— Если бы Тотор не был таким тупицей, он бы давно уже попытался это сделать.

При этих словах француз хихикнул.

— Как глупо, в самом деле, исполнять роль колбасы в ветвях поваленного бурей дерева! Итак, начнем!

Он пошарил пальцами вдоль штанины и нашел прорезь кармана. Пальцы нащупали нож, чудную американскую вещицу с четырьмя лезвиями, штопором, пилкой для ногтей и шилом. С таким орудием можно горы своротить.

Туман рассеялся, и мысли его окончательно прояснились.

Осталась сущая ерунда.

Он взял нож и крепко, как драгоценность, зажал его в кулаке, чтобы не уронить.

— Когда есть нож и им необходимо воспользоваться, что нужно сделать прежде всего?

— Открыть его.

От такой простой мысли Тотора даже в дрожь бросило. В его распоряжении только одна рука. А ведь открыть нож одной рукой невозможно.

— Проклятье! Опять я у разбитого корыта! Невозможно? Да кто это доказал? Чем торопиться с подобными безответственными заявлениями, не лучше ли для начала попробовать? Как открывают ножи? Ноготь вставляют в крошечный паз на верхней стороне лезвия и осторожно тянут. Обычно нож берут в левую руку, а лезвие вытаскивают большим пальцем правой. Но я, Тотор, уроженец Парижа, не могу рассчитывать на левую руку, ее как бы вовсе не существует. А если левой руки не существует, надо найти другой упор.

Рассуждая так, Тотор с величайшей осторожностью испробовал всевозможные движения. Безрезультатно.

— Только без нервов! А не то можно и вовсе выронить нож! Вот ужас-то!

Большим пальцем он прижал нож к ноге, а ногтем среднего попытался попасть в паз. И радостно вскрикнул, когда лезвие подалось. Но тугая пружина неумолимо тянула его обратно. Палец соскользнул, и нож, лязгнув, захлопнулся.

Тотор выругался.

Простим ему эту слабость. Каждый поступил бы точно так же на его месте.

Пришлось начинать все сначала.

Вот лезвие опять подалось. Но опыт подсказал Тотору, что непременно нужно поставить какую-то преграду, чтобы не дать лезвию уйти назад. Пришлось пожертвовать безымянным пальцем… Острие ножа больно впилось в живую плоть… Еще одно усилие, щелчок, показавшийся на этот раз сладостной музыкой, и — готово!

Нож открыт, и Тотор держит его в руке.

Ах! Теперь ему сам черт не брат!

— Здо?рово! Впрочем, не надо горячиться. Малейшая оплошность, и мой дорогой, горячо любимый ножик выпорхнет из рук и упадет невесть куда. Терпение и настойчивость!

Он повернул нож лезвием вовнутрь и принялся медленно пилить. Еще чуть-чуть… Крак! Веревка лопнула.

Рука свободна. Остальное — пустяки.

Всего несколько секунд понадобилось, чтобы разрезать веревку на животе и на груди. С каждым движением его наполняло невыразимое чувство освобождения.

Руки, плечи, ноги! Тотор едва сдерживался, чтобы не вскочить и не запрыгать на своем импровизированном насесте.

Однако разум возобладал. Судьба в лице обезьяны-спасительницы была благосклонна к Тотору не для того, чтобы он вновь искушал ее.

Кроме того, в душу внезапно закралось невольное беспокойство. Спиной он ощутил нечто твердое, не похожее на ветку.

На чем же, черт побери, он лежал?

Все еще стараясь соблюдать осторожность, Тотор пошарил рукой за спиной и не смог сдержать радостного возгласа.

Карабин! Поспешив выполнить приказ, негры, по счастью, не догадались забрать винчестер.

Неожиданное и приятное открытие! Ведь это — возможность защищаться, охотиться, питаться.

А есть хотелось чертовски. Пока руки и ноги бездействовали, внутренние органы функционировали исправно. И теперь желудок вопил, взывая к милосердию хозяина.

Тотор моментально осмотрел карабин и нащупал на бедре патронташ.

— Тотор, друг мой! Для начала нужно распроститься с этим уютным гнездышком; только постарайся, по возможности, не разбить лицо в кровь. Шевели мозгами! Под тобой не слишком глубокая яма. Над тобой деревья, деревья и еще раз деревья. Выбирай: вниз или наверх? Что бы ты ни выбрал, ты все равно в Центральной Африке, на экваторе. Спустишься ты либо поднимешься, ты не скоро узнаешь, откуда и куда идешь. Что ж! Вперед! И будь что будет.

