Нельзя сказать, что Виктора настолько потрясло случившееся, что он отказался от своего плана. Он давно готовился к летной службе, и у него уже сформировалось спокойное отношение к подобному завершению своего жизненного пути. Не самое плохое, что может случиться. Хуже — серьезные травмы или болезни, прикованность к постели. Обуза для близких.

Не просто так летчикам определено снабжение по особой статье, и выслуга идет год за два. Конечно, все это не компенсирует тот риск, которому они подвергаются почти каждодневно, и тот стресс, те нагрузки, из-за которых многие еще относительно молодыми вынуждены списываться с летной работы. И здесь, полезно было бы поучиться у западных стран. Там военные летчики (да и офицеры других служб) уходят на пенсию, как правило, обеспеченными людьми.

Через неделю Виктор в составе дежурного звена заступил на боевое дежурство. Был месяц март.

Часть II

Гл. 10 Русские самолеты могут пилотировать даже пьяные механики

Несмотря на стресс, связанный с посадкой на грани смерти, первой посадкой в жизни, да еще на неизвестный аэродром, Виктор оставался сосредоточенным и продолжал действовать по своей программе. Включил тумблер системы «свой — чужой» в положение «взрыв». Этим он уходил из категории «предателя». Только эта система, ее частоты и коды были важны для противника. Сам самолет — «вчерашний день», через пару лет такие по указанию лысого вождя будут давить тракторами. Его квалификация, как военного специалиста, в системе родной страны никому не нужна. Технарей вскоре будут выбрасывать на неустроенную гражданку тысячами. Выбрасывать по подлому — не дав дослужить до пенсии. Кому пару лет, кому пару месяцев. А его мечта, несмотря на стремление всей жизни, растоптана. Больше его ничто не связывало с системой. Родина останется только глубоко в душе.

Сопровождавший его самолет — это был американский Ф-5 с турецкими опознавательными знаками, подрулил и встал невдалеке. Летчик открыл кабину и ждал, когда подъедет технический персонал. От домиков, что расположились на краю летного поля, в их сторону ехали машины — санитарная, пожарная и армейские джипы. Бежали люди.

Пора готовиться к «встрече». Виктор достал из кармана фляжку с разведенным спиртом и опорожнил ее до дна.

Идея напиться сразу после посадки — была домашней заготовкой Виктора. Дело не только в стрессе. Дело в том, что он брал «тайм-аут». С него, с пьяного «взятки — гладки», зато он присмотрится — что и как. «Как меня там встретят, как меня обнимут, и какие песни мне споют…».

Видно, он перехватил лишнего. К тому же — без закуски. С трудом выбрался из кабины и по приставленной к самолету стремянке опустился на землю. Его сразу резко шатнуло, и он чуть не упал. С трудом различал окруживших его людей. Почему они смеются? И еще показывают большой палец? И что они заладили:

— Рус плэйн, рус плэйн! — Как потом ему передали, окружающие восхищались русскими самолетами — на них даже пьяные механики могут летать. Другие возражали — нет, просто у русских такое правило: перед полетом положено выпивать стакан водки. У них этот обычай со второй мировой войны остался, называется «боевые сто грамм». Последнее, что помнил Виктор, как его укладывали на носилки и загружали в санитарную машину.

Когда он проснулся, было темно. Огляделся. Обнаружил себя на кровати в большой комнате. На окнах решеток не видно — уже хорошо. На дворе ночь. Сколько времени? На руках часов нет. Неужели турки сперли? Сам он был в нижнем белье. Верхняя одежда, аккуратно сложенная, лежала на стуле рядом. Все из карманов исчезло, в том числе документы. Сколько он спал? Когда он взлетал, было девять утра. Полет длился около часа. Значит, примерно с десяти утра он «в отрубе». Захотелось в туалет. Над дверью слабым голубым светом горела лампочка. Дверь оказалась не заперта. В коридоре находился человек в форме, видимо, дежурный.

