246

Две ученые дамы в Леванте

Велик был ужас наших друзей

при одной только мысли о том,

что дамы отправились одни в столь

продолжительное паломничество.

«И выдумаете, им удастся вернуться обратно?

Ведь они отправляются к мусульманам

и варварам»,— говорили некоторые

из тех, кто знал о нашем намерении.

Но что давало им к этому повод?

Агнес С. Льюис

Английская книготорговля никогда еще не знала такого триумфа, каким ознаменовался выход в свет «Исправленного Нового Завета» — нового английского перевода, выполненного под руководством ведущих специалистов. Издательства Оксфордского и Кембриджского университетов, совместно участвовавшие в предприятии, были буквально завалены письмами. Еще до выхода книги из печати только один из издателей получил уже заказы более чем на миллион экземпляров. За сигнальный экземпляр предлагали до 5000 фунтов. С двенадцатым ударом часов в полночь с 16 на 17 мая 1881 г., во вторник, началась доставка книги на склады. Вскоре лондонская улица Патерностер Роу была запружена повозками, в которых развозили книги, и бурлящей толпой, не могущей сдержать своего любопытства. Между тем партии переплетенных книг уже выгружались в американских портах. В одно и то же время в Нью-Йорке и Филадельфии типографиями было выпущено восемьсот тысяч томов, а две чикагские газеты перепечатали полный текст, часть которого была передана из Англии по телеграфу.

247

«Исправленный Новый Завет» (за которым через три года последовал «Исправленный Ветхий Завет») был достижением, венчающим целую эпоху в изучении Библии. Работа над ним была стимулирована прежде всего открытиями Тишендорфа. Благодаря ему ученые уверились в том, что восстановление древних текстов Писания стало наконец возможным. Усилия Тишендорфа в этом направлении, казалось, обрели завершение с изданием им греческого Нового Завета (частично основанного на открытом им Синайском кодексе) и уж тем более после знаменитого издания в 1881 г. Нового Завета на греческом языке, подготовленного двумя английскими теологами — епископом Бруком Фоссом Весткоттом и профессором Ф. Дж. А. Хортом. Весткотт и Хорт также играли ведущую роль в подготовке выходящей теперь в свет «Исправленной версии», в которой отразились результаты критического изучения Библии в XIX в. и все сделанные к этому времени рукописные открытия.

Был ли тем самым подведен итог поискам «лучшей» Библии, подлинного Нового Завета? Многие авторитеты, считая, что древний текстовой материал, по всей вероятности, уже исчерпан, утверждали, что дело обстоит именно таким образом: на будущее оставалось уточнить только ряд мелких филологических частностей. Однако «Исправленная версия» сразу же возбудила острую полемику. Одни настаивали на том, что лучшей Библией всех времен является так называемая «Утвержденная версия» короля Якова I, другие же, напротив, заявляли, что имеющийся критический аппарат был использован неудовлетворительно и неполно. Подобные дискуссии разгорались в Германии, да и во всех других странах, где выходили в свет новые переводы Библии. Лишь немногие чувствовали, что библейская текстология стоит на пороге новой эры. Так же как и раздававшимся примерно в то

248

же время заявлениям о том, что человечество до конца познало законы физики и математики, этим самодовольным оценкам вскоре предстояло быть опровергнутыми революционными открытиями.

За выходом в свет «Исправленной версии» Библии последовало более чем полвека впечатляющих находок рукописей. В должное время эти открытия нашли отражение в ряде новых переводов, в нескольких изданиях греческого Нового Завета и, наконец, в 1961 г. «Новой английской Библии (Новый Завет)», которая, в свою очередь, в один прекрасный день уступит место другому изданию.

Первое значительное добавление к имеющимся библейским манускриптам со времен открытий Тишендорфа — и это произошло опять на Синае — явилось результатом усилий двух энергичных, много путешествовавших дам из Кембриджа (Англия) — сестер-близнецов Агнес Смит Льюис и Маргарет Данлоп Гибсон. Они входят в когорту других замечательных британских леди, таких, как Мэри У. Монтэгю, Эстер Стэнхоуп, Гертруда Белл, Фрейя Старк и Кэтлин Кеньон, внесших свой героический вклад в наши знания о Ближнем Востоке.

