И действительно — не раскачиваясь, эта плохо управляемая конная лава устремились на, показавшиеся им довольно хлипкими редуты и люнеты, выстроившиеся в виде эшелонированной системы на отрезке от холмов до берега Сиваша. Ядром обороны являлись довольно массивные редуты, вместившие в себя серьезные полевые орудия, бьющие вязаной в жестяной контейнер картечью на пятьсот метров с плотностью до трех выстрелов в минуту. Вся остальная армия, вооруженная легкими полевыми пушками, разместилась таким образом, чтобы прикрывать редуты и друг друга, поддерживая довольно протяженное пространство под перекрестным артиллерийским обстрелом.
Кроме того, было нарыто довольно большое количество небольших канавок, не глубже чем на штык лопаты. Но для летящей галопом легкой кавалерии, устремившейся в проходы между валами укреплений, этого вполне хватало. Лошади спотыкались, падали, ломали ноги. В них влетали те, что шли за ними, образуя свалку. А с позиций русских войск каждые пятнадцать–двадцать секунд прилетали все новые и новые порции картечи.
В общем — началось кровавое столпотворение.
— Меня с Керчи не оставляет мысль о том, что это не война… — тихо произнес генерал–полковник Гордон, наблюдая за тем, как под жесточайшим обстрелом гибнут люди.
— Ты прав. Похоже на избиение младенцев. Но это и не армия. Так. Сброд, собранный с бору по сосенке. — Согласился с ним Петр.
— А что армия? — С усмешкой спросил Гордон.
— У хана ее нет. Они ведь последние несколько столетий вместо серьезных военных кампаний занимались практически исключительно грабежами и набегами. К регулярному бою совершенно не пригодны. Вон, сами посмотрите. Даже не слышали о том, что такое полевые укрепления и как их брать.
— Но их много… Хан уже должен был узнать о нашем вторжении и повернуть войска назад. Пятьдесят тысяч! Да еще и ногайцы с Дуная.
— А за нас неплохая выучка, превосходное вооружение и толковые командиры. И это, скажу я вам, очень даже внушительно. Впрочем, если османы войска свои сюда не поведут, то я за Крым не беспокоюсь. Мой расчет оказался вполне верным. Вон, полюбуйся на эту кровавую сцену…
— Смотреть противно…
— Верно. Зрелище не из приятных, — кивнул Петр. — Но это война. Современная война. Дальше будет только хуже…
Тем временем пальба потихоньку начинала затихать. Стрелки добирали уже третий боекомплект. Пушки, перегревшиеся от напряженной стрельбы, остужали уксусом. А все пространство между укреплениями превращалось в земное олицетворение ада: трупы, кровь, раненые, бьющиеся в ужасе и агонии, внутренности, оторванные конечности… и небольшие, полностью деморализованные группы всадников, мечущиеся по этому крошеву. Да и пеших бойцов хватало, в том числе и увечных.
— Труби, — тихо произнес Петр, внимательно изучая панораму в английскую зрительную трубу.
Приказ царя передали по инстанции и уже через несколько секунд две роты конных егерей, сведенных временно в батальон, устремились с холма к ставке противника. Само собой, по большой дуге, дабы, выйдя супостатам в тыл, окружить их полностью. Упускать такой вкусный улов Петр решительно не хотел. А то еще будут баламутить местных, прячась по подвалам. Да и отступавших с редутов татар требовалось отсечь и еще сильнее рассеять. Их, конечно, уходило немало, но степень деморализации была такой, что и две свежие роты легко могли с ними справиться.
— Принимай пленных, строй их в колонну и двигай на Кафу, — отдал приказ Петр, видя, что остатки войск либо бегут, надеясь скрыться, либо бросают оружие…
— Что с ранеными делать? Не переживут ведь переход под Тулу.
— Ты знаешь, что с ними делать. Ни лечить, ни кормить их нам нечем. Даже этих пленников еда ждет только в Азове. Смотри сам. Если легкие, то к остальным. Могут пережить переход. Если что‑нибудь серьезное, то…
— Ясно, — подавленно произнес Гордон. Добивать пленников было не очень приятной обязанностью. Даже понимая, что большая часть из них и сама не доживет до утра.
