Жаклин улыбнулась:

– Хотя ты и не хочешь признавать этого, ты наш, а не Иммануила. Тебя беспокоит собственное нарушенное слово, а не жизнь этой девушки.

– И что с того?

– Да нет, ничего. Просто хотелось уточнить.

– Если, как ты говоришь, я оказал твоему Мастеру столько услуг, мог бы и он сделать какую-нибудь любезность в ответ. Например, воскресить Анну. Или не допустить ее смерти.

Жаклин покачала головой:

– Ты просишь слишком много. Прямого вмешательства. Чуда.

– А вот Иммануил не торговался. И не рассуждал – много это или мало. Он просто воскресил умирающего. Я сам это видел. Да и меня он тоже как-то раз с того света вытащил.

– А я этого сделать не могу. В конце концов, у Мастера был только один сын.

Пауза. Последующие десять шагов я пытался сообразить, что же она имела в виду.

– Не понял.

Жаклин вздохнула:

– Давным-давно Великий Мастер обещал своему избранному народу мессию. Царя. Со временем этот царь должен был стать правителем всего мира и прямым наместником Мастера на земле. Но мессия предал Творца и отказался сделать то, что от него требовалось. Он решил, что лучше знает, что нужно человечеству... Андрэ, ты понимаешь, о чем... о ком я сейчас говорю?

– В общем, да. У нас с Альфаро был долгий разговор на эту тему. Только это все чушь собачья.

– Перечитай Евангелие, а потом – Ветхий Завет. Даже там Дьявол предлагает Иисусу те же самые дары, которыми Бог в Ветхом Завете обещает наградить своего мессию.

Я не стал говорить Жаклин, что для того, чтобы перечитать книгу, надо сначала прочитать ее хотя бы один раз.

– Ничего я не буду перечитывать. Я тебе просто не верю. И точка.

После памятной беседы с Альфаро я понял одно. Когда подобные типы затевают с тобой разговор о божественном, они меньше всего заботятся о правде. Их цель – запудрить тебе мозги.

– Ну, как хочешь. Впрочем, у нас еще будет время поговорить.

– А вот тут ты ошибаешься. – К этому моменту мы, сделав петлю между солдатскими палатками, двинулись в обратный путь. – Сейчас ты сядешь на лошадь и отправишься обратно в Лангедок.

– Еще чего!

– Есть и другой вариант, – кивнул я. – Мы тебя свяжем и посадим в одну из тех камер, в которых Альфаро держал колдунов. А когда будем возвращаться, захватим с собой. Только это будет еще не скоро. Камеры вонючие, грязные... Там бегают большие крысы... Тебе не понравится.

Глаза Жаклин сузились.

– Ты не посмеешь так поступить со мной!

– Хочешь проверить?

Жаклин не отводила от меня глаз. Я вдруг заметил, что они изменили цвет – стали темно-зелеными, словно драгоценные камни...

– Это что, колдовство? Не смеши меня. Даже Альфаро... Черт, что...

Мир смазался. Стало трудно дышать. Звуки исказились, стали тягучими и какими-то болезненными. Мир накренился...

– Дурак, – донесся откуда-то издалека голос Жаклин, – я – не чета Альфаро, но тогда тебя защищал сам Мастер. Ты что, до сих пор этого так и не понял? Все, что ты имеешь, – ты имеешь только благодаря его покровительству...

Реальность странно исказилась. Мир потерял цвет. Темно-серые и зеленые нити дыма тянулись ко мне от Жаклин, обволакивали разум, проникали внутрь...

То, что поднялось во мне в это мгновение, больше всего было похоже на пламя. Ярость. Пламя гнева.

Краски мира тотчас вернулись. Я встряхнул головой, приходя в себя.

Оказалось, я стою вплотную к этой дамочке и крепко держу ее за запястья. Жаклин смотрела на меня совершенно спокойно – как будто бы ничего не случилось. Глаза ее снова стали обычными.

– Отпусти, – сказала она через несколько секунд. – Ты сейчас мне кости переломаешь.

– Сама виновата, – буркнул я, но ее отпустил. Жаклин потерла руки и скорчила гримасу.

– Ну вот, теперь останутся синяки. Медведь косолапый... Вообще-то ты мог бы стать хорошим учеником, – сказала она. – Силы много, но ты не понимаешь, как ее применять. Я научу...

– Да иди ты к черту!

– Даже и то, чем ты воспользовался, чтобы защититься от меня, – это ведь тоже Ненависть. Одна из ее форм.

– Уезжай отсюда, или, клянусь, я сделаю то, что обещал.

– А ты не боишься, что мой дядя за такое обращение снимет с тебя голову?

– А я скажу, что ты тронулась умом и тебя пришлось связать, чтобы ты никого не покусала.

– А я скажу совершенно другое. И найдутся люди, которые подтвердят мои слова.

Она меня достала. Я взял Жаклин за локоть и потащил вперед. Я остановился на месте, откуда мы уже могли видеть людей, ожидавших нашего возвращения, но слышать нас они еще не могли. Спутник Жаклин, увидев, как я невежливо обращаюсь с его госпожой, схватился за меч и дернулся было к нам. Яго вместе с парой солдат лениво перегородили ему дорогу.

– Этого рыцаря, – я показал пальцем на человека, сопровождавшего мою дорогую «возлюбленную» в ее увеселительной поездке, – мы похороним как подобает. Еще какие-нибудь свидетели есть?

– А Тереза? – осведомилась Жаклин, кивнув в сторону своей камеристки. – Ее тоже убьете?

– Нет, до убийства женщины мы не опустимся. Но подумай сама – чьему слову больше поверит эн Бернард: слову человека, который однажды спас его самого и его город, или слову женщины, которая была приставлена присматривать за его племянницей, а вместо этого предала Бернарда, став соучастницей побега своей подопечной.

Жаклин опустила голову. Поковыряла носком сапога землю. Помолчала несколько секунд.

– Хорошо, – сказала она затем. – Насильно мил не будешь. Мы сейчас уедем. Но... все-таки ты дурак, возлюбленный мой. Будь с нами, и мы дадим тебе все.

– Благодарю, но я и сам могу добиться всего, что мне нужно.

– Послушай... Может быть, тебе не понравилось быть со мной? Помнишь?.. Мы летали вместе?

– Во сне? Это был не я.

Жаклин кивнула:

– Еще не ты. Но тебе хотелось бы стать им?

– Вот уж нет!.. Я помню и тот обряд в храме. Тогда мы тоже держались за руки, верно? Нет, спасибо, мне этого не надо.

– Возлюбленный мой, ты лицемеришь. Тебе ведь нравилось то, что тогда происходило. Признайся в этом.

Я помолчал. Было большое искушение солгать, но...

– Может быть, какой-то части меня это и нравилось. Но это та часть, которую я хотел бы изменить, а не выпускать на волю. Я ведь все-таки человек, а не животное, и сам могу выбирать, кем мне быть.