Ее руки вяло упали. Газета из Цинциннати выскользнула на пол. Наконец-то появилось страшное и отвратительное слово, преследовавшее ее на протяжении всей семейной жизни и превратившее веселую, счастливую молодую женщину в раненую, заточенную в собственных стенах.
Она — прелюбодейка!
В этот вечер в кабинете Эндрю за закрытыми дверями сидела группа бледных, стиснувших зубы мужчин. Они говорили так тихо, что из кабинета не доносилось ни слова. Встреча затянулась, и Рейчэл продолжала сидеть перед камином в гостиной, словно одеревеневшая, с широко открытыми глазами, ожидая выхода Эндрю.
В этой комнате он просил ее согласия на то, чтобы он баллотировался в сенат и выдвинул свою кандидатуру на пост президента. Он тогда спрашивал:
— Как думаешь ты, Рейчэл?
Она сказала:
— Я выдержу все последствия.
Наступила полночь, когда Эндрю вошел в гостиную. Он объяснил спокойно:
— Собираются тучи, и я должен постараться разогнать их, прежде чем они обрушат на нас…
— …Да… Но каким образом?
— Сделав нашу позицию неуязвимой. Мы намереваемся получить свидетельства от вдовы преподобного Крайгхеда и от матери Полли, вдовы генерала Смита. Они знали нас с самого начала.
— Свидетельства… относительно чего? — спросила Рейчэл в оцепенении.
Эндрю наклонился, обнял ее, поднял из кресла и поцеловал ее холодные щеки и усталые глаза:
— Я знаю, как тебе это неприятно, но мы должны защищать себя в тех точках, по которым они наносят удар. Нет ни одной частицы в моей жизни, какую они не пытались бы извратить и фальсифицировать, но мы будем встречать их в лоб с документами и показаниями под присягой и каждый раз будем брать над ними верх.
Рейчэл хотела сказать: «Все это правильно в отношении общественных дел, связанных с твоей работой! Но как это поможет мне доказать, что полковник Хэммонд лжет, обвиняя меня в „открытом прелюбодеянии“? Втянуть более широкий круг людей в нашу частную жизнь и придать большие масштабы скандалу?»
Письма, написанные вдовой преподобного Крайгхеда и вдовой генерала Даниэля Смита с глубоким чувством любви, были крайне ценными. В них раскрывалось, как было трудно ей с Льюисом Робардсом, говорилось о ее неоднократных попытках примириться с ним, о его обращении в законодательное собрание Виргинии с просьбой о разводе. Этих свидетельств хватило бы, чтобы убедить любого человека доброй воли, но от их друга Сэма Хьюстона в Вашингтон-Сити пришло сообщение о том, что Хэммонд прислуживает Генри Клею.
Едва успела Рейчэл положить полученные ею свидетельства в свой сейф, как редактор Хэммонд сделал следующий шаг. Он информировал сенатора Джона Итона, что Рейчэл и Эндрю Джэксон не вступали формально в брак в Натчезе! Рейчэл бросила садовые инструменты резким движением и всунула руки в глубокие карманы своего запачканного землей фартука. Если она вышла замуж за Эндрю Джэксона в 1791 году, будучи убежденной, что Робардс получил от виргинского законодательного собрания право на развод, тогда любой грех или преступление, совершенные ею в течение последующих двух лет жизни с Эндрю, были не морального, а чисто формального свойства. Разумеется, люди поймут ее трудное положение и не используют его против нее. Но если редактору Хэммонду удастся убедить страну, что она не выходила замуж за Эндрю Джэксона в Натчезе, что она открыто жила с ним в незамужнем состоянии более двух лет, пока Льюис не отправился в суд в Харродсбурге и не получил свой развод, тогда ее поведение может быть представлено как проявление безудержной похоти.
У Эндрю и Рейчэл не было письменного документа о брачной церемонии в Натчезе. Проведенная в Спрингфилде церемония была законной и связывающей их в глазах американцев, проживавших на испанской территории, но к кому обратиться за доказательствами, когда прошло уже тридцать шесть лет? Старый Томас Грин давно умер, многие из его потомков и друзей также скончались, остальные рассыпались по стране. Эндрю отправил Уильяма Льюиса по Миссисипи, чтобы отыскать и привезти письменный документ, какой удастся найти.