— И еще, — продолжил Петр. — Когда всех здоровых пленников соберешь, построишь, выступи, поведай им об их судьбе.
— Прямо так и сказать, что они станут рыть канал лопатами?
— И не забудь упомянуть, что те, кто будут работать плохо — не будут получать еды. А кто от этой глупости умрет, того не станут хоронить, а снесут в селитряную кучу, где ему предстоит гнить вместе со свиными тушами. Объясни почему мы даем им шанс, а не всех убиваем прямо тут, на поле, за века гадости и подлости с их стороны. Скажи, что все население Кафы и Керчи уже плывет к верховьям Дона на строительные работы. Да постарайся, чтобы прониклись они. После чего на переходе помоги паре сотен сбежать. Пусть разносят эту благую весть по округе.
— Зачем? — С некоторым недоумением спросил Гордон.
— Чтобы они разбежались. Не гнать же их всех, в самом деле, на земляные работы. Там маленький лагерь. Тысячи три только может вместить.
— Так ведь не пройдет и пары недель, как о своей предстоящей участи будет знать весь Крым.
— И понимать, что защититься у них не получится, ибо нечем. Поэтому совершит единственный разумный в данном случае поступок — побежит навстречу своей армии, ушедшей в сторону Белграда. А так как времени на сборы особого не будет, то пойдут они все налегке, оставив здесь большую часть своего имущества.
— А не получится ли так, что хан взбешенный подобным поступком, сможет привлечь на свою сторону дополнительные силы?
— Тем лучше, — улыбнулся Петр. — Чем больше войск будет в его армии, тем скорее там начнется голод. С этим расчетом я и народ туда выгоняю, чтобы запасы хана поскорее закончились. Бросить своих жен и детей они не смогут. Кормить будет нечем. Очень маловероятно, что он с этим табором сможет добраться до Перекопа. Тем более, что наши две роты конных егерей будут его постоянно беспокоить, обстреливая передовые отряды и вынуждая останавливаться.
— Государь… — произнес, после небольшой паузы произнес Гордон. — Тебе не кажется, что это…
— Бесчестно? — Улыбнулся Петр. — Ни в коей мере. Ты видел рынок рабов в Кафе. Именно на нем несколько столетий продавали русских, которых захватывали эти бандиты в моих владениях. Но им повезло. Я решил возвращать им должок без процентов и дать шанс выжить. Если хан умный, то встретив эту армию беженцев, отвернет и двинется в Бессарабию, на поклон султану. Если же дурак, то его вина. Мое дело дать им шанс. А уж воспользуются они им или нет — их проблемы.
Глава 5
Леопольд вновь взял с декоративного столика письмо и со сложным выражением на лице начал перечитывать, наверное, уже в десятый раз.
«Дорогой мой друг и брат! Рад тебе сообщить, что наше совместное предприятие по выводу из игры Крымского ханства завершилось полным успехом.
Когда в Стамбуле узнали, что мои военные возможности очень ограничены, то решили выводить с Крыма все хоть сколь‑либо боеспособные войска. Я же, узнав об этом, выступил в Азов, дабы отрезать восточных ногайцев от основных слил, то есть, уменьшить армию, идущую под Белград на десять тысяч «сабель». Притом взял все, что у меня было — три пехотные бригады.
Однако, когда войска хана переправились через Днепр, а ногайцы так и не решились воевать, я подумал, что таким замечательным обстоятельством грех не воспользоваться. Поэтому, посадив две свои плохонькие пехотные бригады на мелкие суда, выдвинулся в сторону Керчи, где меня совершенно никто не ждал. Само собой, озаботившись тем, чтобы к хану вестовой не добрался. Это оказалось несложно — достаточно было выдвинуть пару рот егерей по берегу Днепра, да огласить среди казаков награду, за каждого татарина–гонца.
Скажу прямо — османские гарнизоны в Крыму меня сильно разочаровали — оказались много хуже моих, совершенно неспособных к делу стрелков. Видимо сюда ссылали самых неспособных к службе.