Проекции воплощают в себе то, что осталось неопределенным или неизвестным у нас внутри. Жизнь предоставляет нам возможность избавиться от проекций, и, оказавшись в одиночестве и испытывая разочарование, нам следует взять на себя ответственность за то, чтобы получать удовлетворение от жизни. Нас не спасет ни один человек в мире, никто о нас не позаботится, никто не исцелит нашу боль. Но у нас внутри живет очень сложная личность, которую мы почти не знаем; она хочет быть нашим постоянным спутником, и она к этому готова. Только когда человек признает крушение своих детских надежд и ожиданий и возьмет на себя полную ответственность за поиск смысла своей жизни – только тогда начнется вторая взрослость.

Я знал мужчину, который признавал, что его главной проблемой является зависть. По определению, зависть – это ощущение, что кто-то обладает тем, что ты страстно желаешь иметь. Хотя тот мужчина действительно испытывал страдания из-за лишений в детстве, он по-прежнему относился к себе крайне негативно: «Я – такая пустота, которая видит свое наполнение в ком-то другом». Признание, что детство никак нельзя вернуть назад, обратив историю вспять, и что никакой волшебник не сможет заполнить внутреннюю пустоту, действительно становится болезненным, но именно оно открывает путь к возможному исцелению. Самое трудное – поверить, что твоей психике хватит ресурсов для собственного исцеления. Рано или поздно в сознании человека должен совершиться перелом, и ему надо будет положиться на собственные силы, иначе продолжится тщетная погоня за исполнением детских фантазий. Давать волю этим охам и вздохам о бессмертии, совершенстве и величии – значит сознательно подавлять человеческий дух и отравлять человеческие отношения. В переживании разобщенности со своим Я и отчуждения от окружающих заложена возможность продуктивного одиночества, позволяющего человеку определить масштаб личности, находящейся у него внутри.

Переживание невроза

Романтическая любовь может считаться временным сумасшествием, которое проявляется в том, что люди дают друг другу клятвы и обещания в вечной верности, хотя они основаны только на их актуальном эмоциональном состоянии. Точно так же психологическое смятение на Перевале напоминает эмоциональный психотический взрыв, вынуждающий человека совершать «сумасшедшие» поступки или отстраняться от окружающих. Если мы осознаем, что больше нет убеждений, на основании которых мы прожили свою жизнь, что стратегии нашего поведения как взрослеющей личности ведут к декомпенсации, что наше мировоззрение распадается на части, – тогда это смятение становится вполне понятными. Можно даже прийти к выводу, что такого явления, как сумасшедший поступок, просто не существует, если как следует рассмотреть его эмоциональный контекст. Не мы выбираем свои эмоции – это они нас выбирают и при этом обладают собственной логикой.

Пациент психиатрической лечебницы постоянно бросал стулья из окон своей палаты. Сначала подумали, что он хочет сбежать, и стали держать его под замком. Но после тщательного расспроса выяснилось: ему казалось, что из его комнаты выкачан воздух, и он просто испытывал потребность подышать свежим воздухом. Его ощущение психической изоляции перешло на символический уровень и превратилось в клаустрофобию. Его желание дышать свежим воздухом было вполне логичным: для того имелись свои эмоциональные предпосылки. Когда его перевели в более комфортное помещение, он ощутил себя в безопасности. Его поведение нельзя было назвать ненормальным. Он рационально отыгрывал психологическое переживание, связанное с пребыванием под замком и ощущением удушья.

Поэтому при переходе через Перевал, когда эмоциональный поток прорывается через границы Эго, мы часто облекаем символическую травму или внутреннее одиночество в конкретную форму. Мужчина, который бросил семью ради своей секретарши, приходит в ужас при мысли о том, что его внутренняя жизнь, его потерянная внутренняя фемининность истощится и исчезнет навсегда. Так как эта потребность в основном бессознательна, он проецирует свое утерянное женское начало на реальную женщину. Женщина, страдающая депрессией, обращает внутрь нежелательный для нее гнев, ибо она – единственный человек, на которого можно злиться. Ни один из этих людей не сумасшедший, и они будут переживать, услышав о себе подобное мнение окружающих. Такова ответная реакция каждого из них на неадекватные потребности и эмоции, во власти которых они оказались в тот самый момент, когда их представление о реальности перестало соответствовать действительности.