Члены Культурного клуба, переименованного в Клуб нашвиллских леди, восприняли как личное оскорбление нападки на женщину из Теннесси и нашли свой способ выразить доверие Рейчэл. Почта доставила уйму писем в Эрмитаж, а три леди нанесли визит. Рейчэл приняла их в гостиной и подала чай. Этот чай согрел ее сердце.
Близкие друзья Эндрю собрали массовый митинг в помещении суда в Нашвилле в защиту Джэксонов. Эндрю присутствовал на митинге и приехал в Эрмитаж, чтобы сообщить, что сотни людей, собравшихся на площади, поклялись поддерживать Джэксонов и приняли резолюцию:
«Выявить и пресечь фальсификацию и клевету путем публикации правды».
Был образован комитет для рассмотрения всех материалов, касающихся взаимоотношений и супружества Рейчэл и Эндрю Джэксона, в который вошли восемнадцать наиболее уважаемых граждан штата Теннесси, в том числе их бывший друг судья Джон Макнейри, полковник Эдвард Уорд, бывший посол Джордж Кэмпбелл, родственник губернатора Луизианы Томас Клейборн, судья Верховного суда Соединенных Штатов Джои Катрон, два члена верховного суда Теннесси и некоторые другие лица, в прошлом расходившиеся с Эндрю по политическим взглядам. Комитет возглавил Джон Овертон. Прямо из Нашвилла он приехал к обеду в Эрмитаж. Эндрю достал из буфета напитки, налил их и, чокаясь с Овертоном, сказал:
— Джон, это тот самый случай, когда я не собираюсь просить тебя не вмешиваться в мою личную жизнь. Я хочу, чтобы ты вник в нее как можно глубже и сделал так, чтобы комитет располагал истиной во всем ее объеме.
Джон взял из буфета ложку и размешал сахар, осевший на дне стакана с виски.
— Я буду строг и объективен, каким всегда был в качестве члена верховного суда Теннесси. Ни один материал, не выдерживающий тщательной проверки, не будет допущен. Свидетели сообщат для протокола только то, что они на самом деле знают, и мы опубликуем только то, что можем доказать. Язык отчета будет спокойным и юридическим. Не будет включено ничего, что не представляет собой доподлинной правды, какой она была в то время.
В комнате наступила тишина. Мужчины повернулись к Рейчэл. Глаза Джона сверкнули, как холодный ружейный металл. Она быстро кивнула в знак одобрения, счастливая оттого, что он взял на себя задачу возглавить защищающий ее комитет, ведь он был ее другом в доме Робардсов в Харродсбурге еще до того, как она встретила Эндрю.
— Я не одобряла эти методы нашей защиты, Джон, но думаю, что твое предложение правильно. Знаю, что ты добросовестно выполнишь работу. Раскроем миру нашу историю раз и навсегда, а затем успокоимся.
Полный доклад комитета Овертона, а также данные под присягой свидетельства миссис Крайгхед и миссис Смит были опубликованы в газете «Юнайтед Стейтс телеграф» 22 июня 1827 года и перепечатаны по всей стране. Не желавшая раскрывать свои интимные отношения перед лицом множества чужих ей людей, которые ничего ранее не знали о Джэксонах, Рейчэл обнаружила, что доклад имел немедленные и позитивные последствия. В Эрмитаж приходили письма из Вашингтон-Сити, Филадельфии, Нью-Йорка, Нового Орлеана с поздравлениями по поводу «отмщения вашей невиновности» и заверениями в постоянной дружбе.
Рейчэл сложила в ящик и заперла на замок доклад, газеты и письма, словно этим жестом отмывала свои руки от скандала.
— Не стану больше читать сплетни и не буду больше выступать с ответами. Они и так причинили мне столько вреда, сколько смогли. С Божьей помощью я сумела подняться над ними.
Она строила свои расчеты без учета реакции семьи. Однажды утром ее навестила Эмили. Рейчэл сидела в столовой и завтракала. Эмили подвинула стул к столу, на который выложила принесенные ею бумаги.
— Тетя Рейчэл, — начала Эмили, разглаживая газету, — ты видела последний памфлет Хэммонда? Мы не можем позволить ему говорить такие вещи о тебе. В конце концов у нас, Донельсонов, есть своя гордость!