— Не понял! — удивился Махар. И поддел: — Будем ждать, когда немцы с вами разделаются?

— Ты если не сунешь свой нос, не успокоишься, — набычился Аргуданов. — Я дело предлагаю. Если есть другое предложение, пожалуйста.

— Погоди, Зангиев. — Махар опять хотел было возразить, но Карпов остановил его. — Продолжай, Асхат. Одобряю твои действия, — признался он чистосердечно.

— Немцы не должны докумекать, что окружены, — заметил Асхат, теперь он не сердился, говорил понятнее. — А если и вы откроете огонь сразу же за нами, ничего не получится. Фрицы посмотрят, что мимо нас им не пройти, направятся к вам. Вот тогда-то и подкинете им огонька. Так забегают, замечутся!

— Ты уверен, что будет так, а не иначе? — придирчиво допытывался Махар.

— Если проболтаем еще с полчасика, немцев и след простынет, — сказал Асхат.

— Да, да, не будем мешкать, товарищи, — поддержал командира отделения Карпов; он уже дышал ровнее и мог продолжить путь.

Политрук увел свою группу.

На возвышении позицию выбрали удачно, ущелье, в котором должны были появиться егеря, просматривалось далеко, до крутого обрыва. Кругом было тихо. Ослепительным огнем зажгло солнце неприступный каменный кряж, тянувшийся справа от притаившихся в засаде ополченцев. Осветилось и дно ущелья.

— Толковый, однако, парень Асхат Аргуданов, — признался довольный политрук. — Немного шумливый хлопец. Да. Но себе на уме. Гляди-ка, чабан, а точно хорошо обученный командир.

— Война научит всему, — отозвался Махар.

— Это ты верно сказал. Мы мирные люди, как поется в песне, но наш бронепоезд, как говорится!.. — подчеркнул Карпов и вместо дальнейших слов многозначительно приподнял кулак. — В обиду себя не дадим. Кто бы какой ни был национальности — мигом сплотились, как пальцы, сжатые в кулак. Фашисты рассчитывали рассорить кавказские народы, настроить против русских… Не вышло. Да, — поменял он тон, продолжил без пафоса, словно понял, что здесь, среди суровой красоты гор, нужно говорить тихо и просто. — Вот я, например, сугубо гражданский. Был рабочим. Работал и учился. Семилетка за плечами. Потом курсы. Занимался партийной работой, кадрами.

— И меня на работу принимали, — припомнил Махар. — Помню, как вы рассматривали, — усмехнулся он. — То меня, то мои права. Как будто документы поддельные.

— Совсем ты мне тогда подростком показался, — вроде бы оправдывался Карпов. — Да. Покончим с немцами — новой жизнью заживем. Примем тебя в партию. И Асхата, конечно. Хлопцы вы славные. Жить вам и творить добрые дела.

Политрук перехватил восторженно-удивленный взгляд Махара.

— Не веришь?

— Не доросли мы до партии. Что вы, Константин Степанович!

— Вот тут ты не прав, Махар. Что значит — не доросли, — оживился Карпов и тесно ему стало за камнями. — Если на гражданке нужны годы, чтобы проверить человека, понять его, то тут, братец мой, достаточно и нескольких дней. Или даже часов. Война, Зангиев, высвечивает человека, как лучи рентгена. По большому счету идет, сынок, испытание. Кто кого. Жизнь или смерть.

Неожиданно загремели выстрелы, протяжно завыли мины; где-то очень близко шел бой.

Притихшие бойцы, залегшие тут и там в засаде, смотрели в потревоженную даль с напряженным ожиданием. Отголоски боя разносились по ущелью, и казалось, вот-вот и у них покажутся егеря.

— Сидим, ждем… Что-то мне не нравится такая тактика, — недовольно бурчал Махар. — И в прошлый раз Асхат повел себя довольно странно, складывалось впечатление, что он один решил воевать с фашистами. Говорил, фрицы побегут в нашу сторону. Где они? «Смотрите не проглядите!»

— На войне терпение — наиважнейшее дело, — успокаивающим тоном заметил политрук, как бы размышляя вслух.

Махар прислушивался повнимательнее, чтобы не упустить ни малейшего шороха. Отрывистые автоматные очереди напоминали ему об Асхате — это он так приноровился стрелять. «Уметь надо! Чего даром пускать пули на ветер», — похвастался Асхат, когда Махар удивленно поинтересовался, как это кабардинец приноровился стрелять короткими очередями.

