Бойкот из подворотни

Обычно в облике улиц каждого города есть своя неповторимая и поэтому особенно запоминающаяся «изюминка». В Осло — это ярко раскрашенные почтовые ящики, в Амстердаме — фургончики торговцев маринованной селедкой, в Лондоне — «даблдекеры» — двухэтажные красные автобусы. Есть «изюминка» и в Хельсинки: мальчишки— чистильщики ботинок, устроившиеся под пестрыми зонтиками в похожих на модернизированные троны креслах. Летом 1962 года, во время VIII Всемирного фестиваля молодежи и студентов, эти финские гавроши стали настоящими справочными бюро: казалось, они знали абсолютно все и о Хельсинки, и о самом фестивале.

Да, этим бойким ребятам была известна вся программа фестиваля, занимавшая сорок страниц убористого текста. Но они не ведали, что еще в 1960 году VIII Всемирному было посвящено специальное заседание — нет, теперь уже не представителей ЦРУ, СИС и К°, а Совета НАТО. Как и перед Веной и предыдущими фестивалями, составлялись подробные планы, подбирались люди, ассигновывались деньги, и немалые: для антифестивальной «программы» в Хельсинки только по линии НАТО было выделено 250 тысяч долларов. На них в Копенгагене в специальном лагере усиленно натаскивали юнцов из западногерманского «югебунда» («Югебунд» — молодежная организация Христианско-демократического союза.) , эмигрантов, группку шведов.

Не оставили без работы и Службу независимых исследований, директором которой теперь стал агент ЦРУ Д. Шауль. Ей были даны 40 тысяч долларов и приказ подготовить «группу активистов» специально для участия в политических дискуссиях, в Хельсинки план подрывных мероприятий предусматривал как главную цель массированное воздействие на советскую делегацию, причем не только психологическое и пропагандистское, но и силовое. Общее руководство всеми акциями возлагалось на американских разведчиков Макса Ралиса и Джека Стюарта, которые, по мнению 5-го отдела ЦРУ, лучше других проявили себя в Вене. В помощь Ралису, официально числившемуся «корреспондентом газеты «Мюнхен курир», и Стюарту, обходившемуся без прикрытия, были выделены опытные агенты ЦРУ Авро Хорм — ему предстояло заниматься «силовыми акциями»; негр Буй для работы против делегатов из стран Азии и Африки; А. Милитс и Рейно Сепп, постоянно сидевшие в Швеции; группа кубинского эмигранта Педро Сальвата; «специалист по ГДР» Гейнц Липпман, в прошлом уголовный преступник, бежавший в Западную Германию с двумя миллионами марок, да плюс еще десятка два агентов «со специальностями», не считая мелкой шушеры. Все это весьма разношерстное антифестивальное воинство было громко названо «Фридом дайнемикс» — «Движущие силы свободы».

История не сохранила ни точного дня, ни тем более часа прибытия в Хельсинки авангарда «движущих сил» в лице Милитса, Сеппа и Липпмана. Известен лишь номер их машины — K-EV-183. Зато последствия данного «события» дали себя знать очень быстро: по Хельсинки поползли слухи один страшнее другого. Самые оптимистические утверждали, что с прибытием делегатов в городе исчезнет молоко и хлеб. Менее оптимистические — что на улицах начнутся рукопашные бои. И, наконец, совсем уж пессимистические — что фестиваль лишь предлог для вторжения русских.

К двадцатым числам июля в Хельсинки стянулись и остальные «движущие силы свободы». Раньше времени они старались не привлекать к себе излишнего внимания, пакостили по мелочам: заляпанные грязью или изрезанные финками фестивальные плакаты, несмелые крики «Хайль Гитлер!» в спину членам Международного подготовительного комитета и приехавшим советским туристам. Да и то по вечерам, откуда-нибудь из темных закоулков. «Корреспондент» из «Мюнхен курир» решил начать бой, когда в Хельсинки придет теплоход «Грузия» с советской делегацией.

