"Я ошарашен последними событиями. Не могу поверить, что мне так повезло!"

"Но тебе и вправду повезло! Ты держишь в руках чашу Грааля, и теперь можешь рассчитывать на королевскую награду!"

"Придется серьезно над этим подумать".

"Не требуй руки принцессы королевской крови, — посоветовала Мэдук. — Некоторые девицы, не желающие выходить замуж, вздыхают и нервничают. Другие, однако, безжалостно применяют заклятия типа "трясозубки" и "подергунчика"".

"По этому поводу я уже принял окончательное решение, — сухо сказал сэр Пом-Пом. — Мне не нужна столь своевольная и капризная супруга. Принцессы не для меня".

"Может быть, Мэдук станет ласковой и послушной, когда выйдет замуж?" — с улыбкой предположил Траванте.

"Не хотел бы рисковать, проверяя справедливость этой гипотезы, — ответил сэр Пом-Пом. — Я скорее женюсь на Девонете — она достаточно привлекательна и грациозна, хотя, конечно, у нее острый язык. Помню, как она меня бранила за плохо затянутую подпругу! Тем не менее, такие недостатки исправимы — поколочу ее разок-другой, и все пройдет". Пом-Пом медленно, задумчиво кивнул: "Нет, над всем этим еще нужно подумать".

Некоторое время дорога тянулась по берегу реки — мимо запруд, затененных плакучими ивами, вдоль мелководья, где камыш дрожал, потревоженный зыбким течением. Там, где из воды возвышался серый скальный уступ, река повернула на юг; дорога же поднялась на холм и спустилась в ложбину, в сторону от реки, углубившись в рощу огромных вязов — их кроны переливались в солнечных лучах всеми оттенками зеленого.

Солнце склонялось к западу, приближались сумерки. Когда лес уже наполнился длинными черными тенями, дорога привела путников на тихую прогалину, где не было ничего, кроме развалин старой каменной хижины. Заглянув в дверной проем, Траванте обнаружил только кучу полуистлевших листьев, занесенных ветром, покосившийся старый стол и шкаф с едва державшейся на одной петле дверцей. Траванте растворил дверцу; в углу на верхней полке, почти невидимая в пыли, лежала книжечка из жесткого пергамента, в переплете из серых сланцевых пластинок. Траванте передал книжечку Мэдук: "У меня уже не те глаза, что прежде. Буквы расплываются и разбегаются, и слова не раскрывают мне свои секреты. Раньше, когда молодость еще от меня не убежала, я много читал".

"Вы понесли большую потерю, — посочувствовала Мэдук. — На вашем месте мне оставалось бы, конечно, только делать то, что делаете вы".

"Я тоже так думаю, — ответил Траванте. — Я еще не отчаялся".

Мэдук посмотрела по сторонам: "Довольно приятная поляна; здесь можно было бы переночевать — дороги скоро уже не будет видно".

"Согласен! — сказал Траванте. — Я не прочь передохнуть".

"А я не прочь что-нибудь съесть, — признался сэр Пом-Пом. — Сегодня Струп предлагал нам виноград, но мы отказались. Пора перекусить".

"Благодаря моей заботливой матери, мы сможем и поужинать, и выспаться", — Мэдук расстелила на траве розовый с белым платок и провозгласила: "Возведимус!" Появился шатер. Внутри путники обнаружили, как всегда, стол, уставленный обильными и превосходными блюдами — здесь были ростбиф с пудингом на сале, только что подрумяненная на шампуре утка, жареная рыба, все еще шипящая на сковороде, рагу из зайца и другое рагу из голубей, большое блюдо мидий, тушеных в сливочном масле с чесноком и травами, кресс-салат, хлеб с маслом, соленая рыба, маринованные огурцы, сыры трех сортов, молоко, вино и мед, фруктовые пирожные, земляника в свернувшихся сливках и многое другое. Мэдук и ее спутники освежились, пользуясь рукомойниками со слегка надушенной чистой водой, после чего наелись досыта.

