– До этого не…
– Валерия была весьма мила. Хотя Осборн утверждает, что русские женщины уродливы, но Валерию он все-таки заметил. Он еще в Иркутске, в Доме пушнины, обратил на нее внимание. А как Костя смотрел на это? Он что, надеялся на пару с Валерией облапошить этого американского толстосума?
– Вы представляете это так, будто…
– Так что же они могли предложить Осборну? Секс? Что, Костя подначивал ее: «Давай, ни тебя, ни меня не убудет, а мы с него возьмем что надо»? Так, что ли? И трое поплатились жизнью, потому что Осборн увидел, что его дурачат?
– Ничего-то вы не знаете.
– Я знаю одно – когда Костя и Джеймс Кервилл стояли рядом с Осборном, а потом умирали на снегу, ваша подруга была еще жива, но она не убежала и не стала звать на помощь. Вот вам и «сибирский выбор», и он подсказывает только одно – она знала, что Костю и Кервилла ждет конец, и была заодно с Осборном. Что ей сибирский бандит? Разве он мог сравниться с бизнесменом из Нью-Йорка? Вот и вся любовь! Наверно, Осборн сказал, что сможет вывезти только одного человека. Ей пришлось выбирать, а она была сообразительной девицей. Звать на помощь, когда она сама сговаривалась с Осборном убить их? Она собиралась переступить через их трупы об руку с американцем!
– Прекратите!
– Представляю ее удивление, когда он выстрелил в нее. Но звать на помощь уже поздно. Задним умом это кажется невероятным. Как же она не разглядела, что американец – хладнокровный убийца, а его обещания – пустой звук. Как бессердечно тащить из Сибири эту хорошенькую легкомысленную девицу, чтобы здесь ее убить. И все же вы должны признать, что если она не убежала, когда на ее глазах убили ее дружка и ни в чем не повинного иностранца, то она настоящая дура и действительно заслуживала такой участи.
Ирина ударила его по щеке. Он ощутил вкус крови.
– Теперь-то вы знаете, что ее нет в живых, – сказал он. – Вы ударили меня, потому что поверили. Так вот!
В дверь постучали.
– Старшего следователя Ренко, – послышался мужской голос.
Ирина отрицательно покачала головой. Аркадий тоже не узнавал голоса.
– Следователь, мы знаем, что вы здесь и с вами девка, – повторил голос.
Аркадий махнул рукой Ирине, чтобы та шла в спальню, двинулся к пальто, сложенному на подоконнике, и достал пистолет. Он увидел, что она не отрывает от него глаз. «Макаров» не доставлял ему удовольствия. Он не хотел ни в кого стрелять и не хотел быть убитым в собственной квартире, особенно теперь, когда в ней даже не на что было присесть. Движения были спокойны, а мысли обгоняли одна другую. Стрелять ли сквозь дверь, как делают шпионы? Выскочить ли на площадку и открыть огонь? Вместо этого он подкрался к двери, свободной рукой осторожно открыл замок и взялся за ручку.
– Входите, – сказал он.
Как только Аркадий почувствовал, что кто-то взялся за ручку с другой стороны, он рывком распахнул дверь. Одинокая фигура споткнулась и потеряла равновесие. Он поймал мужчину за воротник и, сбив шапку, приставил пистолет к голове.
Аркадий ногой захлопнул дверь и развернул пришельца лицом к себе. Это был здоровый веснушчатый парень лет двадцати двух. Он пьяно скалил зубы, потешаясь собственной шуткой. Это был Юрий Висков, тот самый, оправдания которого добился в Верховном суде прокурор Ямской; сын Висковых, работавших в кафетерии.
– Завтра в Сибирь уезжаю, – он достал из-под куртки бутылку водки, – и хочу с вами выпить.
Пока Висков хлопал его по плечам, Аркадию удалось убрать пистолет. Ирина в смущении вышла из спальни. Висков был безгранично доволен собой. Стараясь ступать твердо, он пошел с бутылкой к раковине, где стояли стаканы.
– Мы не виделись с тех пор, как вас отпустили, – сказал Аркадий.
– Мне давно нужно было прийти поблагодарить вас, – сказал Висков, подходя с налитыми доверху стаканами. – Да знаете, как бывает, когда выходишь из тюрьмы, набирается столько дел.
Он подошел только с двумя стаканами, хотя на кухне было еще два. Аркадий чувствовал, что Ирину намеренно оставляли в стороне, и видел, как она подалась назад в дверях спальни.
