– Значит, вы не окажете мне содействие, – сказал Аркадий.

– Наоборот, помогу всем, что в моих силах, – ответил Уэсли.

За окнами замелькали посадочные огни. Самолет коснулся земли и стал тормозить.

К тому времени, когда самолет подрулил к стоянке «Пан Америкэн», проход был забит музыкантами, их инструментами, свертками с подарками и авоськами с провизией. Русские напускали на лица безразличие к американской технике, и, хотя все проходили мимо Аркадия и Уэсли, никто на них не взглянул. Теперь, когда они были всего в нескольких шагах от потрясающего перехода, напрямую соединяющего самолет со зданием аэровокзала, никто не желал подвергнуться пагубному влиянию Америки. Все оглядывались друг на друга.

Когда все пассажиры покинули самолет и обслуживающий персонал, проникнув в самолет через хвостовую дверь, рассыпался по салонам, Уэсли по служебному трапу вывел Аркадия на бетонированную площадку под хвостовыми двигателями «Ильюшина». Свистели двигатели, мерцали красные хвостовые огни. Неужели самолет сразу возвращается в Москву, удивился Аркадий. Уэсли тронул его за плечо и указал на автомобиль, направляющийся к ним по взлетной полосе.

Они не проходили американскую таможню. Машина выехала через ворота прямо на скоростную автостраду.

– Мы с вашими людьми обо всем договорились, – сказал Уэсли, удобно устраиваясь на заднем сиденье рядом с Аркадием.

– С моими людьми?

– С КГБ.

– Я не из КГБ.

– КГБ утверждает то же самое. Другого мы и не ожидали.

По сторонам дороги мелькали брошенные машины. Не оставленные недавно, а развалины, словно со времен давно прошедших войн. На одной было написано: «Свободу Пуэрто-Рико». По шоссе мчались машины бесчисленных марок и цветов. Водители тоже были всех цветов кожи. Впереди виднелся все тот же потрясающий городской силуэт, что был виден из самолета.

– О чем же вы договорились с КГБ? – спросил Аркадий.

– Договорились, что операцию будет проводить бюро, если только вы не перебежите на сторону бюро, – ответил Уэсли. – Но поскольку вы можете перебежать только к нам, то будете не в состоянии этого сделать.

– Понятно. А вы, значит, считаете, что поскольку КГБ утверждает, что я не их человек, то я на самом деле работаю на них.

– А что еще им остается говорить?

– Но если бы вы поверили, что я не работаю на КГБ, то все коренным образом изменилось бы?

– Несомненно! Тогда то, что утверждает КГБ, оказалось бы правдой.

– А что они утверждают?

– Они говорят, что вы осуждены за убийство.

– Никакого суда не было.

– Они и не говорили, что был суд. Так вы кого-нибудь убили? – спросил Уэсли.

– Да.

– Вот видите. Иммиграционные законы Соединенных Штатов запрещают въезд преступников. Закон очень строг, и мы вряд ли разрешим остаться, если кто-нибудь явится в бюро и заявит, что он убийца.

Уэсли покачивался в машине в ожидании дальнейших вопросов, но Аркадий молчал. Машина нырнула в туннель, ведущий на Манхэттен. В зеленоватом свете туннеля из грязных стеклянных будок полицейские следили за движением. Машина выехала на другую сторону. Улицы оказались уже, чем ожидал Аркадий, и были так далеко внизу по сравнению с ярко освещенным силуэтом, что, казалось, они находились под водой. Тускло светились уличные фонари.

– Я хочу, чтобы вы ясно представляли свое положение, – наконец произнес Уэсли. – Вы не находитесь здесь на законном основании. Но в то же время вы не въехали нелегально, так что и этой зацепки у вас нет. Вас здесь просто нет, и другое невозможно доказать. Я знаю, что это кажется безумием, но для вас это закон. Кроме того, так хотели ваши люди. Если у вас есть претензии, обращайтесь в КГБ.

– А я встречусь здесь с сотрудниками КГБ?

– Я постараюсь, чтобы этого не произошло.