При свете четырех бронзовых светильников Мэдук изучала книжечку, найденную в хижине: "Кажется, это какой-то альманах — или собрание заметок и советов. Записи сделаны девушкой, которая жила в хижине. Вот ее рецепт снадобья, улучшающего цвет кожи: "Говорят, что крем из тертого миндаля, смешанного с маковым соком, оказывает заметное действие, если его применять ежедневно; полезен также лосьон из сладкого бурачка, вымоченного в молоке лисы-альбиноски (увы! — где я найду лису-альбиноску?), а затем перемолотого с добавлением нескольких щепотей порошкового мела. Что касается меня, то в моем распоряжении нет ни одного из этих ингредиентов и, даже если бы они были под рукой, я, скорее всего, не стала бы ими пользоваться, потому что никому до меня нет никакого дела". Гм! — Мэдук перевернула страницу. — Вот ее указания по поводу того, как следует учить ворону говорить: "Прежде всего найди молодую ворону, сообразительную, веселую и способную. Обращайся с ней заботливо, хотя придется подрезать ей перья, чтобы она не улетела. На протяжении одного месяца добавляй в ее обычный корм свежую валериану, а также шесть жженых волос из бороды мудрого философа. Через месяц скажи: "Ворона, уважаемая ворона! Ты меня слышишь? Когда я подниму палец, говори! Пусть слова твои будут умными и уместными, чтобы мы обе веселились, и чтобы нам обеим было легче переносить одиночество. Говори, ворона!" Я выполняла все указания настолько точно, насколько это было возможно, но все мои вороны отказывались говорить, и никто никогда не облегчит мое одиночество"".

"Странно! — заметил сэр Пом-Пом. — Подозреваю, что философ, из бороды которого она выдрала шесть волос, не был по-настоящему мудр — или, может быть, вообще не был философом и обманул ее, предъявив поддельные рекомендации".

"Может быть", — сказала Мэдук.

"В таком глухом уголке невинную девушку нетрудно обмануть, — прокомментировал Траванте. — Даже философу".

Мэдук вернулась к изучению книжечки: "А вот еще один рецепт. Он озаглавлен "Безошибочный способ внушения несокрушимой верности и нежной любви в тех, кого мы любим"".

"Любопытно! — заинтересовался сэр Пом-Пом. — Прочтите, пожалуйста, этот рецепт, не пропуская ни слова".

Мэдук прочла: "Когда убывающая луна печально желтеет низко в небе, как готовый погаснуть огонек в лодке, плывущей по облакам, наступает пора приготовиться, ибо испарения нередко сгущаются в капли, сползающие по светлому краю месяца и свисающие с кончика нижнего рога. Медленно, постепенно, мало-помалу набухает и провисает такая капля; наконец она отрывается и падает — и, если бегущий под луной человек успевает поймать ее в серебряный рукомойник, он приобретет эликсир, обладающий многими полезными свойствами. Для меня в связи с этим открывается возможность для блуждающих мечтаний, потому что, если я растворю каплю лунного эликсира в бокале бледного вина, и мы вдвоем выпьем из этого бокала, нас обязательно соединит тоска неразрывной сладостной любви. Поэтому я твердо решила: как-нибудь ночью, когда луна будет плыть низко в небе, я выбегу с рукомойником и не остановлюсь, пока не встану под рогом луны — и там я буду ждать, чтобы поймать чудесную каплю!"

"Есть какие-нибудь еще записи?" — спросил Траванте.

"Они кончаются этим рецептом".

"Что ж, может быть, она так и сделала — убежала ночью и в конце концов поймала драгоценную каплю!"

Мэдук перелистывала пергаментные страницы: "Больше тут ничего нет — остальное размыло дождем".

Пом-Пом погладил подбородок и взглянул на священную чашу, установленную на подушке. Поднявшись на ноги, он подошел к выходу из павильона и выглянул на прогалину. Через некоторое время он вернулся к столу.

"Какая нынче погода, сэр Пом-Пом?" — спросил Траванте.

"Светит полная луна, небо безоблачно".

"Ага! В таком случае сегодня не следует ожидать утечки лунного сиропа!"

Мэдук спросила: "Сэр Пом-Пом, ты собирался бегать по лесу с рукомойником?"

"А почему нет? — с достоинством ответствовал Пом-Пом. — Капля или две лунного эликсира могут очень даже пригодиться". Он покосился на Мэдук: "Я все еще не решил, какую награду потребую".