— Так им и надо, сплетницам, пусть делом занимаются, — сказала светловолосая, имея в виду служанок.

— Я когда иду по воду и вижу у водоема это судилище, поворачиваю обратно.

— И я с ними не дружу, хоть они и землячки. Тут достается и живым, и мертвым, а я никого не люблю обижать. Куда идешь, Ленка?

— Ходила за покупками, иду домой. А ты куда, Анинка?

— Зашла ненадолго к матушке, а теперь домой.

— Проводи меня, если можешь, мы с тобой так давно не виделись.

— Пройдемся немного, мне нужно быть дома в семь.

Взявшись под руку, девушки через площадь направились к Охотничьей улице. Прохожие часто оглядывались на них, особенно мужчины, некоторые не могли от них глаз оторвать. Девушки разговаривали и не обращали ни на кого внимания, пока какой-то разодетый шалопай нахально не уставился прямо Ленке в лицо.

— Фу, бесстыдник! — гневно воскликнула девушка, отворачиваясь.— У нас ни один парень себе такого не позволит, а здешнее племя не знает стыда!

— Особенно когда видят простую девчонку, думают, что могут позволять себе все что угодно, — добавила Анинка.

— Понимаешь, Анинка, прислугу за людей не считают, будь они даже лучше и порядочнее всех, и это меня больше всего огорчает. Поэтому, как только скоплю немного денег, уйду из прислуг.

— И что ты станешь делать, когда о тебе позаботиться некому так же, как и обо мне?

— Помнишь, что нам матушка рассказывала о том, как она стиркой кормилась и как ей хорошо жилось?

— Не у каждого на это хватит смелости, ты бы не выдержала того, что она, слаба для такой работы.

— Да я и не думаю становиться прачкой. Я умею шить, стану портнихой и буду свободна. К нам на дом приходит портниха, тоже молодая, она говорила мне, что неплохо живет.

— Ты об этом матушке сказала?

— Не говорила и пока подожду, скажу когда-нибудь, а то она рассердится за то, что я бросаю службу, хотя живется мне неплохо, только в этом доме не по себе как-то.

— А почему?

— Когда-нибудь расскажу тебе об этом. А ты довольна своим местом? — спросила Ленка.

— Довольна. У меня есть каморка рядом с кухней, и зимой в ней довольно тепло. С работой я справляюсь играючи, а старики у меня добрые. После завтрака хозяин кормит пса и птиц, хозяйка поливает цветы, потом они читают газеты, а около полудня идут вдвоем прогуляться. Вернувшись с прогулки, обедают, после обеда поспят каждый в своем кресле, потом приходит старый пан капитан, ежедневный наш гость, они играют в карты или рассказывают что-нибудь до самого вечера. Вскоре после ужина ложатся спать. И так изо дня в день. Сейчас мои хозяева ждут сына, он у них военный. Хозяйка, как только вспомнит о нем, плачет от радости и все время про него со мною говорит. Судя по портрету, он должен быть красивым.

— Ну, ты смотри у меня, Анинка, не влюбись в него, — пошутила Ленка.

— Будь он мне ровня, я бы сказала, что он мне в самом деле нравится, но он хозяин, поэтому нравиться мне он не должен.

— Кто может приказать, чтобы не нравился тот, кто нравится! Будь он из господ или нищий, сердце не спрашивает о богатстве и не обращает внимания на нищету, — сказала Ленка.

— Ого, ты говоришь так, словно сама уже это испытала!

— Как знать, может, и испытала. Давай-ка лучше поговорим о чем-нибудь другом. Я ведь еще не спросила тебя, нет ли каких вестей из дому?

— Тетка обо мне не заботится, а, кроме нее, у меня никого нет, ты же знаешь.

— Мне Гаек тоже редко весточки привозит. Брату не до меня, а отец старый, да и писать не умеет. И все же я не упускаю случая забежать к Гаеку, когда его вижу, мне кажется, будто я дома побывала.

— Я тоже бываю рада, когда его вижу. Нам ведь есть за что его любить, — сказала Анинка.

— То, что он для нас сделал, и один из ста не сделает. Мы же с тобой видим, каково тем, кто приходит сюда как слепой, не зная, куда обратиться, что делать. Тут только и начинаешь понимать, какое это счастье, когда рядом оказываются такие добрые люди, как Гаек и пани Кати.