В коротком рассказе Филиппа Рота «Фанатик Эли» есть прекрасный пример такого характерного сумасшествия[26]. Действие в рассказе происходит сразу после Второй мировой войны, когда множество людей скиталось по свету. Эли – довольно успешный адвокат, живущий в американской провинции. Когда в его городе появилась группа людей, которые во время войны оказались в концентрационном лагере и выжили, Эли посылают к ним, чтобы попросить их не слишком акцентировать внимание на своей этнической принадлежности. В свою очередь, он сталкивается с тем, что его собственная идентичность оказывается «пустой», а его связь со своими предками – поверхностной. В конце концов он продает свой костюм от «Братьев Брук», меняет его на поношенную одежду старого раввина и идет по центральной городской улице, громко декламируя свое библейское имя. В финальной сцене рассказа его забирают в тюрьму и вводят сильный транквилизатор. Он считается сумасшедшим, хотя на самом деле он только сбросил свою временную идентичность, отказался от внешних атрибутов и проекций современного суетного человека и целиком погрузился во власть древнего религиозного переживания. Поскольку его новая идентичность не соответствовала общепринятой норме поведения, его объявили «сумасшедшим» и стали лечить его новое сознание медицинскими препаратами. О нем можно сказать то же самое, что Вордсворт сказал о Блейке: «Некоторые считают этого человека сумасшедшим, но я предпочитаю его сумасшествие психическому здоровью всех остальных»[27].

Переживание все возрастающего зазора между приобретенным ощущением Я, со всеми присущими ему стратегиями и проекциями, и требованиями самости, скрытой в индивидуальной истории человека, хорошо знакомо всем нам, ибо каждый из нас ощущает свое внутреннее отчуждение. Понятие «невроз», введенное шотландским врачом Кулленом в конце XVIII века, предполагает, что все наши переживания имеют неврологическую природу. Но невроз, или так называемый нервный срыв, не имеет ничего общего с неврологией. Невроз – всего лишь термин, употребляемый для описания присущих психике внутренних противоречий и вызванного ими протеста. Каждый из нас является невротиком, ибо мы испытываем внутреннее противоречие между тем, кто мы есть, и тем, кем мы себя считаем. Симптоматический невротический протест, который выражается в депрессии, насилии или неадекватном поведении, отрицается столь долго, сколь это возможно. Но симптомы вновь и вновь накапливают энергию и начинают проявляться автономно и независимо от желания Эго. Человека, который выдерживает диету, совершенно бесполезно убеждать, что он не должен испытывать чувства голода. Это все равно, что просто попросить симптом уйти. Симптом, даже если он не имеет прямых последствий, все равно имеет большое значение, так как помогает выразить в символической форме то, что ищет своего внешнего выражения.

Человек, который испытывает страх, больше всего хочет восстановить прежнее ощущение своего Я, которое когда-то его вполне устраивало. Терапевт знает, что симптомы – очень полезные индикаторы местоположения травмированной или игнорируемой области психики, которые указывают и на соответствующий способ лечения. Терапевту известно и то, что переживание невроза, связанного с кризисом среднего возраста, открывает широкие возможности для трансформации личности. Юнг утверждал: «Невротический приступ совершенно не случаен. Как правило, он возникает в самый критический момент. Обычно он происходит, когда человек испытывает потребность в новом психологическом приспособлении, в новой адаптации»[28]. Фактически Юнг говорит о том, что этот кризис и связанные с ним страдания порождены нашей собственной психикой, которая когда-то была травмирована, и теперь в ней должны произойти изменения.