Машина остановилась у стеклянных дверей отеля на углу Двадцать девятой улицы и Мэдисон-авеню. По сторонам козырька с надписью «БАРСЕЛОНА» горели светильники в виде газовых рожков. Уэсли передал Аркадию ключ с пластмассовой пластинкой с названием отеля, но на мгновение задержал руку.

– Ключ от ее номера. – Уэсли отпустил руку. – Везет же вам.

Выходя из машины, Аркадий ощутил странное головокружение. Уэсли остался на улице. Аркадий толкнул стеклянные двери. В вестибюле отеля темно-бордовый ковер, колонны розового мрамора и бронзовые люстры с лампочками в виде свечей. Мужчина с темными мешками под глазами поднялся с кресла и помахал газетой, увидев Уэсли. Потом взглянул на Аркадия и снова уселся в кресло. Аркадий поднялся в лифте с выцарапанной на двери нецензурной надписью.

Номер 518 был в конце коридора на пятом этаже. У него за спиной приоткрылась дверь 513-го, но, едва он обернулся, тут же захлопнулась. Он дошел до 518-го, отпер дверь и вошел.

Она сидела в темноте на кровати, поджав босые ноги. Во что одета – в русское или американское – не разглядеть. – Это я заставила их привезти тебя, – сказала Ирина. – С самого начала я не упрямилась отвечать на вопросы, потому что они мне сказали, что иначе тебя убьют. В конце концов я решила – пока ты там, считай, это все равно что ты мертвый. Я отказалась выходить из номера, пока не увижу тебя…

Она обратила к нему лицо. В глазах стояли слезы. Это в конечном счете все, что мы можем дать друг другу, подумал Аркадий. Он дотронулся до ее губ, и она прошептала в руку его имя. Он заметил на тумбочке телефон. Опять Ямской подслушивает, мелькнула нелепая мысль, нет, Уэсли, поправился он. Он сорвал со стены телефонный провод.

– Ты так им и не сказал, – прошептала она, когда он вернулся к ней. – Ты так и не сказал, кто убил Ямского.

Она изменилась, похудела, глаза от этого казались больше.

– И как только они могли подумать, что ты такой же, как они? – удивлялась она.

Полы здесь были мягче, постели жестче. Она опрокинулась, увлекая его.

– Вот ты где, – прошептала она, целуя его.

– Вот мы где, – Аркадий почувствовал, что внутри него копится необузданная сила.

– Почти на свободе, – прошептала она.

– И живы. – Он рассмеялся.

2

Уэсли и еще трое агентов ФБР принесли в номер завтрак в бумажных пакетах – кофе и пончики. Аркадий выпил чашку. Ирина переодевалась в ванной.

– Насколько мне известно, от нью-йоркской городской полиции для связи выделен лейтенант Кервилл, – сказал Рей. Небольшого роста расторопный человечек мексиканского происхождения, Рей, единственный из агентов, не клал ноги на кофейный столик. – Что-нибудь не так?

– Нет, – ответил Уэсли, – просто небольшие проблемы личного характера.

– Говорят, псих, – заметил Джордж. Джордж был тем самым человеком с темными кругами под глазами, которого Аркадий видел накануне вечером в вестибюле. Другие иногда звали его «греком». Он ковырял в зубах бумажной спичкой.

Английский язык, на котором говорил Уэсли, походил на новый вид латыни, непроизвольно двусмысленный, до того прозрачный, что его можно было толковать как угодно.

– Нужно разбираться в истории социалистического радикализма в Нью-Йорке, а также в восхитительных традициях американцев ирландского происхождения, служащих в полиции. Иначе ничего не поймете, – сказал Уэсли, – ибо если что и имеет значение, так это стремление Кервилла отстоять «красную бригаду».

– А что такое «красная бригада»?

На мгновение наступило замешательство. Затем Уэсли милостиво объяснил:

– У нью-йоркского департамента полиции есть своего рода Красная площадь. Раз лет в десять они меняют название – то это бюро проблем радикализма, то отдел общественных отношений, отдел общественной безопасности. В данный момент он называется отделом расследований, связанных с безопасностью. Но его всегда называют «красной бригадой». Лейтенант Кервилл в «красной бригаде» занимается русскими делами. А вы – красный.

– А чем занимаетесь вы? – спросил агентов Аркадий. – Зачем нас привезли в Америку? И надолго ли?