— Возможно, ты станешь меня презирать, но мне будет легче на душе, если по этому случаю ты узнаешь всё о моей жизни, — пробормотал И. смущённо.

Супруга была у него в первой половине дня, после чего ушла домой. Сгорая от любопытства, я, пользуясь картой, разыскал дом по указанному адресу. Выяснилось, что эта дама была хозяйкой большого "чайного домика"^[40]в Симбаси. Я подумал, как, должно быть, горько усмехался на своём больничном ложе И., воображая моё удивление, когда я узнаю, что речь шла о хозяйке такого сомнительного заведения.

Госпожа Ю. с порога выслушала моё сообщение.

— Вот, значит, в чём дело! — воскликнула она и, успокоившись, сразу же начала собираться.

По дороге в больницу она сказала мне невозмутимо:

— Ваш папочка много мне о вас рассказывал. Он ведь так рад, что небо даровало ему сына!.. С какой радостью он говорил мне, что вы с недавних пор отпустили волосы, что вместо обычных очков в железной оправе стали носить круглые, как у Ллойда^[41], так что мне даже кажется, что мы с вами уже не раз встречались. Между нами был уговор, что если он внезапно заболеет, то пришлёт вас ко мне с известием, но он беспокоился, говоря, что вы человек строгих правил. Диву даёшься, как он вас стесняется! Он мне как-то с гордостью сказал, что, наверное, именно такие чувства испытывает отец, имеющий взрослого сына. Он совершенно переменился за эти последние годы. Но геморрой обострился так неожиданно, что, несмотря на свои опасения, ему пришлось-таки обратиться к вам за помощью. Я рада, что всё так разрешилось.

Я представил себе психологию сына, впервые узнавшего тайну отца. Мне было грустно, и в то же время я чувствовал зависть. Но у меня не было ощущения, что я прикоснулся к чему-то грязному. Я не испытывал неприязни к Ю. У меня не возникало желания упрекнуть в чём-либо И. Дело в том, что я не слишком благоволил к его супруге. По-моему, она не ведала, что такое любовь. Может быть, из-за того, что у неё не было детей, она никак не взрослела, оставаясь, несмотря на вполне зрелый возраст, простодушной девочкой, невинной и в то же время капризной, не умеющей с теплотой относиться к окружающим её людям. Когда И. заговорил со мной об усыновлении, возможно, несмотря на проблему с К., я бы в конце концов согласился, но только если бы мог и к его супруге относиться с почтительной любовью и называть её матушкой. Но И. я называл "папой", а его супругу неизменно "мадам" и про себя чётко различал своё к ним отношение. Супруга И., не видевшая в мире ничего, кроме своего жалкого я, хоть и ездила в Лондон и Сан-Франциско, хоть и купалась в роскоши, в моём представлении ничем не отличалась от какой-нибудь сварливой жёнки рыбака. Поэтому, узнав о существовании Ю., я не изменил своего высокого мнения о папе. Столь сильна была моя любовь к нему.

Ю. была приблизительно одних лет с супругой И. и, вероятно, потому, что общество, в котором она вращалась, вырабатывает в людях такого рода качества, относилась к окружающим с большой теплотой и симпатией. Когда И. увидел Ю., его лицо прямо-таки засияло от счастья. Наблюдая за их отношениями, за их любовью, я был поражён неведомым мне чувством. До сих пор я знал об отношениях между мужчиной и женщиной лишь по тем идеализированным описаниям, которые почерпнул из книг. А вот когда И. навещала супруга, лицо его становилось мрачнее тучи.

Его поведение меня удивляло. Как-то раз в больнице, когда у него не было посетителей, я сказал ему напрямик:

— Ваша супруга бездетна, что же вам мешало развестись с ней и жениться на госпоже Ю.?

— Так просто людские дела не устраиваются. Если бы я с ней развёлся, как бы она смогла жить дальше?

— Но вы могли бы обеспечить её так, чтобы она ни в чём не нуждалась…

— Говоря, что она не смогла бы жить, я имею в виду не материальную сторону. Она не может жить одна, не имея на кого опереться… Она согласна на всё, лишь бы оставаться моей женой.

— Не говорит ли в вас надменный глава семейства? Ведь она вполне могла бы связать свою жизнь с кем-нибудь другим.

— Да если бы она была такой же самостоятельной, рассудительной, как Ю., я мог бы со спокойной совестью с ней развестись.

— В таком случае вам бы следовало расстаться с госпожой Ю.

