тер, быстро сделал мне сайт, где-то рассовал рекламу, теперь

пишу к юбилеям, свадьбам, деньги платят хорошие, можно пе-

ребиваться. Кидают на телефон, я всем говорю номер, потом с

него перевожу на счёт, готово. Стихи получаются хорошие, в

старинном шотландском стиле, но сердцу не прикажешь, я не

могу любить всех этих людей, только в то время, пока пишу,

пока сижу за столом. Я их просто не знаю, едут и едут машины,

смотрю на них, и хочется реветь, почему всё так, конечно, он

потом нашёлся, принёс бананы, любимая его сладость, и он не

любит меня, и никого, сердцу же не прикажешь, мой тут прав.

Он вообще всегда прав, приходит и обнимает, и всё, я ему це-

лую, целую руки, как он прав, прав, если начнётся война, я буду

ждать его. И его тоже.

Огонь и огонь, и нельзя остыть

1. В средние вёсны — не ранние и не поздние, а вот в сред-

ние — да, в средние вёсны, когда деревья дают своим листьям

волю распуститься, бывала я в болотистой области. Да не одна,

а с братовьями, с братцами. Мы бывали там, верно, вместе, и

готовили на огне, и спали в лесу, почти на земле, но лишь толь-

ко в палатках, и подолгу не мылись. И так далее, далее, далее.

Всё это было в болотистой области, и об этом и будет нелёгкий

рассказ, почему нелёгкий?

Сразу скажу, можно сказать, что рассказ этот не из лёгких,

ну, а чего ждать, и дела мы делали там непростые, довольно

тяжёлые, но всё же посильные нам, слабым человекам из

вполне тоже болотистой области. Конечно, иной братец и

сильный, и красивый, и отважный, но и он нет-нет да и напи-

шет кому сообщение, и отправит мобильной связью: мы ма-

ленькие и плачем. Глядишь, и он присядет отдохнуть, а иногда

и ляжет спать. Нет всесильных людей, пожалуй. Не осталось.

Вот и надо приготовиться к тому, что сюжета в рассказе

не будет, а будет только лес, тяжёлый труд, весна, колючая

проволока, снаряды и братовья, которые дышат, и братики, ко-

торые дышат неслышно где-то в других пределах. А сюжет,

наверно, когда-то и был, и кое-кто его даже мог бы повспоми-

нать, но теперь его всё же не осталось.

Вот как начинается рассказ.

2. Братовья сказали: поехали в тот лес, мы покажем тебе

его, а ты будешь нам помогать. Я поехала. Это было впервые, но

и потом мы тоже туда ездили. Добираться в тот лес так далеко,

нарочно и не придумаешь, да тут и нет неправды, в рассказе.

Пока доехали, сменили два поезда, потому что первый истоп-

тал все колёса до полного уплощения, высадил нас, а тут вто-

рой подошёл, но всё равно нам довольно пришлось идти и сво-

ими ногами, но сначала ещё проехались на тяжёлой технике

машине, почти вездеходе. Но и она не смогла пробраться в бо-

лоте. Рельсов нет в том лесу для поезда, вот что, и для машины

там нет дороги. Мы не несли с собой подушек, нет, не было у

нас и оружия, тоже нет. Мы несли хлеб. По земляной дороге с

лягушками в лужах, по лесной болотистой тропе мы несли

хлеб. Хлеб был в сумках, сумки в руках, а за спиной, в рюкзаке,

конечно, была тушёнка, одежда, спальники (спальные мешки),

то есть полностью укомплектовано.

На ногах — болотные сапоги, а ноги внутри — в портян-

ках. В этом что-то есть — нести хлеб через весь лес, а ноги в

портянках. Один братец так и сказал: в этом что-то есть. Хлеб

промок, буханка, но мы съели её быстро, в тот же день, а назав-

тра ели уже следующий, не подмоченный, а простой.

Так начинается рассказ.

3. Тот хлеб мы съели быстро, раз — и всё. Утомились и хо-

тели есть. Но у нас оставался ещё. Каждую весну мы ели подмо-

ченный хлеб, очень голодные, очень быстро, но у нас всегда

оставался ещё. У нас, у братцев, которые дышат здесь. Каждую

весну. Тот, который оставался, мы доедали в другие дни. Впе-

реди было три недели, и хорошо, что он не промокал весь сразу.

