

Беллармин. О том, как понимать Библию, предоставим уж судить теологам святой церкви, не правда ли?

Галилей молчит.

Вот видите, теперь вы молчите. (Делает знак писцам.) Господин Галилей, святейший совет постановил сегодня ночью, что учение Коперника о том, что Солнце неподвижно и служит центром вселенной, а Земля не центр вселенной и движется, является безумным, нелепым и еретическим. Мне поручено призвать вас отказаться от этих взглядов. (Первому писцу.) Повторите.

Писец. Его преосвященство, кардинал Беллармин, обращается к упомянутому Галилео Галилею: святейший совет постановил сегодня ночью, что учение Коперника о том, что Солнце неподвижно и служит центром вселенной, а Земля не центр вселенной и движется, является безумным, нелепым и еретическим. Мне поручено призвать вас отказаться от этих взглядов.

Галилей. Что это значит?

Из зала доносится новая строфа песни, исполняемой хором мальчиков.

"Пока не кончилась весна,
Сорвите розу, вот она!"

Барберини жестом просит Галилея молчать, пока звучит пение. Они прислушиваются.

Но как же тогда факты? Я понял так, что астрономы римской коллегии признали правильными те записи, которые я представил…

Беллармин. Да, и с выражением глубочайшего удовлетворения, в самой почетной для вас форме…

Галилей. Но спутники Юпитера, но фазы Венеры…

Беллармин. Святая конгрегация приняла свое решение, не учитывая эти подробности.

Галилей. Значит, всякие дальнейшие научные исследования…

Беллармин. …полностью обеспечены, господин Галилей. В соответствии с учением церкви, которое гласит, что мы не можем познать, но вправе исследовать. (Опять приветствует кого-то в зале.) Вам предоставляется право использовать и это учение как математическую гипотезу. Наука является законной и весьма любимой дочерью церкви, господин Галилей. Никто из нас не считает всерьез, что вы намерены подорвать доверие к церкви.

Галилей (гневно). Доверие иссякает, когда им слишком злоупотребляют.

Барберини. Вот как? (Громко смеясь, хлопает Галилея по плечу, потом пристально смотрит на него и говорит почти дружелюбно.) Не выплескивайте вместе с водой из ванны младенца, друг мой Галилей. Ведь и мы этого не делаем. Вы нужны нам больше, чем мы вам.

Беллармин (берет под руку Галилея). Мне не терпится представить величайшего математика Италии комиссару святейшего совета, он чрезвычайно высоко ценит вас.

Барберини (подхватывая вторую руку Галилея). После чего он снова превратится в агнца. И вам было бы лучше прийти сюда ряженым, переодетым в почтенного доктора схоластики, дорогой друг. Мне, например, моя сегодняшняя маска позволяет некоторую свободу. В таком виде я могу даже бормотать: если бы не было бога, то следовало бы его выдумать. Итак, наденем опять наши маски. А вот у бедного Галилея вовсе нет маски.