Изменить стиль страницы

Вдруг кто-то крикнул:

— Гляньте-ка, Йирка Бартов к нам в крестьяне подался!

Парни обступили пришедших и стали разглядывать их с головы до пят.

— Так ведь это же Карла, ей-богу! — воскликнул Петр, хлопнув переодетую девушку по плечу.

— Этот сразу узнал, — ухмыльнулся Барта. Карлу обступили со всех сторон, вертели и так, и этак, восклицая:

— Как будто на нее шили! А мужские штаны ей больше идут, чем юбка!

— А ну-ка, отойдите, хочу быть парнем что надо! — крикнула Карла, сильной рукой раздвигая молодежь.

— Как же нам тебя звать, раз уж ты теперь парень? — спросил кто-то.

Карла смутилась. Но переодетый крестьянином солдат тут же решил:

— Что святая Каролина, что святой Карел одинаково святые, так будем называть ее Карел.

— Стало быть Карел, — согласилась молодежь.

Тут Карел, как мы пока будем называть Карлу, взял со стола наполненный вином стакан, подошел к Гане, обнял ее за талию, дал ей пригубить, а затем, подняв стакан над головой, стал перед волынщиком и запел звучным голосом:

Спасибо стократное

Золотой моей матушке.
Что баюкала меня
В пестром одеяле.

Растила, растила

Для кого — не знала.
А когда сын вырос,
В солдаты забрали.

Парни повторили за Карелом последний куплет, волынка поддержала мелодию, Карел, осушив стакан до дна, еще крепче прижал к себе Гану, и закружились они в танце, как веретена.

— Ну, что ты на это скажешь, Милотова... это самое... — засмеялся Барта. Если бы этот парень не был девкой, я бы сказал, что это парень, и чертовски ладный парень!

— Ты прав, Барта, если бы тетка не была дядькой, то была бы теткой, а если бы в голове у Барты не было столько хмелю, он бы не тянул себя за нос, — сказала жена старосты и засмеялась, наблюдая, как Барта не может найти свои усы. Он хотел ей что-то ответить, но тут подошел Карел и пригласил свою хозяйку на танец. Пришлось жене Милоты идти танцевать, что поделаешь, раз уж пошел такой маскарад.

— Ну, кажется, ты уже со всеми потанцевала, теперь давай со мной, — предложил Петр, хватая Карлу за фалду.

— Парню с парнем танцевать, все равно что есть хлеб с хлебом, — засмеялся Карел.

— Тоже мне парень нашелся! Да хоть ты бороду отрасти, все равно парня из тебя не выйдет, — стал дразнить ее Петр.

— Осторожней, Петр, а то столкнемся! Я ведь не Карла.

И, наклонившись к нему, зашептала на ухо:

— Послушай меня и займись-ка Барой Йокшевой, дивчина стоящая, да и любит тебя, это я точно знаю.

Не успел Петр ответить, а Карел уже снова обхватил Гану и танцевал с нею. После того как Карла переоделась, Гана была словно в дурмане. Хотя она прекрасно сознавала, что это Карла, однако когда подруга ее обнимала и шептала «Гана, золотая моя, милая!», сердце сладко замирало и девушка даже перестала понимать, где она, что с ней происходит, и то бледнела, то становилась красной, как калина.

— Не пойму, что творится, только с тех пор, как ты переоделась, меня словно кто-то околдовал. Голова идет кругом! Похоже, нас кто-то сглазил, — жаловалась Гана, отдыхая после танца.

— Оботрись белым платочком, — посоветовал ей Карел. Девушка послушалась, но и это не помогло. Стоило лишь Карелу ласково взглянуть на нее, пожать руку, как снова происходило то же самое.

Было около полуночи, когда молодежь стала расходиться. Старшие уже давно были дома. С песнями и музыкой парни провожали девушек до самых ворот.

Гана и Карла шли первыми — потому что они дали на гулянье денег больше других и еще потому, что Гана была дочкой старосты.

— Помни свое слово, Карел! — крикнул солдат-отпускник вслед Гане и Карелу, когда они входили во двор.

