Среди мирянок, исправно посещавших монастырь, но не для того, чтобы слушать сутры, была одна вдова. Все звали ее матушка Ванинг. Увы, наш добродетельный учитель не устоял перед соблазном: очень скоро Кхэнг покинул монастырь и поселился в доме матушки Ванинг. Они зажили как муж и жена, это уж известно всем доподлинно… Так благополучно и в полном согласии прожили они довольно долго, но, хотя матушка Ванинг, как говорится, не собиралась покидать этот мир, все же болезнь и немощь сделали свое дело…

Смерть матушки Ванинг подействовала на бывшего монаха удручающе: он долго тосковал и оставался неутешен. А потом попробовал залить тоску вином. День за днем он напивался и чем больше пьянел, тем сильнее печалился. Многие даже видели, как господин Кхэнг шел по улице и горько плакал.

Матушка Ванинг была довольно состоятельна. В молодости она ссужала деньги под проценты, и у нее скопился порядочный капиталец: на выпивку бывшему проповеднику хватало с лихвой. К тому же в последнее время к нему стали наведываться приятели. С ними он подружился еще в молодые годы, до пострига. Это были два бездельника, которых все звали Старина Кхуан и Старина Куй. Вот так господин Кхэнг, когда-то достойный член буддийской общины, и превратился в предводителя местных лентяев и пьяниц. «Монах чем дальше, тем больше забывает свой долг!» — говорили в городке.

Как-то рано утром трое приятелей, промочив горло прозрачной рисовой водкой, весело болтали и шутили в харчевне. Шум заметно усилился, когда к компании присоединился Старина Кэ, курьер городского управления.

— Учитель, в городе обстановка тревожная! — проговорил Старина Кэ, подсаживаясь к столу. — Вы разве не слышали? Их превосходительства Пибун и Пхао[144] скрылись в неизвестном направлении!

Все трое повернулись к вновь прибывшему и в упор уставились на него.

— Пустое дело… Как всегда, много шуму из-за ерунды! — пробормотал наконец Старина Куй. — Я знаю, что это такое… На выборах наши горлопаны еще кричали… Как бишь это называется, учитель? Кратия какая-то!.. Ну, помните? — повернулся он к господину Кхэнгу.

— Да не кратия, а демократия, дурень! — строго ответил тот. — И все это чепуха! При чем тут демократия? Просто государственный переворот[145]. Таких уже было немало! — Начав разглагольствовать, Кхэнг уже не мог уняться. — А ты, тупая скотина, не знаешь — так и не говори! Я-то, хвала Будде, соображаю, что к чему… В прошлый раз, когда выбирали народных депутатов[146], сам начальник уезда — да что там начальник уезда! — сам губернатор мне кланялся… И не один раз! Только чтобы я за них голосовал и бюллетень опустил!

— Ну, понятное дело, — вмешался Старина Кхуан, — мы ведь с учителем тогда крепко прижали здешних избирателей! Они и пикнуть не смели… Так ты говоришь, опять станут выбирать этих представителей?

Старина Кхуан заметно воодушевился. Старина Куй стукнул по столу чашкой и энергично закивал:

— Конечно, все будем выбирать! Я уже слышал, как эти, из городского управления, спорили до хрипоты… А чего там долго разговаривать? Припугнуть городских — и все в порядке!

Сильный порыв ветра поднял с дороги красноватую пыль, закружил и дунул ею в харчевню. На крыши, мягко шурша, посыпались сосновые иглы.

— Послушайте, что мне пришло в голову, — прогнусавил Старина Куй. — Если опять придется выбирать депутатов, то ведь и учитель может выставить свою кандидатуру на выборах!

— Недурно! — поддержал приятеля Старина Кэ.

Окрыленный собственной выдумкой, Куй даже привстал с места и заговорил громко, хотя и не очень внятно:

— Потому что… потому что наш учитель… не какой-нибудь там… Он — человек выдающийся! И деньги у него есть! А вот детей нет! Никто не связывает, на шее не висит… Да… А уж если богат — все тебе по плечу! Добьешься всего, чего пожелаешь! Ведь правда, Кхуан?

Старина Кхуан одобрительно закивал головой.

— Тише вы! Опять на скандал нарвемся! — с упреком проговорил Кхэнг.

