Изменить стиль страницы

Отношение мусульманского духовенства к действительному социализму пережило некоторую эволюцию. После победы Великой Октябрьской революции исламские институты в разных странах заняли резко отрицательную позицию в отношении Советского государства и развернувшегося в мировом масштабе коммунистического движения. Характерна в этом отношении опубликованная в начале 20-х гг. фетва главного египетского муфтия в ответ на запрос некоего Сеид-шериф-Хасан-Мухаммеда-эффенди, как нужно относиться к большевизму. Муфтий «разъяснил», что большевизм зародился… в древнеиранском государстве, где его основателем явился «кровожадный язычник-фарсит Зердешт», дело которого продолжил не менее кровожадный и богопротивный Маздок Памдазд. От такого учения, конечно, нельзя ждать ничего хорошего. «Учение большевиков идет вразрез с предписаниями Корана, и все, что разрешено делать большевикам, запрещено Кораном». Отсюда понятно, что «мусульманам, у которых есть своя религия, свой бог и пророк… необходимо постараться очистить свое государство от большевистской заразы» 105. В дальнейшем антисоветская направленность международного ислама и его духовенства была, однако, далеко не так однолинейна и последовательна. В ряде случаев прогрессивные антиимпериалистические движения и тенденции, в некоторой мере облекавшиеся в исламскую идеологическую форму, выражали свое сочувственное отношение к коммунизму и к странам социалистического направления, а также к тем странам, которые, освободившись от колониального ига, ориентируются на социалистический путь развития.

Особо важное значение имеет вопрос о социально-политических позициях мусульманского духовенства нашей страны.

В его отношении к Великой Октябрьской революции и к Советской власти в общих чертах повторилась та же картина, которая наблюдается в истории православной церкви 106. Началось изъявлениями непризнания и анафемами. Духовное управление мусульман России, во главе которого стоял муфтий Баруди, призвало в конце 1917 г. всех мусульман страны к борьбе против Советской власти. На ту же позицию стало в ноябре 1917 г. проходившее в Уфе Национальное собрание мусульман, как и созданное им Национальное управление. В гражданской войне мусульманское духовенство в своем большинстве тоже действовало на стороне белогвардейцев. Среди деятелей колчаковского лагеря подвизался и упоминавшийся выше муфтий Галимджан Баруди.

Немалую роль играл исламский фактор в антисоветском басмаческом движении начала 20-х гг. в Средней Азии. Главари басмачества выступали под лозунгом защиты ислама и именовали себя «амир ал муслими» — «повелителями правоверных», борющимися «во имя нашего создателя и Мухаммеда, шариата, чести и блага религии и нации». Нередко муллы сами стояли во главе басмаческих отрядов. Возглавивший басмачей в конце 1921 г. бывший турецкий военный министр Энвер-паша провозгласил лозунг создания исламского государства стран Средней Азии, вокруг которого должны были объединиться другие страны с мусульманским населением, создав всемирное панисламское государство. С гибелью Энвера и ликвидацией басмачества антисоветская деятельность мусульманского духовенства в основном прекратилась. Тем не менее и в дальнейшем на протяжении ряда лет сохранялись напряженные отношения между новым строем жизни и веками складывавшимися под влиянием ислама формами жизни, быта и идеологии.

С течением времени, однако, все большую силу набирал процесс секуляризации форм жизни и идеологии населения, исповедовавшего ислам. Соответственно этому и мусульманское духовенство переходило на позиции лояльности в отношении к Советскому государству и социалистическим формам общежития. Это особенно сказалось в период Великой Отечественной войны. В 1942 г. в Уфе состоялся съезд представителей мусульманского духовенства, обратившийся ко всем мусульманам с призывом отдать все силы на борьбу с гитлеровскими захватчиками и на самоотверженную работу в тылу во имя победы. Небезынтересно при этом отметить любопытный штрих, характеризующий влияние исламского фанатизма на сознание людей и в этот период.