— Может быть, — снова заговорил Махар, — двинем с тыла? Что фрицев ждать? Бить их нужно. Гнать поскорее.

— Терпение, джигит.

Выстрелы прекратились, как и начались — неожиданно. И снова кругом стихло. Но тревога охватила бойцов еще больше: немцев в ущелье, как о том говорил Аргуданов, не было видно.

— Ну вот, говорил, — посыпались упреки Махара. — Нужно было и нам сразу же ударить с тыла.

— Нет, нет, тут что-то другое… Что-то сорвалось. — Карпов всматривался усталыми поблекшими глазами в неподвижно возвышающиеся скалы, надеясь, что кто-то все-таки покажется. Но никого не было. — Что же там случилось?

На дне распадка показался Аргуданов, а за ним и другие бойцы. Шли друг за другом на небольшом расстоянии. Асхат и не думал оправдываться.

— Упустили гадов! — вскрикнул он с отчаянной досадой и посмотрел на Зангиева так, будто тот был виной тому. — Не успели перекрыть немцам путь. Чуть-чуть бы раньше… Так не пойдет. — Он размазал на потном лице грязь.

— Чего же тогда?! Скорее за ними! — сердито взывал Махар. — Будем преследовать, пока не уничтожим.

— Как и куда направляться, ты подумал? — Асхат махнул рукой, поняв, что на такой вопрос Махар не ответит.

— По-твоему, лучше сидеть и ждать? Хватит, дождались, немцы унесли ноги, — упрекнул Зангиев.

— Чудак, — снисходительно промолвил Асхат. — Что толку бежать за фрицами сломя голову? Нужна тактика.

— Пока будем думать и гадать, немцы пройдут в Ларису, — не уступал Махар.

— Не пройдут, — сказал Асхат уверенно. — Не так просто им это сделать. Догоним. Если не здесь, то наверняка в другом месте. Давай уточним. — Аргуданов снова что-то замышлял. — Послушай, — он вовсе перестал горячиться, обратился доверительно, — ты часто приезжал сюда с Виктором Алексеевичем. Вспомни, может, обратил внимание. Там есть еще хвойная поляна. А сбоку протекает река. Она справа огибает утес. Не помнишь?

Зангиев напряг память.

— Э-э! Был я в тех местах раз или два. Да и то давно. Ты меня про дороги спроси. Про те, где машины пройти могут. А лужайки, козьи тропы… Это больше по твоей части.

— А я тебе про что толкую? — Асхат тут же принял деловой вид. — Дорога проходит рядом, как ты не можешь понять. Эх! Сюда бы сейчас хоть на минуту капитана Соколова…

— Постой, постой… — Критика, кажется, подействовала на Махара благотворно. — Хвойную поляну я вспомнил. Мы там однажды шашлыки жарили…

— А напротив утес, двуглавый такой, как Эльбрус. Ну, с седловиной, — напоминал Асхат и опять махнул рукой, решив, что Махар ничего больше не вспомнит. — Ну ты и странный. Поляну помнит, шашлыки не забыл. А все нужное забыл. И этот тип еще добивается руки моей сестры, Аргуданова не по твоим зубам. Не видать ее тебе как собственных ушей. Дошло?

— Посмотрим! — возмутился Махар.

— Послушайте, прекращайте перепалку. Объясни толком план действий, — вмешался в разговор Карпов; припухшее лицо его было красным, и дышал он отрывисто, будто не хватало воздуха, — высота давала о себе знать.

— Догнать фрицев можно, товарищ политрук. Но не хочется опять попадать в дурацкое положение.

— Ну и говори, чтобы и другие могли тебя понять.

— Вот дорога. Здесь мы, немцы впереди. — Асхат опустил на землю автомат, дулом повернул в сторону вершин, схватил камень, положил его слева, а второй расположил выше.

— Ты — как Чапаев с картошкой, — кольнул Махар.

— Погоди, Зангиев, — отмахнулся Карпов и присел на корточки.

Аргуданов тем временем продолжал увлеченно рассуждать:

— У немцев один путь. Им во что бы то ни стало нужно выйти к дороге. — Он подвинул верхний камень ближе к дулу автомата. — И войти в село. Но мы можем перекрыть им дорогу у хвойной поляны. При условии…

— Если река проходит слева от утеса, — догадался Махар.

— В реке сейчас воды не будет, — пояснил Асхат. — Она мелеет в эту пору. Пройти будет легко. Может, рискнем?