Не лучшие следствия получатся и для самого духовенства. Далеко не нова и не в первый раз высказывается мысль, что приходский священник, имеющий доход и достигший Геркулесовых столпов в виде тепленькой бенефиции, если только у него нет никаких других побуждений к занятиям, весьма склонен завершить свое поприще английским библейским словарем и фолиантом, состоящим из общих мест, достижением и сохранением солидной ученой степени, «гармонией» и «катеной»[35], которые протаптывают неизменный круг общепринятых ученых глав с их обычными применениями, мотивами, примечаниями и приемами; из них, как из алфавита или гаммы, образовывая и преобразовывая, соединяя и разъединяя различными способами, при небольшой ловкости в обращении с книгами и подумав часа два, он может извлечь запас для исполнения обязанности проповедника более чем на неделю, не говоря уже о бесчисленных вспомогательных средствах в виде подстрочников, требников, обозрений и прочего пустого вздора. Что же касается массы напечатанных и нагроможденных целыми кучами готовых проповедей на всякий нетрудный текст, то наша лондонская приходская торговля св. Фомы вместе с торговлей св. Мартина и св. Гуго не изготовили в своих освященных пределах большего количества продажного товара всякого сорта; благодаря этому приходскому священнику нечего бояться недостатка в проповеднических запасах: он всегда найдет, откуда обильно пополнить свой склад. Но если его тыл в фланги не загорожены, а задняя дверь не защищена строгим цензором, если время от времени могут появляться на свет смелые книги и делать нападения на некоторые из его прежних засевших в траншеях коллекций, то ему приходится быть наготове, стоять на страже, ставить караулы и часовых вокруг своих установившихся мнений, устраивать со своими товарищами дозорные обходы и контр-обходы, из опасения, как бы кто-нибудь из его паствы не был введен во грех и не оказался более осведомленным, опытным и образованным. Да пошлет Господь, чтобы опасение подобного усердия не побудило нас усвоить нерадивость цензурующей церкви!

Ибо, если мы уверены в своей правоте и не считаем истину преступной, чего не подобает делать, раз мы сами не осуждаем наше собственное учение как слабое и легкомысленное, а народ как толпу, бродящую во тьме невежества и неверия, то, что может быть прекраснее, чем когда человек рассудительный и ученый, обладающий, как нам известно, столь же чуткою совестью, как совесть людей, давших нам наши познания, будет выражать свое мнение, приводить доводы и утверждать неправильность ныне принятых взглядов не тайным образом, переходя из дома в дом, что гораздо опаснее, а открыто, путем обнародования своих сочинений? Христос ссылался в свое оправдание на то, что он проповедовал публично; но письменное слово еще более публично, чем проповедь, и опровергать его, в случае нужды, гораздо легче, так как существует много людей, единственным занятием и призванием которых является борьба за истину; если же они этим пренебрегают, то в том виновны только их леность или неспособность.

Так цензура препятствует истинному знанию того, что мы знаем лишь, по-видимому, и отучает нас от такого знания. Насколько она препятствует и вредит самим цензорам при исполнении ими своих обязанностей — и притом больше, чем любое их светское занятие, если только они будут отправлять свою цензорскую должность как им полагается, по необходимости делая упущения либо в том, либо в другом занятии, — на этом останавливаться я не буду, так как это их частное дело, решение которого предоставляется их собственной совести.

Кроме всего сказанного выше, следует указать еще на невероятные потери и ущерб, какие цензурные помехи причиняют нам в большей степени, чем, если бы враг обложил с моря все наши гавани, порты и бухты: эти помехи останавливают и замедляют ввоз самого драгоценного товара — истины. Ведь цензура была впервые установлена и введена в практику противохристианской злобой и скрытностью, с целью по возможности погасить свет Реформации и водворить неправду, мало чем отличаясь в этом от политики, с помощью которой турки охраняют свой Алкоран, запрещая книгопечатание. Мы должны не отрицать, а радостно сознаваться, что громче других народов воссылали к Небу наши молитвы и благодарения за ту высокую меру истины, которой наслаждаемся, особенно в важных пунктах столкновения между нами и папой с его приспешниками-прелатами. Но тот, кто думает, что мы можем разбить здесь для отдыха свои палатки, что мы достигли крайних пределов Реформации, какие только может показать нам тленное зеркало нашего умозрения, пока не получили способности блаженного созерцания, — тот обнаруживает этим своим мнением, как он далек еще от истины.

