Для осуществления беспрепятственного грабежа германское командование в широких масштабах практиковало организацию так называемых запретных зон, из которых население поголовно выселялось, а их имущество забиралось и отправлялось в Германию. Изъятию подлежали: весь цветной металл, швейные машины, комоды, шифоньеры, умывальники и т. д. Работая сапожником при ВИКДО, я был очевидцем того, как награбленное имущество, промышленное оборудование и ценности свозились в здание госбанка, и каждую ночь на машинах отправлялось в Германию. Ограбив начисто население города, отняв у него весь скот, всю птицу, все продукты питания и личное имущество, фашисты довели людей до того, что население переживало голод, ело собак, кошек, обрывало цветы с деревьев, снимало кору с них и питалось ими".

Степан Григорьевич задумался. Все труднее и труднее работать. Все ожесточеннее становится враг, изощряясь в своих злодеяниях.

- Детально продумали систему грабежа, - зло сказал Степан.

- Ага, очень четко разработано. Вот, значит, стервятники - врываются в зону и начинают громить и грабить квартиры. Нагрузили машины - докладывают начальству, - а командует мародерами немецкий офицер Штраух, - докладывают, значит: извольте осмотреть добычу, Ну, тот выберет, что получше, лично для себя, а остальное отправляют в гестапо. Оттуда ночью на автофургонах трофеи отправляют прямиком в Германию.

- А не послать бы нам туда своих людей, - сказал Островерхов. - Раз уж грабеж предотвратить не можем, значит, надо хоть часть украденного возвращать нашим людям. А? Как ты думаешь, Петрович?

- Оно, конечно, так. Только что мы можем сделать?

- Можем! Пойдут туда работать наши люди и будем кое-что сгружать не в гестапо, а в наши склады - найдем куда.

- Так охрана ж...

- Будет и охрана. Зря, что ли, наши люди пошли в полицию?

- А что? Это бы здорово!

- Сделаем, Петрович, - решительно сказал Островерхов. - Точка. А теперь давай поспим.

Степан Григорьевич долго не мог заснуть. Никак сон не шел. "Надо искать, - думал он, - искать пути легализации подполья. Что же использовать?.. Может, общину? Да такую, чтобы и нам удобно было, и немцам невдомек. А выходить надо, ох, как надо. Особенно с молодежью. Того и гляди, схватят кого-нибудь и отправят в Германию". Мучительно думал Островерхов о том, как предостеречь людей от угона в Германию? Конечно, помогают справки, которые выдает врач Петрова. Но нельзя и ее ставить под удар. Могут заметить, что Петрова очень уж многих освобождает от работ по болезни.

Да, что там Борис с Виктором Слезаком мудрят? Кажется, у них выходит с подделкой документов. Попробуем снабдить людей надежными документами... Борька, Борька. Не по годам серьезен. Война научила многому. Надо бы ему поручить ребят. Нет, слишком горяч. Сам нуждается в контроле. Скорей всего это дело придется возложить на Азу. Правда, она и так загружена листовками и приемами радиосводок...

Островерхов осторожно встал с постели, прошлепал босыми ногами к окну, отодвинул плотную шаль, которой было занавешено окно, посмотрел во тьму. Над цементными заводами изредка взлетали ракеты, казалось, где-то поблизости бухают пушки, трещат пулеметы. Рядом, совсем рядом. Подполье на передовой. Такого Степан Григорьевич не припомнит из времен гражданской. Может быть, потому и трудно так наладить работу? Старый опыт трудно приложить к новым условиям. А впрочем, многое из него может пригодиться, Островерхов отошел от окна и лег. Надо было хоть часик-другой уснуть. Завтра день трудный.

Бал

Операцию "Бал" поручили Сергею Карпову. Посылая на задание, Островерхов необычно долго и обстоятельно инструктировал Сергея, как-то особенно и несколько раз подчеркивая: не зарывайся, не увлекайся, сделаешь главное - наведешь самолеты и уходи. Результатов не жди: завтра все узнаем.

Помолчав, снова начинал то же самое и почти теми же словами. Сергей знал, что руководитель справедливо считает его не в меру горячим и всегда старается предостеречь от опрометчивых поспешных действий. Но такую строгую нотацию он, Сергей, выслушивает впервые. И потом, почему он должен ее выслушивать? Что он, мальчик? Он, слава богу, сам уж как-нибудь...