– Вы знакомы? – спросил он Вискова, когда они подняли стаканы.
– Не совсем, – ответил Висков. – Сегодня она звонила одному человеку и расспрашивала про вас, а он попросил меня поговорить с ней по телефону. Все очень просто. Я начал с того, что рассказал, как вы спасли меня от петли. Я дал вам высшую оценку – назвал героем советского правосудия, не меньше. И главное, что это правда.
– Я вас сюда не приглашала, – заметила Ирина.
– А я не к вам пришел. Я железнодорожник, а не диссидент, – Висков повернулся к ней спиной, шутливое настроение уступило место неумелой откровенности. Он положил ладонь на руку Аркадия. – Мой совет – отделайтесь от нее. Такие, как она, что отрава. Кто она такая, чтобы расспрашивать про вас? Вы – единственный, кто мне помог. Я вам скажу, что если бы не было таких диссидентов, как она, то много добрых людей вроде моих родителей никогда бы не пострадали. Какая-то кучка мутит воду, а арестовывают множество честных людей. Я не только про себя. А таких, как вы, каждый хочет заиметь. – Он снова глянул на Ирину. Аркадий ясно представил, что видит Висков: Ирину, дверь в спальню и кровать. – Самый лучший яд тот, что самый сладкий, так ведь, следователь? Все мы люди, но когда сделаешь дело, отделайся от нее.
Они так и не выпили. Аркадий чокнулся.
– За Сибирь, – предложил он. Висков по-прежнему не отрывал взгляд от Ирины. – Пей, – более решительно сказал Аркадий и освободил руку. Висков передернул плечами, и они глотком осушили стаканы.
Алкоголь обжег ссадину во рту Аркадия.
– И зачем тебя туда несет? – спросил он.
– На новой байкальской магистрали нужны путевые механики, – Висков неохотно перешел на новый предмет разговора. – Платят в двойном размере, отпуск в три раза больше, дают квартиру, холодильник набит жратвой – что еще надо? И там, конечно, будут партийные карьеристы, но не так много, как здесь. Начну новую жизнь, построю избушку в тайге, буду охотиться, рыбачить. Можете представить, отбывал срок за убийство, а тут со своим ружьем? Вот где будущее – там. Увидите, мои дети вырастут другими, чем мы. А может быть, через сотню лет мы пошлем Москву к черту, и у нас будет своя страна. Что скажете?
– Желаю удачи.
Говорить было больше не о чем. Минутой позже Аркадий смотрел в окно, как Висков, плечом вперед, с трудом шагал против ветра по двору в направлении огней Таганки. Облака в ночи, казалось, лежали на крышах. Дрожали оконные стекла.
– Я же просил вас не трогать телефон, – сказал он, глядя вслед исчезающему в воротах Вискову. – Не надо было ему звонить.
Он прижал ладонь к стеклу, оно перестало дребезжать, но рука чувствовала дрожь. В окне виднелось белое отражение Ирины. Если бы появился не Висков, а кто-то другой, то, может быть, ее не было бы в живых. Аркадий осознал, что дрожит не стекло, а его рука.
Он пристально посмотрел на себя в стекло. Что перед ним за человек? Он чувствовал, что ему наплевать на Вискова, чью жизнь он спас всего несколько месяцев назад. Он желал одного – Ирину Асанову. Это желание было настолько откровенным, что его увидел даже пьяный Висков. Раньше Аркадий ничего не хотел – нечего было желать. То, что он испытывал, было больше чем простое вожделение. Жизнь так скучна и однообразна – унылое чередование сумерек. Она же горела так ярко в этом мраке, что зажгла даже его.
– Он заметил, – сказал Аркадий. – И не ошибся.
– О чем это вы?
– О себе. Меня не интересует Валерия. Мне наплевать, что Осборн по уши в крови. Никакого расследования нет. У меня на уме одно – удержать вас около себя. – Каждое слово было неожиданностью для него самого. Он и произносил их непохоже на себя. – Я ничуть не сомневаюсь в том, что с того момента, как я увидел вас, все мои действия сводились к тому, чтобы вы оказались здесь. Я не тот следователь, каким я представлялся вам, и не тот следователь, каким представлялся самому себе. Я не могу вас защитить. Если раньше они не знали, что вы здесь, то, прослушивая мой телефон, теперь-то они знают. Куда вы пойдете?