Дочери шотландского стряпчего Джона Смита из Ирвина (Эйршир), они потеряли мать через две недели после своего рождения. У них были схожие интересы и способности, но старшая, миссис Льюис, несомненно играла главенствующую роль в их совместных научных трудах. Обе вышли замуж за ученых, и обе уже через несколько лет овдовели. Они получили превосходное образование и не уступали любому тогдашнему ориенталисту с университетской подготовкой. К чести патриархального академического мира той викторианско-эдуардовской поры следует сказать, что эти леди удостоились в нем безоговорочного признания как выдающиеся

249

ученые. В 1915 г. Королевское Азиатское общество наградило их золотой медалью, а А. Льюис стала почетным членом университетов в Галле, Гейдельберге, Дублине, а также Университета Святого Андрея.

В Кембридже, где муж А. Льюис, Сатьюэл Сэвидж Льюис, был библиотекарем колледжа «Корпус Кристи» и пользовался репутацией крупного знатока древностей, сестры имели возможность встречаться с выдающимися местными и приезжими учеными. В своих бесчисленных путешествиях на Кипр, в Грецию, Египет, Сирию и Святую Землю они не раз встречали на своем пути многих из современных им археологов, теологов и других специалистов по Древнему Востоку. Они в равной степени были известны дельцам, торговавшим предметами старины, и греческим настоятелям и архиепископам от Афин до Асуана. Превосходное знание современного греческого языка послужило для них ключом, открывшим перед ними двери православных василианских монастырей[28]. В этом отношении сестры обладали явным преимуществом перед Тишендорфом, чья неудача с александрийским епископом запомнилась надолго и чьи грубоватые, тевтонские манеры были, возможно, одной из причин превратностей и разочарований, сопровождавших его затянувшиеся поиски. Женский такт и терпение помогали этим немолодым дамам одинаково успешно вести дела с греками, бедуинами и левантинцами. На суровой земле пустынного монастыря Святой Екатерины они устраивали в саду приемы для посетителей и своих монастырских хозяев. Если непреклонный и уверенный в своей правоте Тишендорф плохо скрывал презрение к явному

250

нежеланию монахов обнаруживать свои сокровища и порицал их подозрительность по отношению к европейцам, разыскивающим утерянные рукописи, то сестры в таких ситуациях проявляли снисходительность и доброту.

Имея в виду предшествующих посетителей монастыря, А. Льюис писала: «По-видимому, некоторые образованные люди, посещавшие восточные монастыри, привыкли думать только о достижении своей выгоды, не считая нужным особенно скрывать это от монахов, которым они не предоставляли никакой информации ни о своей работе, ни о ценности тех или иных рукописей; они обращались с монахами, по существу, так, как если бы те были безнадежно глупыми людьми, каковыми их и считали некоторые путешественники. То, что этот источник осложнений не просто плод фантазии, подтверждает слышанный нами в Каире рассказ о поведении одного молодого англичанина, который пришел в коптскую церковь и угрожал перепуганным священникам страшными карами от имени британского правительства за то, что они отказывались продать понравившееся ему серебряное кадило прекрасной работы.

Меня не оставляет мысль о том, что какой-нибудь из наших соотечественников, получивший в наследство древние монеты и другие предметы, значение которых он в силу своего образования понимал бы весьма смутно и поэтому позволил ознакомиться с ними паре экспертов, повел бы себя точно так же, как эти монахи, если бы вдруг обнаружил, что один из этих джентльменов делает обильные записи для публикации, воспринимая владельца этих богатств лишь как человека, который должен обеспечить его кофе и канцелярскими принадлежностями, и уезжает, не удостоив владельца ни единым словом о результатах своих исследований. Если же он нашел бы, что тот, другой, полон обыкновенной человеческой