Изменить стиль страницы

Годы спустя Борис Сергеевич вспоминал о тех днях, когда ему предстояла разлука с самыми близкими для него людьми — женой и детишками: «Мы жили дружно, расставаться не собирались. Я понимал состояние супруги, которая тосковала по родителям. Да и бытовые условия у нас были плохими, а испанские родственники были людьми состоятельными. Дед Бенито владел парком автомобилей. И я согласился на эту поездку в Испанию ради материального благополучия сына и дочки».

Решение поехать на побывку на родину предков пришло сразу после того, как Бегоня получила весточку из Испании: тяжело заболел ее отец. Тут надо сделать небольшое отступление: во время эвакуации один из автобусов из Бильбао с детьми-испанцами разбомбили. Родителям Бегони Ориве-Абад сказали об этом. Они оплакивали своего единственного ребенка и для себя «похоронили» дочь. Однако от испанцев, которые первыми вернулись на родину по линии Красного Креста, спустя многие годы они узнали о том, что дочь жива. И сразу связались с ней по телефону. Так Бетонита попала в группу испанцев, которым разрешили вернуться на родину.

Уезжали втроем: Бегоня, Валера и маленькая Танечка. Родственникам в провинцию гордых и свободолюбивых басков везли русские сувениры. Во дворе Валера объяснил своим приятелям, что едет к дедушке в Испанию. А ему не верили, подшучивали: «Да брось, Валера, какая Испания, зачем она тебе?!» Борис Сергеевич решил проводить своих родных до Одессы.

Бегоню и детей ждал красавец-корабль «Крым», на котором и началось это морское путешествие. Прощаясь, Валера обнял отца, буквально вцепившись в него руками. Понимал, что предстоит разлука, но только на какой срок: месяц, полгода, год? А может, и больше. Мальчишку обуял страх за будущее. Он не представлял своей жизни без отца, без деда Сергея. А Борис Сергеевич утешал сына, сам еле сдерживая слезы: «Ничего, сынок, скоро вернетесь». Сын держался, держался, но как только корабль «Крым» отчалил от пристани, закрыл глаза руками, не выдержал и разрыдался…

В Бильбао их встретили как самых близких людей. Накрыли стол. Пели песни. Валеру смущало то, что все говорили по-испански. Даже мама, казалось, забыла о русском языке. Всё говорила без умолку. Из рассказа матери Валера с Таней узнали, что их испанский дедушка Бенито начал работать рано, в 18 лет. Получил права. Позже, накопив денег, стал владельцем грузовика, на нем и стал перевозить коммерческие грузы. К тому времени, когда домой приехала дочка с внуками, доходы его были выше среднего: он сдавал в аренду крупной энергетической компании три большие фуры. Бабушка Антония была домохозяйкой. «Они с бабушкой жили очень хорошо в финансовом плане. Семья обитала на втором этаже семиэтажного дома, где было всего две квартиры. В нашей было семь комнат плюс большая кладовая. Там даже был большой загончик для собак. Их у деда Бенито было пять или семь. Одну звали Катя. Дед был заядлым охотником. Хорошо пел, блестяще играл на гитаре. Добрый он был очень, в Валерке души не чаял, — вспоминает Татьяна Харламова. — Он возил его на своем “фольксвагене” по Бильбао. При этом не включал поворотники, зная, что Валерка будет показывать водителям руками, куда поворачивает машина. Регулировщики дорожного движения тоже знали, что едет русский мальчик, и махали ему. Дед брал Валерку с собой в таверны, где он любил проводить время с друзьями. Там Валерка отплясывал: как он говорил, “русского показывал”, демонстрировал фокусы. Рвал бумагу и, скрутив ладони, доставал ее из рук уже целенькой. Зарабатывал себе на пирожные, конфеты, потом угощал меня».

Однажды испанский дедушка Бенито серьезно поругался с бабушкой и пропал. Искали его везде, но безуспешно. А нашел только Валера: была между ними какая-то незримая связь.

Быстрее и шустрее разговаривать на испанском языке стала Татьяна. Как признавался сам Валерий Харламов журналисту Владимиру Дворцову, она буквально «стрекотала» на нем. Самому Валере испанский давался чуть похуже, чем сестре, но уже спустя считаные недели и он спокойно изъяснялся на языке Сервантеса. Когда повзрослел, стал испанский забывать. Хотя понимать-то многое понимал. «С мамой, и особенно когда в наш дом приходили ее испанские подружки, он хорошо говорил на испанском языке», — отмечала Татьяна Харламова.