Есть хочется каждый день.

Каждый день мы работали. Выходные — только Пасха, и

то она выпадала в это время не каждый год. Когда-то мы при-

езжали и после Пасхи. Каждый день надо было раскапывать

землю. Это не шутка, так оно всё и было. Мы раскапывали и

смотрели, кто там.

Там были брат-солдаты. Их ещё очень много. Они братья

ваши и наши, твои и мои. Земля большая. Места в ней без счёту,

похоже. Война была длинная. Солдат воевало много. Так много,

что кружится голова. Так много, что когда все воскреснут,

встанут и пойдут, то остальным станет страшно, страшно. Кто-

то подумает, что начинается снова война. Но нет. Это идут всем

нам родственники.

4. Каждую весну мы копали землю. Днём копали, ночью ло-

жились спать. Утром вставали с опухшими руками. Они опухали

от работы. У всех от работы так. Ночью руки отдыхают, спо-

койно лежат вдоль тела, всё тело отдыхает. Руки лежат, их не

поднять, даже если захочешь — так тяжело. Надо дать им от-

дохнуть. У всех есть руки. Давайте им отдыхать.

По утрам глаза радуются. Смотришь и видишь берёзы.

Никаких ёлок, никаких сосен, ничего хвойного, только белые

стволы с чёрным. Разве только осина иногда. Одна на тысячу

берёз. В средние вёсны в болотистой области мы брали сок из

этих берёз. Надрезали немного дерево, подходили вставали ря-

дом, совсем близко, трогали кору губами, на них оставался сок.

А может быть, дерево было слегка надломлено, какая-нибудь

из веток, ставили кружку, в неё набирался сок, его и пили. Вот и

весна, поглядите. Вот и весна, повторяли мы и отхлёбывали

понемногу. Каждому доставалось чуть-чуть. Мы набирали по

кружке в день. Это же надо следить, менять посуду, куда-то пе-

реливать. Искать подходящую берёзу, чтобы надрезать ещё и

ещё набрать. А нам некогда.

Можно подумать, что и сны в таком лесу тоже берёзовые,

тоже пахнут соком и средней весной. Но это не так. Сны тут тя-

жёлые. В лесу ночами было темно, на душе тяжело. Руки боле-

ли, спина тоже. Вот и сны плохие. Не будем их пока вспоминать.

Как-нибудь потом. В рассказе пока полно места. Он только

начался.

Если там и было что-то берёзовое, то сам лес. Не смотреть

под ноги — и покажется, что живёшь в сплошной благодати. Но

смотреть надо — можно наступить на гранату, сапёрку, оско-

лок снаряда, колючку, противогаз и на много чего ещё.

Война была большая. Боеприпасов требовалось много.

Вот и остались следы. А эти берёзы тогда тут не росли. Были

другие. Это же разное время. Прошло даже больше шестидеся-

ти лет, почти что семьдесят. Тогда ещё были солдаты, теперь

их нет. Не осталось.

5. Сейчас мы с братовьями едим сахар, соль, булочки и дру-

гое, но тогда, в лесу, мы этого не ели, потому что всё это быстро

кончалось, заканчивалось, тратилось. Мы так и жили там без

сахара и почти без соли, так. Соль как-то раз замочили, и она

стала камень. Этот твёрдый камень можно разбить, и тогда по-

лучится снова соль. Соль снова станет. Если же человек, то его

нельзя вернуть.

Кроме того, по дороге мы можем промочить хлеб, чаще

всего мы так и делаем. О, эта нескладность — промоченный

хлеб. Вот кто-то оступается в болоте или нога случайно опуска-

ется не на тропинку, а мимо — и половина братца уже в ворон-

ке, и руки с хлебом в воде — стоят средние вёсны, и любое

углубление полно водой, конечно. Вода всюду в земле, земля

вся мокрая, чёрная от сырости, она сама родит воду.

Мы спим дома под спальниками (спальными мешками),