— Говорят, депутат народа — выше всех! Важнее старосты, важнее волостного или уездного начальника… Да, пожалуй, и губернатор перед ним отступит! Ну, а главное-то — ведь власти у него больше, чем у полиции! Вот это да!.. Тогда уж мы сможем делать все, что душе угодно: пить так пить, драться так драться! Кто нам запретит? А то этот полицейский ефрейтор Хо больно уж придирается… Вчера я с ним малость повздорил… В игорном доме, который содержит одна почтенная госпожа, знаете, там, за полицейским участком…

Господин Кхэнг поначалу слушал околесицу, которую нес Старина Кхуан, а потом вдруг захихикал. Его маленькая головка тряслась и прыгала от смеха — точь-в-точь колокольчик на верхушке пагоды, когда его качнет осенним ветром. Перестав смеяться, Кхэнг заговорил тихо, как бы про себя:

— Ну и болван же этот Кхуан! Ишь чего наплел. Я когда-то помогал губернатору поднабрать голосов. И тогда ясно понял: чтобы стать депутатом, надо быть важной шишкой. Деньги деньгами, но нужно еще образование!.. — Он немного помолчал, потом потянулся к чашке и залпом осушил ее. — Только вот пьянство люди считают пороком! Пусть я богат, пусть даже в прошлый раз я помог важным господам на выборах — малость припугнул этих дураков избирателей, — все равно боюсь, что теперь полиция мне ходу не даст! Они уж и так меня ославили довольно. Понял ты или нет? — Господин Кхэнг повернулся и в упор взглянул на Старину Кхуана. — Порядочным человеком и то уже трудно стать… А ты — народным депутатом… Где уж мне?..

— По-моему, учитель не прав! Нынешние депутаты — это всякие подонки да мерзавцы! Разговаривают с тобой нагло, а начнут ругаться — так припомнят всех твоих предков до восемнадцатого колена… Учитель разве не знает: в прошлый раз на выборах голосовали все за таких негодяев! Целыми днями горланили, по всему городу была слышна их ругань… У нас здесь, конечно, тоже есть люди бесцеремонные, как говорится, «нетактичные»… Вот хоть бы мы с Куем! Ну, да нас только двое, и мы сами по себе. В начальники не лезем! Вот я и думаю, уж такой человек, как учитель Кхэнг, в самый раз подойдет! Пусть же и порядочный человек станет депутатом!

— Куда там, Кхуан! Я же тогда участвовал в выборах… Уж я знаю!..

— Ну, конечно, конечно, учитель агитировал за других! А почему бы теперь не поагитировать за себя? Ну, решайтесь, учитель! — проговорил Старина Кхуан, почесывая себе спину. — А если что, так мы по части драк и потасовок люди известные!

— Да, но… — Учитель Кхэнг явно колебался. — Но что я скажу людям? Ведь тот, кто собирается стать депутатом, должен уметь говорить… И приврать, и прихвастнуть, и польстить… Ну, а я?.. Теперь-то я, правда, пьянствую с вами, но все же когда-то был монахом, учил буддийским сутрам… Разве я могу морочить людям головы? Врать да себя восхвалять? У меня и язык-то не повернется!

Старина Кхуан потребовал еще вина. Горячий ветер пронесся по крышам домов, зашуршали сухие иглы. Этот шорох слился с тихим шепотом сосен и бульканьем вина в харчевне… Четыре человека потянулись к чашкам, подняли их и, как по команде, опорожнили, шумно причмокивая. Лица у всех приняли глубокомысленное выражение. Каждый погрузился в собственные думы.

— Охо-хо! — вздохнул Старина Кхуан. — Учитель уж слишком долго раздумывает. Разве есть еще какие-нибудь препятствия? Да если бы у меня были деньги, я бы мигом сделался депутатом! Ругаться-то я, слава богу, умею! Ткнуть кулаком в чью-нибудь рожу да обозвать собачьим отродьем мне ничего не стоит!

— А если потребуется, так и дать пинка в зад, чтобы побарахтался на земле! — вскинул голову Старина Кэ. — Мы люди здешние. Что к чему — разумеем. Ясное дело, мы и возьмем верх! Вы, учитель, не бойтесь! Дело выигрышное!.. А главное-то — я слыхал, что у депутата прав больше, чем у самого начальника полиции… Вот было бы здорово! А то уж очень прижал нас этот ефрейтор Хо. Но ничего, придет день, будет и на нашей улице праздник!..