В начальной школе Бильбао Валера проучился четыре месяца, быстро подружился с местными мальчишками. Неугомонный ритм испанской жизни пришелся ему по вкусу. Казалось, что квартал, где остановилась семья Харламовых, не спал круглые сутки. С ранним утром пробуждались местные торговцы, лилась темпераментная испанская речь. Потом были уроки, позже игры. Жизнь в Бильбао не затихала до позднего вечера.

Уже тогда Валера проникся сочным колоритом испанской музыки. Танцевать он умел и до приезда в Испанию. Татьяна Харламова вспомнила, что свой первый приз за танцы Валера получил еще на новогодней елке в Колонном зале Дома союзов, билеты в который детям достала их родная тетя Ирина. Явный музыкальный и особенно танцевальный талант Харламова дружно отмечали все, кто его знал.

В Испании Валера и Таня иногда шалили. Надо же такому случиться, что в те дни, когда семья Харламовых была в Бильбао, там на несколько часов выпал снег. Редчайшее для этих мест явление. Тогда вся окрестная улица узнала, как могут заводиться русские дети, темпераментом ничуть не уступавшие испанским сверстникам. Брат и сестра Харламовы вырыли ямы в сугробах, положили на них листки бумаги и присыпали снежком. Сами быстро побежали на балкон и смотрели, как идущие по улице испанцы проваливаются в ямки.

Классный руководитель Валеры в школе Бильбао, учитель математики, сразу невзлюбил неуступчивого и правдолюбивого мальчишку из Страны Советов. А возненавидел, когда между ними на уроке возник религиозный спор, после которого в классе воцарилась гнетущая тишина. Маленький Валера никак не мог понять и принять, почему все жители городка должны в воскресенье идти на службу в церковь. Ведь такого не было в его родной и любимой Москве. Не этому учил его папа, который был непререкаемым авторитетом в жизни. Валера с детства, конечно, видел, как много церквей в златоглавой Москве: купола их радовали глаз и озаряли древний город. Но он воспринимал их как памятники культуры, как музеи. А так чтобы молиться и креститься?! Когда учитель спросил у Валеры, верит ли он в Бога, тот, не колеблясь, ответил: нет. И объяснил это очень просто: тем, что Бога нет. Приподнявшись со стула, учитель подошел к мальчишке и, еле сдерживая гнев, спросил, откуда у него такие сведения. И тут Валера ответил предельно просто: «Папа сказал». К счастью и для Валеры, и для педагога, их общение было недолгим и закончилось спустя несколько месяцев.

«Однажды Валера пришел домой с красными от ударов указкой кистями. Оказалось, учитель ударил его за то, что Валера отказался молиться перед занятиями, как это было принято в школе. Ох и устроила мама этому учителю и руководству школы. Высказала им всё, что о них думает, и сказала эмоционально, так, как умела: “Отправляйте всех, куда хотите. Моего ребенка не смейте трогать!” С тех пор Валера не молился и не ходил в церковь. Я за него всё делала, а он с дедушкой на машине катался», — с улыбкой вспоминала в беседе Татьяна Харламова.

По мере того как малыши привыкали к местным обычаям и полностью освоились в общении со сверстниками, Бегоня всё чаще вспоминала о любимом муже и ставшей до боли близкой Москве. Той самой Москве с ее вьюгами и снегами, которая так была непохожа на купающийся в солнечных лучиках Бильбао.

Смотришь на сегодняшних молодых, проводящих ночи в чатах и «стреляющих» эсэмэски по три раза в минуту, и представляешь, как жили бы они во времена своих бабушек и мам. Особенно разделенные расстояниями, как Харламовы. Без мобильника и Интернета. «Какие звонки?! — удивилась Татьяна Харламова в ответ на мой вопрос, как часто родители созванивались друг с другом. — Общались только через письма. В одном из них мама и написала условную фразу. А папа обратился в Красный Крест. Те — в посольство Испании в Москве, а потом уже вышли на нас в Бильбао».