Ведь истина снизошла однажды в мир вместе со своим Божественным Учителем, являя свою совершенную форму, прекраснейшую для взоров. Но когда Он вознесся на небо и упокоились вслед за Ним и Его апостолы, тогда сейчас же появилось нечестивое племя обманщиков, которые схватили девственную истину, разрубили ее прекрасное тело на тысячу частей и разбросали их на все четыре ветра, подобно тому, как, по рассказам, египетский Тифон и его сообщники поступили с добрым Озирисом. С тех пор печальные друзья истины, те, кто осмеливается выступать открыто, ходят повсюду и собирают воедино ее члены, где бы ни нашли их, подобно Изиде, заботливо отыскивавшей разбросанные члены Озириса. Мы еще далеко не все отыскали их, Лорды и Общины, и не отыщем до второго пришествия ее Учителя; Он соберет воедино все ее суставы и члены и создаст из них бессмертный образ красоты и совершенства. Не позволяйте же цензурным запрещениям становиться на всяком удобном месте, чтобы задерживать и тревожить тех, кто продолжает искать, продолжает совершать погребальные обряды над разорванным телом нашей святой мученицы.

Мы гордимся своим светом; но если мы неблагоразумно взглянем на самое солнце, то оно ослепит нас. Кто может рассмотреть те часто сгорающие планеты и те сияющие величием звезды, что всходят и заходят вместе с солнцем, прежде чем обратное движение по их орбитам не приведет их в такое место небесного свода, где их можно видеть утром или вечером? Дарованный нам свет был дан нам не для того, чтобы непрерывно приковывать наш взор, а затем, чтобы при помощи его открывать вещи, более отдаленные для нашего познания. Не лишение священников сана, епископов митры, не снятие епископского сана с плеч пресвитера сделает нас счастливым народом. Нет, если не будет обращено внимание на другие вещи, столь же важные как для церкви, так и для хозяйственной и политической жизни, если здесь не будут проведены надлежащие реформы, то мы, как видно, так долго смотрели на путеводный огонь, зажженный для нас Цвингли и Кальвином, что стали совсем слепыми. Существуют люди, которые постоянно жалуются на расколы и секты и считают большим бедствием, что некоторые не согласны с их принципами. Этих людей беспокоит их собственная гордость и невежество; не умея спокойно выслушивать и убеждать, они готовы уничтожить все, чего нет в их синтагме[36]. И если кто сеет смуты и вносит раздоры, так это именно они, так как не желают сами и не позволяют другим присоединять к телу истины оторванные и недостающие у нее части. Постоянно отыскивать неизвестное при помощи известного, постоянно присоединять истину к истине по мере ее нахождения (ибо все тело ее однородно и пропорционально) — таково золотое правило в теологии, как и в арифметике; только оно может внести совершенную гармонию в церковь, а не насильственное и внешнее соединение холодных, равнодушных и внутренне чуждых друг другу душ.

Лорды и Общины Англии! Подумайте, к какой нации вы принадлежите и какой нацией вы управляете: нацией не ленивой и тупой, а подвижной, даровитой и обладающей острым умом; изобретательной, тонкой и сильной в рассуждениях, способной подняться до высочайших ступеней человеческих способностей. Поэтому ее познания в глубочайших науках столь давние и столь превосходны, что, по мнению весьма древних и основательных писателей, даже пифагорейская философия и персидская мудрость берут свое начало от старой философии нашего острова. А мудрый и образованный римлянин Юлий Агрикола, который некогда правил здесь именем цезаря, предпочитал природный ум британцев трудолюбивым изысканиям французов. Не лишено также значения то обстоятельство, что серьезные и умеренные трансильванцы посылают к нам ежегодно со своих отдаленнейших гор, граничащих с Россией, из-за Герцинской пустыни[37], не только свою молодежь, но и людей почтенного возраста для изучения нашего языка и богословских наук.