Во время раскопок этот медальон с особым интересом рассматривали сотрудники Всесоюзного Научно-Исследовательского Института Виноградарства и Виноделия, на территории которого и находился золотой курган. Курган им мешал построить опытный винзавод. Срыв курган, археологи освободили для него место.
Виноградари и виноделы спрашивали археологов:
– Что обозначает эта находка? Не является ли она доказательством того, что здесь издревле выращивался виноград?
Знаток древностей С.И. Копошина отвечала, что археологической науке хорошо известно, что в античную пору в Боспорском царстве, как и во всем Причерноморье, произрастал и культивировался виноград. Но находка серебряной чаши с медальоном, на котором изображен сбор винограда, не связана с виноделием на Нижнем Дону. Виноград в северной части Придонья появился только в наше время. Эта чаша, как и все остальные серебряные чаши, как и серебряный лутерий и некоторые другие находки в Садовом кургане, привезены издалека. Конечно, из стран Средиземноморья.
– Каково же происхождение серебряных чаш с медальонами? Когда был похоронен знатный сармат? – расспрашивали Серафиму Ивановну новочеркасские виноградар.
– Сходство изделий местных мастерских (золотые фалары и золотой флакон) с вещами из Хохлача позволяет отнести Садовый курган к тому же или очень близкому времени, что и захоронение в вашем новочеркасском кургане Хохлач. Кстати Хохлач находится километрах в трех отсюда, ближе к центру города. Находки на тризне, например, литой сарматский котел, сближают тот курган во времени с курганами, раскопанными в Богаевском районе Ростовской области. Вся эта группа погребений, видимо, относится к одной эпохе, приблизительно к концу первого века до нашей эры. Но восемь серебряных чаш и серебряный лутерий, по всей вероятности, древнее самого кургана; это изделия античной торевтики.
Сохранилось очень интересное описание многих памятников греческого искусства у римского писателя Плиния Старшего. Он писал и о том, что обычно мастера – торевты создавали парные серебряные сосуды, развертывая тот или иной мифологический сюжет на двух изделиях. Среди восьми серебряных чаш, найденных в 1962 году в кургане Садовый, выделяются три пары чаш и две одиночные. Плиний говорит, что римляне высоко ценили изделия греческих торевтов, а потому, как правило, с них снимали копии, очень берегли их.
Для определения времени и места производства этих серебряных чаш можно не только сравнивать эти чудесные изделия с памятниками позднего эллинизма, искать им аналогии, но и полезно вспомнить речи знаменитого Цицерона. В семидесятом году до нашей эры в Риме проходил судебный процесс над римским наместником Верресом, управлявшим Сицилией и беспощадно грабившим ее.
Цицерон в своих речах обвинял Верреса в произволе и притеснениях граждан Сицилии.
Оказывается, Веррес особенно охотился за серебряными медальонами, украшавшими чаши или кубки.
Вот как говорил об этих привычках богатого римлянина Цицерон:
«Едва наместник видел блюдо с превосходным медальоном, он тотчас уносил с гостеприимной трапезы это драгоценное достояние пенатов и богов. Он вынимал медальоны, а остальное серебро бескорыстно возвращал обратно.
Однажды он обедал у знатного Евполема. Тот поставил на стол только чистое серебро, чтобы его не обчистили самого. Только два маленьких кубка были с медальонами.
Пропретор тут же, на виду у гостей, позаботился снять медальоны с этих двух маленьких кубков, точно забавник и скоморох, считающий своим правом требовать себе подачку со стола».
Из этого отрывка блестящей речи Цицерона можно видеть, что медальоны были съемными, раз они легко вынимались. Восемь чаш из Садового пролежали в земле две тысячи лет. Поэтому, когда их нашли, медальоны отпали от дна.
Но в лабораториях Ленинградского отделения Института археологии было определено, что на донышках чаш и на краях медальонов имелись следы припая из сплава свинца с оловом. Следовательно, в то время, когда на тризне из этих чаш пили вино, медальоны были припаяны к донышкам, хотя и не очень прочно. Не всегда, решили ленинградские археологи, потому что у части кубков донышко под медальоном было позолочено.