Неожиданно Островерхов засмеялся тихим, добродушным смехом. Сергей сразу успокоился, удивленно глянул на Степана Григорьевича.

- Что, Сергей, небось, кипит все в душе? Дескать, чего это старый хрыч душу мотает? И так, мол, все ясно, да и сам не маленький... Помни: осторожность - твой помощник. Ну, Сергей, как говорят охотники, ни пуха ни пера.

Сергей постеснялся ответить традиционным "К черту!".

...Островерхов долго сидел при коптилке, наносил кружочки, стрелочки, зигзаги и треугольники ходов сообщения, траншей, дотов, блиндажей на карту города. А в голове ворочалась мысль: община, община... А какая? Что-то надо придумать. Организация разрослась. Нужно ставить и решать задачи пошире. Да и организационные формы надо менять. Усилить нужно помощь партизанам. Егоров просит теплую одежду, продовольствие, медикаменты. Придется отправить из наших запасов. Надо новые явочные квартиры иметь. Только здесь нельзя. И так чуть не поставили под удар Боднарей. Спасибо, Екатерина Петровна шнапсом выручила... Лучше всего, пожалуй, у Анны Зотовны обосноваться.

Мысли прервал какой-то гул, от которого задрожали стены и тоненько запели оконные стекла. Островерхов поспешно оделся, вышел на веранду, где уже стояли Боднари.

- Кажись, наши, - тихо сообщила Екатерина Петровна.

- Наши, Петровна, наши. Смотрите в сторону клуба Маркова.

В это время в районе железной дороги вынырнула из темноты и пронеслась в зенит красная ракета. Вскоре раздался грохот артиллерийской канонады. В небе нарастал гул самолетов. Видно было, как в районе железнодорожного узла рвались бомбы.

- Здорово, здорово, - шептал Островерхов. - А теперь левее, левее ударьте. Ну, Сергей, давай! Что ж ты мешкаешь? Давай!

И словно в ответ на его просьбу, красная ракета вновь прочертила небо и нырнула куда-то за черную коробку клуба железнодорожников. И бомбы уже взрывались у клуба Маркова.

- Молодцы! - тихо похвалил Островерхов наших летчиков. После небольшой паузы произнес: - Ага! Господа офицеры, это вам рождественский подарок от наших артиллеристов!

Тяжелый снаряд ударил прямо в здание клуба. Было видно, как в воздух взметнулись балки, обломки стен, и здание рухнуло. Со стороны порта слышался вой сирен пожарных, полицейских и санитарных машин, колотили в рельс возле комендатуры, за элеватором стрелял немецкий шестиствольный миномет. В районе Стандарта рассыпался горох автоматных очередей.

- Ох, Сергей, - Островерхов сердито стукнул кулаком по перильцам веранды. - Не ввязывайся. Отсигналил и уходи.

- А может быть, это не он, - предположил Василий Евстафьевич. - Что-то много стрельбы. Не будут же они из-за одного человека...

- Одного! - перебил Островерхов. - Откуда им знать, что там один. А Сергей натворит за десятерых...

Стрельба между тем начала быстро перемещаться к Мефодиевке и вдруг неожиданно смолкла. Потом щелкнул одиночный выстрел и все стихло.

Дорого обошелся фашистам "рождественский бал". В районе рухнувшего от взрыва бомбы здания клуба Маркова целый день работали немецкие спасательные команды. Они тушили пожар, извлекали из-под обломков обгоревшие трупы, укладывали в закрытые фургоны. Подходили то и дело санитарные машины и увозили раненых и покалеченных немецких солдат.

Одна из бомб упала на бензосклад. Вспыхнул пожар. Языки пламени перекинулись на казармы комендантской роты.

Комендатура вынуждена была перебраться в другое место.

Фашисты не поймали Сергея Карпова, наводившего советскую авиацию на офицерский клуб и бензосклад.

Выход -

в общине

В кабинете коменданта северной части города господина Эрида Райха шеф полиции Кроликов чувствовал себя неуютно. Он ежился от пристального взгляда господина Райха. Выводила из равновесия мечтательно-невинная улыбочка начальника гестапо Гофмана. Не понравилось Кроликову, что здесь же, прямо на подоконнике, как шаловливый школьник, сидел и болтал ногами господин Рудольф. Шеф полиции знал, что Рудольф - это контрразведка. И если она заинтересовалась его делами, добра не жди.