Нельзя не признать поэтому извращающей историческую действительность концепцию, согласно которой русская православная церковь сыграла чуть ли не ведущую роль в прогрессивном процессе объединения Руси и создания централизованного Русского государства. На самом деле все было значительно сложнее — различные группы церковников действовали, исходя из своих интересов, которые в разное время и в разных условиях диктовали им поддержку либо централизаторских, либо сепаратистских тенденций. Но конечно, когда победа первых стала бесспорной, церковь начала поддерживать центральную власть.
Все же и в сложившейся обстановке митрополиты старались сохранять какие-то элементы своей независимости от великокняжеских властей. Когда после ликвидации татарского ига исчезла такая возможность, как апелляция к Золотой Орде, у них оставалась лишь одна лазейка, при помощи которой можно было оказывать какое-то давление со стороны на великих князей, — зависимость Московской митрополии от византийских патриархов. Право патриархии назначать митрополитов, как и возможность выступать в некоторых случаях в роли третейского судьи между митрополитом и князем, давало возможность высшей церковной власти на Руси чувствовать себя хоть в какой-то степени независимой. Неудивительно, что уже в XV в. великие князья стали добиваться отделения Московской митрополии от Константинополя, что не вызывало сочувствия у церкви. А условия сложились для этого отделения весьма благоприятные.
В первой половине XV в. Византийская империя была в тяжелом положении. В материальном и политическом отношениях патриархия быстро теряла все свои ресурсы. Заключение Флорентийской унии не помогло ни империи, ни патриархии.
В заключившем унию Флорентийском соборе 1439 г. участвовал и московский митрополит Исидор, грек по происхождению. Он безоговорочно высказался за унию и с готовностью подписал соответствующий документ. Но когда в 1441 г. он вернулся в Москву и сообщил великому князю о соединении православной церкви с католической, то был назван «латынским злым прелестником» и заточен в монастырь. Великий князь Василий Васильевич произнес все благочестивые фразы относительно чистоты православной веры и полной невозможности ее засорения латинской ересью, но, конечно, подошел к вопросу с точки зрения тех политических выгод, которые он мог извлечь из обстановки. Это был хороший повод к разрыву с терявшей свою самостоятельность Константинопольской патриархией. Посвященный ею митрополит Исидор был смещен и на его место назначен в 1442 г. собором русского духовенства Иона 61. Зависимость русской церкви от Константинопольской патриархии на этом закончилась.
Новое положение окончательно закрепилось после того, как Византийская империя пала и исчез мировой центр православия. Более того, возникли условия, все определеннее возводившие в этот ранг Московское государство.
Идеологи русской православной церкви быстро сориентировались в новой обстановке и выдвинули теорию «третьего Рима». В развернутом виде ее сформулировал псковский игумен Филофей в своих посланиях Ивану III. Первый Рим, писал он, погиб из-за тех ересей, которым он позволил укорениться в раннехристианской церкви, второй (Византия) пал потому, что заключил унию с безбожными латинами, теперь историческая эстафета перешла к Московскому государству, каковое является третьим Римом и последним, ибо четвертому не бывать. Залогом этого служит непоколебимая верность московского государя православной вере. «…Да ведает твоя держава, благочестивый царь, — писал Филофей великому князю, — что… один ты во всей поднебесной христианам царь»62. Такая установка была выгодна церкви в том отношении, что незыблемость «третьего Рима» ставилась в зависимость от сохранения его верности православию, а оценка степени этой верности входила, конечно, в компетенцию церкви. Возвеличение великокняжеской власти имело своей оборотной стороной огромные выгоды для церкви.
Но в истории бывало и так, что руководители церкви выступали в союзе с боярско-феодальной фрондой против великокняжеской власти. Примером может служить борьба митрополита Геронтия с Иваном III. Внешние поводы этой борьбы оказывались различными. Наиболее известным из них был обрядовый спор по вопросу о том, как следует совершать крестный ход при освящении новых церквей: «посолонь» или «противу солнца». Князь отстаивал первый способ, митрополит — второй. Надо полагать, что характер решения этого вопроса ни в какой степени не интересовал ни того, ни другого. Но нужно было основание для того, чтобы обвинять противную сторону в таком тяжком преступлении, как ересь.
ЦЕРКОВНАЯ ИЕРАРХИЯ, ДУХОВЕНСТВО, МОНАСТЫРИ
В период феодальной раздробленности центральная власть митрополита в отношении местных епархий была столь же условной и непрочной, как и власть великих князей в отношении удельных, — церковь тоже была феодальной.
Функции архиереев по существу мало отличались от функций светских феодалов. Они были «владыками». Такое наименование сохранилось и в дальнейшем за православными епископами; хотя в позднейшие времена оно было лишь формой почетного титулования, но по своему происхождению это слово отражает реальные отношения, ибо епископы были в действительности феодальными владыками.
Главной функцией архиерейского управления была финансовая. Помимо пошлин, податей, даней, оброков, которые взимались в пользу епископов непосредственно с населения церковных земель, владыки в финансовом отношении опирались на доходы с приходского духовенства своей епархии. Священник был для архиерея прежде всего податной единицей; в официальных документах приходское духовенство именовалось «тяглыми попами»63, что составляло и по форме, и по существу аналогию с зависимым крепостным крестьянством. Помимо регулярно взыскиваемых платежей архиереи эпизодически грабили подчиненное им духовенство при помощи единовременных мероприятий, среди которых большую роль играли периодически предпринимаемые разъезды по епархии. Каждый приезд архиерея, как правило, с большой свитой в тот или иной населенный пункт означал для местного духовенства обязанность обильного кормления всех приехавших, а также снабжения их продовольствием и различными ценностями на дорогу. Нередко после отъезда архиерея с его свитой не только жилища, но и закрома, и кладовые священнослужителей оказывались опустошенными, а самим им приходилось долгое время оправляться от такого разорения при помощи усиленных поборов с прихожан.
Помимо финансовой функции епископские кафедры выполняли также и судебную. Последняя имела большое финансовое значение, ибо была связана с многосложной системой пошлин и штрафов, да и налагавшиеся судом наказания чаще всего сводились именно к взносам в архиерейскую казну.
Для выполнения таких многотрудных, хотя и довольно однородных, функций епархиям нужно было создать большой и разветвленный аппарат. Лишь на ранних стадиях своего формирования он замещался лицами духовного звания, но уже с XIV в. они вытесняются светскими чиновниками. Их номенклатура довольно многообразна: десятильники, дворецкие, дьяки, тиуны, праветчики, волостели, приказчики составляли многочисленный чиновничий аппарат епархий, имевший по существу отдаленное отношение к вероисповедным и вообще духовным делам. Как и аппарат светской власти князей, он весь стоял «на мзде». Царившие в нем взяточничество, продажность, самодурство порождались и обеспечивались господствующей бесконтрольностью и равнодушием архиереев к собственно религиозной стороне их функций и деятельности.
Все сказанное относится и к высшему звену церковной иерархии — митрополитам и их аппарату, к сфере интересов митрополита и его окружения, к их образу жизни. Митрополит был самым богатым из церковных иерархов. По писцовым книгам 1492–1508 гг., владения митрополита составляли около 100 тыс. десятин земли и около 4 тыс. дворов крепостных крестьян. Его денежные доходы составляли сотни тысяч рублей64. При митрополите состоял многочисленный двор, включавший духовенство и светских чиновников в количестве нескольких сот человек, — вероятно, он не уступал по численности и по богатству функций великокняжескому б5. Образ жизни иерархов церкви был роскошным. Обжорство и пьянство при митрополичьем дворе достигали исключительных масштабов.