За несколько дней до начала войны в Самарканде было произведено в научных целях вскрытие гробницы Тимура. Когда началась война, среди населения разошлись слухи о том, что подтверждается старинное поверие о демоне войны, будто бы ютящемся в гробнице Тимура. Возвращение останков Тимура в его гробницу совпало с разгаром Сталинградской битвы, так что оказалось вполне «логичным» новое подтверждение старого суеверия…107

Как известно, война с ее невзгодами и переживаниями в какой-то мере способствовала росту религиозных настроений в некоторых кругах населения. Это сказалось и на состоянии религиозности среди верующих мусульман. Во время войны и в первые годы после нее выросло количество действующих мечетей, возросла также численность служителей культа и учащихся религиозных школ. В соответствии с советским законодательством оформились религиозные учреждения ислама, в частности в 1943 г. было организовано Духовное управление мусульман Средней Азии и Казахстана, функционирующее в Ташкенте. Помимо него теперь существуют еще три Духовных управления мусульман, построенных по территориально-этническому принципу (в Баку, Махачкале и Уфе).

Социально-политическая ориентация ислама не может не быть в какой-то мере связана с его общими доктринально-теологическими взглядами. Используются при этом все возможности разнообразного и многоликого толкования текстов Корана и других источников откровения. Еще больше изобретательности и казуистической изворотливости приходится пускать в ход теологам для того, чтобы привести коранические догмы в соответствие с современной картиной мира и с современным этапом развития духовной культуры.

Перед мусульманской теологией стоят те же трудные и по существу неразрешимые проблемы, которые составляют в наше время камень преткновения для доктринально-богословских систем всех религий. Мусульманин конца XX в. так же, как христианин или иудей, не может согласовать свой жизненный опыт и свой умственный багаж с содержанием Священного писания. И мусульманские, как и другие, богословы ищут пути такого согласования, причем в этих поисках обнаруживаются существенные разногласия между разными группировками в среде ищущих.

Не обходится и без упорных традиционалистов, настаивающих на том, что искать вообще-то нечего, ибо непреложная истина заложена в Коране и в Священном предании, будь то Сунна или шиитский Ахбар. Вот, например, что говорит по этому поводу генеральный секретарь Всемирного Исламского конгресса Инамулла Хан: «Ислам не нуждается в модернизации. Он был и остается современным». Зловредное стремление к модернизации имеет своим источником влияние Запада, несущее с собой «демона материализма». А сей демон тем опаснее, что он «породил материалистическое воззрение на историю, предложенное Марксом и Энгельсом», а оно тем опаснее, что ведет к «конфликту не только между религией и наукой, но и между церковью и государством» 108. Отсюда вытекает лозунг, формулируемый многими богословами традиционалистского направления: «Назад к ортодоксальному исламу!» А как же сие согласовать с тем, что в свете современного знания ортодоксальный ислам безнадежно устарел? На это дается ответ, совпадающий с известным рецептом христианского богословия, — подчинить разум вере. Приверженец традиционализма Г. М. Макдиси предлагает ориентироваться на учение, ядром которого «является фидеизм, т. е. полагание в вопросах теологии, особенно в отношении божественных атрибутов, единственно на веру». Здесь, правда, возникает вопрос о том, на веру какой религии надо полагаться: может быть, христианская вера надежнее исламской? Где критерий истинности веры именно этого рода, а не другого?

Наиболее острым и хлопотным для модернистов является вопрос о способах толкования Корана. Идет в ход принятое в модернизированном христианстве аллегорическое толкование. Вот, например, что пишет по этому вопросу современный глава исмаилитов Ага-Хан: «Невозможно создать авторитет, подобный папскому; верующему остается интерпретировать Коран, высказывания и заявления пророка не только как учит ислам, но и учитывая его развитие в течение столетий. К счастью, сам Коран облегчает эту задачу, ибо он содержит много таких стихов, которые показывают, что Аллах разговаривал с человеком аллегориями и притчами. Так, Коран оставлял двери для всяких возможных интерпретаций» 109. Действительно, в современном исламском богословии фигурирует большое количество вариантов решения проблемы, причем кроме тех, которые применяются иудейско-христианскими богословами в отношении Библии, есть и специфически исламские, в частности такой, который связан с учением о небесном происхождении Корана. С точки зрения этого учения извечно существующий на небе Коран далеко не во всем совпадает с тем, который преподан на землю людям. Земной-де Коран был рассчитан на разумение людей того времени, когда он был спущен на землю, а уж всю истину содержит в себе только тот, который остался на небе. И истолкование земного Корана может только в той или иной мере приближать людей к полному познанию божественной истины. А это истолкование не исключает, а, наоборот, предполагает приятие всех духовных ценностей, которые созданы и продолжают создаваться современной наукой. Законы природы суть с этой точки зрения выражение законов Аллаха, фигурирующих в Коране.