— Мы так любим друг друга, что не можем расстаться. Как говорят у вас, молодёжи, — мы созданы друг для друга.

— Довольно эгоистично.

— От этого я более всего и страдаю.

В ту пору я ещё не знал, что такое супружеская любовь, поэтому ответ господина И. меня удивил. Не это я ожидал от него услышать. Однако почти через двадцать лет, видя, как на смертном одре он, составляя завещание, старался так разделить капитал, чтобы обеспечить супруге спокойную старость, я был растроган удивительной привязанностью двух людей, которые, не чувствуя любви друг к другу, прошли по жизни рука об руку.

После того как госпожа Ю. стала приходить в больницу, туда же, видимо из преданности к ней, стали наведываться гейши из Симбаси. Разумеется, супруга И., его родственники по-прежнему продолжали его навещать, поэтому мне приходилось идти на невероятные ухищрения, чтобы они ненароком не столкнулись друг с другом. И господин И., и его супруга делали вид, что ничего не знают о существовании Ю. Но все мои ухищрения оказались напрасны, мадам и госпожа Ю. как-то столкнулись друг с другом в больнице. Обе притворились обычными посетительницами, старательно делая вид, что ничего не знают друг о друге. После этой душераздирающей встречи я посоветовал И. свести мадам и госпожу Ю. Я полагал, что, если они не смогут все трое спокойно встречаться, им не сохранить в равновесии своих отношений. Я был молодым идеалистом. Разумеется, моё предложение было неосуществимо.

После того как И. вышел из больницы, между ним и мной, естественно, встала госпожа Ю. Мы стали совершать иногда небольшие путешествия втроём. Развлекались в доме госпожи Ю. Если бы у меня не было М. и её матери, если бы у меня в подсознании не сохранялась детская вера, я в таких обстоятельствах наверняка бы впал в декаданс. Но, несмотря на все мои усилия изгнать веру из своего разума и чувств, в моём характере глубоко укоренилось почтение к нравственной чистоте.

Среди молодых гейш, приходивших навещать И. в больницу, была одна, которая при первой же встрече запала мне в душу, оставив неизгладимое впечатление. Она была не похожа на гейшу, скромная, тихая, опрятная, мне всё казалось, что я где-то встречал её раньше, только не мог вспомнить где. Она всё чаще приходила в больницу. Начала заводить со мной разговоры. Она любила госпожу Ю. как свою мать. Она была известной танцовщицей и даже в Симбаси слыла одной из лучших. Я и позже встречал её несколько раз, бывая в гостях у госпожи Ю. Как-то раз Ю. сказала:

— Когда ты закончишь учёбу, я позабочусь о твоей невесте. У меня есть на примете одна чудесная девушка, которая и поведением и нравом получше будет любой барышни из хорошей семьи.

Она намекала на эту гейшу.

Я вздрогнул. Меня вдруг осенило: гейша, о которой мы говорили, похожа на М. В тот момент я впервые ясно осознал, что влюблён в М.

В то время мне казалось, что, встречаясь с госпожой Ю., пусть и в присутствии И., я поступаю нехорошо по отношению к его супруге. Поэтому я рассказал Ю. о том, что предлагал И., и посоветовал ей подружиться с его супругой. В своей наивности я представлял, как было бы прекрасно, если бы две бездетные женщины жили вместе, окружая заботой любимого человека. Но Ю. меня выбранила:

— Ну уж нет, я ещё не настолько одряхлела… В моём сердце нет места для его жены. Что бы там ни было записано в документах, я считаю, что настоящая жена нашего папочки — я.

Раз так, я в душе поклялся больше не встречаться с Ю. И сдержал своё слово. С этого времени открывшееся было окно с фонарём вновь для меня захлопнулось.

С тех пор прошло почти двадцать лет. Когда я вернулся из-за границы, госпожа Ю. и супруга И. жили в мире и согласии, как две сестры. "Совсем я одряхлела и перестала чураться людей", — смеялась Ю., она и в самом деле сильно постарела. Уйдя на покой, она поселилась в Омори, но поскольку супруги И. часто жили на вилле, она ездила к ним, а когда жена И. приезжала в столицу, то останавливалась у Ю. Кажется, старики даже совершали увеселительные прогулки втроём. В конце долгого жизненного пути эти трое, бездетные, испытавшие много любовных страданий, обрели унылый, неподвижный покой. Вызывая их в своём воображении, я снимаю шляпу перед удивительной натурой человека…