В результате беглого обследования Тотор убедился, что ветви дерева достаточно прочны и способны выдержать его гимнастические экзерсисы[32].

Приладив сбоку карабин, ощупав карманы и найдя в них, помимо ножа, который отныне приобрел в его глазах едва ли не музейную ценность, еще массу полезных и нужных вещей, Тотор перепрыгнул на соседнюю ветку. Перебираясь все ниже и ниже, он ощутил наконец под ногами твердую почву и испустил облегченное «Уф!».

Теперь он сам себе хозяин, а также может распоряжаться и всем миром, как говаривал почтенный мэтр Корнель[33]. Находясь на вершине блаженства, Тотор даже пустился в пляс, но тут же издал восторженный вопль, ибо среди содержимого многочисленных карманов и карманчиков нашлись часы — подарок отца Мериноса, показывавшие не только часы, минуты, секунды, но также и фазы луны. Впрочем, это роскошь. Как шутил сам о себе Тотор, путешествуя, он ложился и вставал по солнцу, даже белья при этом не меняя.

Часы он всякий раз бережно укладывал в обитый изнутри футляр, каковое обстоятельство и спасло их от гибели.

— Сейчас часа два пополудни, — заключил Тотор. — И черт меня побери совсем, если я не отправлюсь куда-нибудь, все равно куда!

В прекрасном расположении духа, насвистывая приятную мелодию, наш чудом спасенный решительно двинулся сквозь лесную чащу на север, полагая, что в нескольких сотнях лье[34] расположено озеро Чад, а там есть вероятность встретить цивилизованное население.

Около часа шагал он узкой тропинкой, петляя меж гигантских, в его рост, корней, и наконец вышел на поляну. Внезапно послышался странный шум, напоминавший топот двадцати лошадей, пущенных в галоп. Тотор потянулся к оружию и тут увидел несущегося во весь опор носорога. На спине зверь тащил человека.

Тотор хотел было выстрелить, но не решился. Сердце сжалось от ужасного предчувствия. Мгновение спустя оно подтвердилось. Послышался отчаянный крик:

— Ко мне! На помощь!

Сомнений не было, это кричал Меринос, сын короля шерсти.

ГЛАВА 8

Гимнастика поневоле. — Взбирайся! — Возмездие. — Как удобно! — Поцелуй Коко!

Тотор выскочил из своего укрытия.

Забыты рассудительность и осторожность, ведь в опасности его друг, его брат!

Со всех ног кинулся он вдогонку, крича на ходу:

— Меринос! Это я, Тотор! Тотор!

Меринос услышал его и прокричал в ответ что-то невнятное. Тотор едва мог разглядеть вцепившегося в загривок зверя несчастного своего товарища.

Оказавшись посреди залитой солнцем поляны, носорог неожиданно замер. Яркий свет испугал его, а инстинкт самосохранения повелевал повернуть назад, под защитную сень лесных чащоб. Тут бы Мериносу и спрыгнуть, но с испугу он мог не рассчитать и прямиком угодил бы под копыта разъяренного животного.

— Держись, Меринос! — кричал Тотор. — Я иду!

В два прыжка парижанин очутился рядом с носорогом, вскинул карабин и прицелился прямо в глаз зверю. Но вдруг он вздрогнул и прислушался. Похоже, некий отдаленный звук мигом изменил его намерения. Он опустил карабин.

Взбешенное животное так рьяно рыло рогом землю, что застряло меж двух корней и, как ни старалось, не в силах уже было освободиться.

Тотор только того и ждал, он взобрался на дерево и, по-обезьяньи перепрыгивая с ветки на ветку, вскоре очутился прямо над носорогом, затем уцепился ногами за мощную ветвь, отпустил руки и повис вниз головой. Меринос, ни жив ни мертв, ничего не видел и не слышал. Единственная мысль, единственная надежда не позволяла угаснуть сознанию: друг идет ему на помощь.

Тотору удалось наконец дотянуться до Мериноса. Он нащупал грубую ткань куртки, впился в нее ногтями и рванул что было мочи. Оставалось надеяться, что одежонка у Мериноса была крепкая, да и сшита была наверняка не из того барахла, что производят на фабриках его папаши. В какое-то мгновение силы, казалось, изменили Тотору, однако он не сдавался.