Виноградари из Новочеркасского института не унимались:
– Зачем же в вино класть медальоны?
– Наверное, чтобы пьющий поперхнулся?
– Как же попали эти роскошные вещи к сарматам, кочевавшим по Нижнему Дону?
Серафима Ивановна постаралась ответить и на этот вопрос:
– Трудно объяснить это традиционной причиной – у сарматов были широкие торговые связи с римлянами. Боспорский царь Митридат со столицей в Керчи очень долгое время воевал с Римом. Ему помогали сарматы. Они ходили походами и в Малую Азию, и в Понт, и в Закавказье. Эти походы сопровождались разбоем и грабежом. Так что сарматы могли извлечь эти драгоценные вещи из ограбленных ими регионов.
Иногда сарматы даже не знали точного употребления вещей, захваченных ими. В кургане был найден большой серебряный сосуд для омовения – лутерий. Он очень тяжелый и вряд ли был изготовлен для повседневного быта. Но лутерий попал к варварам, не знавшим, что делать с этим греческим сосудом. На сарматской тризне из лутерия разливали вино, а греки мыли в нем руки.
Закончила свою статью ленинградская журналистка О. Колесова следующими словами:
«Драгоценности были переданы на хранение в Ростовский музей краеведения.
Богата древними сокровищами донская земля. Все новыми находками радует она археологическую науку, открываются все новые и новые этапы истории юга нашей страны. Еще долгое время ученые будут изучать изделия, найденные в Садовом кургане».
После беседы с С.И. Копошиной мною были опубликованы материалы о новом успехе искателей древностей в донском крае в ростовской областной газете «Молот».
Прошли годы. За то время появились многочисленные исторические публикации о достижениях наших археологов. Но малая толика из них была посвящены курганам Хохлач и Садовый. В основном, в прессе и книгах восхвалялась лишь Чертомлыкская ваза.
6. Трудно быть зловредным Клейном
Недавно будучи в Санкт-Петербурге, я обнаружил в одном из книжных магазинов книгу под с необычным для меня названием «Трудно быть Клейном». Вспомнил я о телефонном интервью многолетней давности с С.И. Капошиной. Неужели в книге рассказывается о ее сотруднике Льве Клейне?
Взял я в руки эту книгу, удивился. Действительно, это тот же самый бывший подчиненный Серафимы Ивановны Клейн. Оказалось, что в этой книге, вышедшей в Санкт-Петербургском издательстве «НЕСТОР-ИСТОРИЯ» в 2010 году, он рассказал о своей жизни.
Начал читать и оторваться не смог. Воспоминания бывшего почти коллеги С.И. Капошиной достойны того, чтобы о них узнали мои читатели. Тем более, что Клейн раскрыл труд археологов совершенно с непредсказуемой стороны.
Ныне Лев Самуи́лович Клейн – интереснейший советский и российский учёный, археолог, культур-антрополог, филолог, историк науки. Теперь он профессор, доктор исторических наук, один из основателей Европейского университета в Санкт-Петербурге.
Лев Самуилович Клейн родился 1 июля 1927 года в Витебске, в интеллигентной еврейской семье, атеистической и сильно русифицированной: дома обиходным языком за два поколения до Льва был русский. Спустя многие годы, в одном из интервью этот известный ныне археолог признался:
«Я не особенно чувствую себя евреем. Своё еврейство я ощущаю только, когда наталкиваюсь на барьеры со стороны властей. В семье у нас не разговаривали ни на идише, ни на иврите, и у нас не было иудейской религии».
В 1941 году оба родителя Льва Клейна были призваны в армию в качестве врачей. Их дети – старший сын Лев и младший сын Борис – вместе с дедом и бабушкой были эвакуированы из Витебска в Йошкар-Олу (с 1930 года Марийская автономная область, с декабря 1936 года – Марийская АССР, с 22 октября 1990 года – Марийская ССР, с 9 декабря 1992 года – Республика Марий Эл). Там школьник Лев поначалу работал в колхозе, затем окончил восьмой и девятый классы средней школы и в 16-летнем возрасте ушёл на фронт вольнонаёмным.