...В тот день по обычно малолюдным улицам города к набережным и порту потянулись вереницы людей. Шли уже приехавшие делегаты фестиваля в красочных национальных костюмах и празднично приодетые хозяева-финны. До прибытия теплохода оставалось еще не меньше часа, а у стенки не протолкнуться. Тесно и в заливе до самого маяка Хармая от вышедших встречать «Грузию» белокрылых яхт, юрких катеров и степенно режущих иззелена-синюю воду моторных лодок. Вот, наконец, и громада теплохода, воздух сотрясается от приветственных криков, на палубу «Грузии» низвергается целый водопад букетов. Едва только закончилась швартовка, как тут же у причала на небольшой эстраде начался импровизированный концерт, зазвучали восторженные здравицы на многих языках. В Хельсинки пришел Фестиваль.

Начались и первые «разведывательные» вылазки «Фридом дайнемикс». В автобусы с советскими делегатами полетели камни, зазвенели разбитые стекла. Но Ралис и Стюарт остались недовольны: по всем законам психологии, уверяли специалисты там, в Лэнгли, резкий переход от праздничного веселья к угрожающей враждебности должен вызвать растерянность, страх, даже эмоциональный шок. Но русские почему-то не впали в панику — доносили контролеры-наблюдатели — пожалуй, лишь посерьезнели. Зато «движущим силам свободы» пришлось поспешно уносить ноги: хельсинкцы — свидетели инцидентов — высказали явное желание намять им бока.

«Что ж, посмотрим, в каком настроении они будут завтра...» — в словах Ралиса не чувствовалось и тени сомнения в непогрешимости «профессоров психологической войны».

...Почти в центре Хельсинки, недалеко от вокзала, есть парк Кайсаниеми, любимейшее место молодежных гуляний. Говорят, лет сто назад здесь, на небольшом мысу — по-фински «ниеми», вдававшемся в Телеский залив, стоял кабачок, где гостей встречала красавица Катя — по-фински Кайса. У нее частенько собирались студенты Хельсинкского университета, которые и назвали это место по имени прекрасной шинкарки. Еще перед фестивалем в Кайсаниеми выросло просторное полотняное «шапито» — клуб «Спутник». Рядом — кинопередвижка под открытым небом, танцплощадка, столики, легкие удобные стулья, детские игры. С утра до позднего вечера в «Спутнике» и вокруг него толпился народ; но завтра — открытие фестиваля, к нему нужно как следует приготовиться, и часам к десяти вечера парк затихает. Собираются домой, на «Грузию», ребята из «Спутника», для которых завтрашний день особенно ответственный.

И вдруг ночная тишина взрывается дикими воплями, свистом, улюлюканьем. Из темноты летит град камней, сучья, пустые бутылки. «Ноу — фестиваль! Ноу — коммунизм!» — пьяно коверкая слова, надрываются мальчишеские голоса. Полотняный павильон мигом окружает цепочка советских ребят. А из аллей, из кустов со всех сторон лезут шатающиеся, растрепанные фигуры. Нужно выстоять. И ребята держатся. Не отвечая на оскорбления, не обращая внимания на «легко опознаваемые летящие предметы», впрочем, шефы «Фридом дайнемикс» явно просчитались: от щедрой даровой выпивки руки «движущих сил свободы» не стали более твердыми. Но вот уже заплясали по аллеям яркие лучи фар. «Движущие силы» мигают, пытаются закрыть лица ладонями, спрятаться от слепящего света. Из автобусов бегут рослые парни в спортивных костюмах с буквами «СССР» на груди...

Чуть позже, завывая сиренами и мигая красными лампочками на крышах, примчались полицейские машины. Площадка вокруг «Спутника» и парк быстро очищаются от непрошеных визитеров.

...Почти не спавший в ту ночь, Ралис с утра устроил разнос своим помощникам. Им пришлось терпеливо выслушать уникальный набор цветистых выражений, популярно разъясняющих их полную профессиональную некомпетентность. Особенно досталось «специалисту по силовым акциям» Авро Хорму. Набычившись, тот угрюмо пообещал, что сегодня возьмет реванш, время приближается к 17.00. Сейчас начнется фестивальное шествие. Уже с середины дня все улицы то пути к олимпийскому стадиону забиты народом. В небе, деловито рокоча мотором, серебристый самолетик тащит полотнище со словами: «Фестиваль, здравствуй!». В Вене в это время такой же самолетик буксировал плакат «Фестиваль без нас», который затем сменил призыв «Пейте венское пиво». Впрочем, до этого был и другой призыв: «Читайте «Венские новости». Но этот листок не читали.