Дежурный не проявил никакого беспокойства. Они пообщались с помощью жестов. Дежурный показал, где находится туалет. На циферблате часов дежурного маленькая стрелка находилась вблизи четырех. Итак, он спит уже семнадцать часов. До рассвета больше не заснул. В семь утра к нему пришли. Один представился по-английски: «doctor», — второй: «assistance». Обычный осмотр: температура, пульс, давление. Молоточек по коленке, веки глаз: «Жалобы. Нет? Подпишите протокол». Виктор попросил: «beer». Доктора заулыбались и покачали головой: «No, no beer. In evening. Now cola!». Пришел человек в форме, принес кока-колу.

Завтрак ему принесли в комнату. Нормальный завтрак: яичница из трех яиц с беконом, кофе со сливками. Хороший кофе, такого Виктор никогда не пил. Завтрак оказался в точности таким, какой он, шутя, заказывал Алику тем утром, когда состоялась тревога. Далековато же ему пришлось добираться до заказанного завтрака. Принесли в специальной упаковке гигиенические принадлежности — все, что нужно, кроме бритвы. После завтрака доктор отвел Виктора в штаб (так он оценил), и передал его в распоряжение человека в форме (если система знаков отличия подобна нашей — капитана). Присутствовал еще переводчик, сам доктор и еще один человек в штатском, ему объяснили — адвокат.

После выяснения — кто он, начался долгий разговор относительно цели его «прибытия». Виктор просил передать его представителям американских консульских служб, поскольку хотел просить у них политического убежища.

Почему-то присутствующих такая позиция не устраивала. На него стали давить: он незаконно пересек границу, нарушил условия безопасности полетов в воздушном пространстве Турции, и по турецким законам подлежит содержанию под стражей до суда. За подобные нарушения суд может присудить ему до двадцати лет заключения с последующей высылкой в ту страну, откуда он прибыл. К тому же подлежит расследованию причина его покидания страны постоянного проживания, поскольку за этим может скрываться его преступное прошлое. И, наконец, они в праве просто передать его советским властям. Как страна — добропорядочный сосед Советского Союза.

Виктор растерялся:

— Все, что вы говорите — не гуманно и, насколько я знаю, по международным правилам вы не можете мне отказать в политическом убежище, если я не попадаю в разряд преступников. Ничего подобного за мной не числится. Доказательств у вас нет, и быть не может.

Капитан явно обрадовался:

— Так, мы как раз вам это и предлагаем — написать заявление с просьбой о получении политического убежища у нас, то есть в нашей стране.

— Что ж, если вы не можете удовлетворить мою первоначальную просьбу, я готов. — ничего другого ему не оставалось. Результат обсуждения удовлетворил всех присутствующих и Виктора оставили в покое на целые сутки.

Гл. 11. Нет, не турист

Это была прелюдия. Потом появился психолог американского консульства Билл — так он представился. Высокий, молодой, почти всегда улыбающийся, Билл с первой встречи располагал к себе. Казался простым и открытым — что называется «своим парнем». Почти без акцента говорил по-русски. При этом умудрялся сыпать поговорками, причём, к месту.

Конечно, он не был так прост, как изображал из себя. Изображал весьма искусно. Присмотревшись, Виктор понял, что он гораздо старше, чем казался. Виктору подумалось, что свою обаятельную улыбку тот отрабатывал годами и шлифовал ее ежедневными тренировками. Его переход от серьезного выражения лица к улыбке был столь быстр и неуловим, что казалось он располагал неким автоматическим устройством, которое позволяло улыбку просто включать, словно от кнопки. Их общение началась с того, что Билл пригласил Виктора в бар и, заказав пива, начал прямо:

— Я должен как можно больше о тебе узнать правдивой информации — это в наших общих интересах. Поэтому мы с тобой будем много беседовать, ты будешь рассказывать о своей жизни. И я тебя буду некоторое время опекать и помогать ориентироваться в новой жизни. У тебя будут появляться вопросы — задавай мне. Считай, что я твой друг, пока единственный, как у вас говорят — «вдали от родины», «на чужбине». Произнося эти слова, он мгновенно включил свою неотразимую улыбку.