— Я его сдержу, — услышал он в ответ.

Петр домой не пошел. Он рассердился на Карлу и назло ей провожал Бару.

— Гана! — начал Карел, когда они вошли в ее каморку и он сел рядом с нею на сундук. — Гана, скажи мне честно, я тебе нравлюсь, такой как сейчас? И ты пошла бы за меня замуж, если бы я на самом деле была парнем?

— Ни за кого другого! Ты мне очень нравишься такой, как сейчас! — воскликнула Гана и по привычке обняла подружку за шею. — Если бы ты была парнем, я бы до самой смерти ни за кого другого не пошла! — прошептала она и в изнеможении положила голову ему на плечо.

— Обещай мне это перед богом и дай мне твою руку! — торжественно произнес Карел. Гана, не понимая, что делает, приняла все это за шутку хотя ей было не до шуток. Но голос Карела проник ей в самое сердце, и, подав ему руку, она произнесла:

— Обещаю!

— Смотри же, что бы ни случилось, обещание свое выполни! — сказал Карел и, крепко обняв Гану, целовал ее лицо и глаза, называл ее самыми нежными словами, а девушка на его горячие поцелуи отвечала также горячо.

— А теперь иди спать. Да хранит тебя господь. Помни же, что ты мне обещала!

Сказав это, он еще долго-долго не выпускал ее из объятии, наконец отпустил и убежал из каморки в свой чулан.

Вскоре он вышел оттуда, тихонько подкрался к Ганиному окошку, прислонил голову к холодной стене и горько заплакал. Потом перекрестился, еще раз окинул взором двор и тихо вышел из ворот.

VIII

Едва рассвело, Маркита была уже на ногах. Ее охватила тревога. Ночью ей приснился страшный сон, а Карлы дома не оказалось. Маркита отправилась ее искать.

Поскольку в деревенских домах замков на дверях не бывает, то достаточно взяться за скобку, поднять защелку, и входи хоть в хозяйскую комнату.

Маркита вошла беспрепятственно. В комнате было тихо. В полутьме она разглядела только свернувшегося клубком на печи котенка. Почуяв Маркиту, он спрыгнул вниз и стал тереться о ноги. В клетке заворковали голуби, которых хозяйка держала на случай зубной боли[14]. Полотняные занавески, спускавшиеся до самого пола перед хозяйским ложем, были задернуты, а это означало, что староста с женой еще утопают в груде подушек, наваленной чуть не до потолка.

У колодца умывалась молодая служанка.

— Карла уже встала? Где она? — спросила Маркита.

— Не знаю, может, у Ганы в каморке.

— Помилуй бог! — тихо воскликнула Маркита и направилась в каморку.

Там, разметавшись в постели, спала девушка. Она была так хороша, что казалось, будто на подушку упала роза.

Маркита поглядела на нее, прошептала: «Благослови тебя господь!» — и вышла.

Она поднялась на чердак. Там храпел, будто орехи сыпал, Петр. Здесь Карлы тоже не было. Не оказалось ее ни в хлеву, ни в конюшне, ни дома.

— Где же может быть эта беспутная девка? — сокрушалась Маркита, как неприкаянная бродила по двору, молилась и перебирала четки.

Ожидание было томительным, и она решила помочь служанке управиться с коровами, но, заслышав голос хозяина, вошла в комнату.

— Пошли вам бог доброе утро! Скажите, куда подевалась моя девчонка, Карла? Я уж и не знаю, где ее искать.

— Ты у Ганы была? — спросила жена Милоты.

— Как раз оттуда, там, кроме нее, никого.

— Может, она осталась у Барты? Он так обрадовался, когда она переоделась солдатом! А и вправду, статный парень получился! — сказал Милота, блаженно потягиваясь.

— Ты о чем это, хозяин? Кто парень? Что сказал Барта? — стала испуганно расспрашивать Маркита и сильно побледнела.

вернуться

14

Согласно поверью, зубная боль проходит, если взять голубя в руки.