— Недаром Кристина, посредница, что живет на нашей улице, жутко зла на пани Кати за то, что та отбивает у нее заработок. Кристина через нашу кухарку уже не раз передавала, чтобы я зашла к ней, она, мол, с удовольствием кое-что для меня сделает.

— Ну, и ты была у нее? — спросила Анинка.

— Глаза б мои на эту ведьму не смотрели. Я передала ей: то, что она хотела для меня сделать, пусть оставит себе за труды. Ничего хорошего я от нее не жду.

— У нас там тоже есть такая же баба-яга. Поймала меня однажды и говорит, что знает место на сто золотых, пусть, мол, я возьму расчет, а она с меня за это место много не спросит. Но я ее быстро отшила, сказала, что от добра добра не ищут. Об этом я даже матушке не сказала.

— Я тоже. Гаек, правда, говорит, делитесь с пани Кати всем, будьте с нею откровенны. Но ведь не всем же можно делиться. Если бы я ей об этом рассказала, она, возможно, пошла бы к яге, а та бы потом мне отомстила, лучше уж я помолчу... А как тебе, Анинка, нравится Мадла?

— Мне нравится. Есть в ней что-то такое, за что ее нельзя не любить, и, похоже, она добрая. Жаль, что я живу далеко, в предместье, а то бы иногда могли вечером встречаться. От тебя, Ленка, она тут близко.

— Я рада этому. Кроме тебя, у меня не было подруг, а Мадла мне сразу понравилась. Наверное, бедняжка, будет скучать по дому. Я как раз была у матушки, когда Гаек прощался. Мадла плакала, и у него в глазах слезы стояли, когда он ей руку подавал. Мне кажется, что Мадла пришлась Гаеку по сердцу больше всех нас, которых он сюда привез.

— Мало ли что тебе кажется, кто знает, может, она ему родственница, — высказала предположение Анинка.

— Как же, родственница! Родство их в том, что его мать и ее мама две разные женщины, — засмеялась Ленка.

— Конечно, Гаек очень хороший человек, а в городском костюме был бы даже красивым, в теперешней же своей одежде он выглядит грубым. Я думаю, Мадла бы ему не подошла. Что ты на это скажешь?

— Скажу я тебе, Анинка, то, что Гаек не только хороший, добрый, но и красивый даже в одежде возницы. Когда я ехала с ним, он так мне понравился, что если бы сказал: «Ленка, выходи за меня замуж», я бы сразу сказала «да», не раздумывая, подхожу ли я ему. Если они полюбят друг друга, то не станут об этом думать. А если Мадла станет смотреть на него твоими глазами, тогда, конечно же, другие ей понравятся больше.

— Да ведь я уважаю его как лучшего друга, — оправдывалась Анинка,— но выйти замуж за него я бы не хотела.

— Теперь я уже на это смотрю тоже по-иному. За год многое меняется. Видишь и слышишь всякое, попадаешь в разные обстоятельства, а то, что Гаек мне очень нравился, этого я не скрою.

Разговаривая об этом, девушки дошли до Охотничьей улицы, и здесь им пришлось расстаться.

— Заходи к матушке, когда пойдешь гулять, пройдемся куда-нибудь и пани Кати с собой пригласим, — предложила Ленка.

— Мы об этом еще договоримся. Прощай. Передай привет Мадле!

И, подав друг другу руки, девушки разошлись. Одна вошла в ближайший дом, другая поспешила на венское предместье, потому что уже смеркалось.

На Охотничьей улице неподалеку от дома, где у богатого торговца служила Ленка, в семье состоятельного чиновника служила Мадла. Туда ее рекомендовала и привела пани Катержина, уверенная, что ей там будет хорошо. Она знала хозяйку как женщину весьма приятную в обхождении и в речах, а потому считала, что вряд ли девушка может попасть в лучшие руки, хозяйка наверняка будет обращаться с нею ласково. Каждый день обе женщины виделись в храме, и потому честная Катержина думала, что набожный человек должен быть добрым. Несмотря на весь свой опыт, на этот раз она все же ошиблась.

Пани Катержина сама показала Мадле, как и что нужно делать, попросила хозяйку набраться немного терпения вначале, а на будущее она ручается за Мадлу во всех отношениях.

— Ну, дитя мое, надеюсь, вы будете довольны мною, а я вами, — сказала хозяйка очень приветливо.