По существу же в безудержном следовании моде (далеко не всегда функциональной в других отношениях, кроме как обратить на себя внимание, выделиться на фоне остальных самок) выражается инстинктивное, безумное и бессмысленное поведение многих женщин; то есть это — животное, а не осмысленно человеческое целесообразно ориентированное поведение, либо же вообще одержимость. Женщина-человек должна уметь вести себя и должна вести себя так, чтобы быть желанной только любимому ею, в ком она уже с самого начала их взаимоотношений предвидит будущего достойного отца их детей, оставляя равнодушными к себе всех — даже сексуально озабоченных — самцов в округе.

Исторически реально женская мода, а тем более “высокая” мода, превратилась в порнодейство[58], с которым все свыклись. Это не нежный эрос.

Отличие порнодейства от эроса в том, что порнодейство безадресно обращено к половым инстинктам толпы, а эрос адресно обращен единственно к любимому человеку, обязательно иного пола.

Этот критерий отличия позволяет утверждать, что порнодейство может быть эстетически обворожительным и чарующе совершенным, но не перестанет быть от этого порнодейством; а одно и то же действие, в зависимости от ему сопутствующих обстоятельств, может быть как гнусной порнухой, уничтожающей достоинство человека, так и эросом, возносящим чету, преисполненную Любви.

Женщина-модница, тем более под покровом утонченной культуры, конечно не столь явное животное как откровенно похотливая потаскуха, но при определённом взгляде отличие между ними только в культурных продолжениях одних и тех же — не подвластным им — половых инстинктов.[59]

Соответственно, если мужчина через половые инстинкты подчинен женщине с животным строем психики, в поведении которой преобладают животные инстинкты и их культурные продолжения и оболочки (типа женской моды), то его поведение также весьма далеко от человеческого[60]. И так под гнетом животных женских инстинктов живет на протяжении веков вся библейская цивилизация — Запад: Европа, обе Америки и Австралия.

Ведический и коранический Восток живут несколько иначе. Ведический Восток несет древнюю культуру воспитания разного рода самодисциплин, которые не допускают разгула животных инстинктов и социально обусловленных страстей. В коранической же культуре дело обстоит сложнее.

Во времена пророка Мухаммада, женщины не носили ни чадры, ни паранджи, и не были узницами гаремов, как это сложилось в исторически реальных мусульманских культурах разных стран в течение последующих веков. Коран не предписывал ничего подобного. Но чадра, паранджа, затворничество в гаремах и то исторически реальное бесправие женщины, низведенной до вещи-собственности мужчины, которое воспроизведено в художественных образах фильма “Белое солнце пустыни”, это — доведение до своей противоположности действительно существующей коранической рекомендации, чтобы каждая девушка и женщина вела себя скромно и не стремилась обратить на себя внимание множества мужчин обилием драгоценностей и броской косметикой и одеждой, тем самым возбуждая в них половые инстинкты и подчиняя себе мужчин через них. Чтобы не быть голословным, приведем прямо сказанное в Коране, сура 24 “Свет”, аят 31:

«И скажи [женщинам] верующим: пусть они потупляют свои взоры, и охраняют свои члены, и пусть не показывают своих украшений, разве только то, что видно из них, пусть набрасывают свои покрывала на разрезы на груди, пусть не показывают своих украшений, разве только своим мужьям, или своим отцам, или отцам своих мужей, или своим сыновьям, или сыновьям своих мужей, или своим братьям, или сыновьям своих братьев, или сыновьям своих сестер, или своим женщинам, или тем, чем овладели их десницы[61], или слугам из мужчин, которые не обладают желанием, или детям, которые не постигли наготы женщин; и пусть не бьют своими ногами, так чтобы узнавали, какие они скрывают украшения. Обратитесь все к Аллаху, о верующие, — может быть, вы окажетесь счастливыми!» — в переводе И. Ю. Крачковского.

То есть по существу Коран изначально порицал разнородные порнодейства и рекомендовал, чтобы культура общества была по-человечески осмысленной, чтобы она не строилась в ублажении несдерживаемого разгула половых инстинктов женщин, довлеющих через половые инстинкты над психикой мужчин, а тем самым подчиняющих животным инстинктам культуру и жизнь всего общества в целом.

Конкуренция и борьба за наилучшую территорию между особями многих видов, в животном мире запрограммированная в соответствующие инстинкты, в обществе также имеет свое культурное продолжение и выглядит как конкуренция за обладание собственностью, за обеспеченность жилища.

Рукотворное жилище — аналог территории обитания в природе и место пребывания матери и подрастающих поколений. Так обустройство жилища оказалось в ведении женщины. Соответственно и гонка безудержного стяжания, в которой на протяжении веков лидирует Западная цивилизация, поскольку в ней она подхлестывается ростовщичеством, предписанным Библией расовой еврейской международной “элите”[62], является культурным продолжением также преимущественно женских инстинктов. Превосходство над родней, знакомыми и друзьями в обустройстве и убранстве жилища гораздо более интересует женщин, чем мужчин, и гораздо более ценимо ими, а не мужчинами. А преобладающая среди женщин ориентация поведения на полосу “Настоящее” на рис. 1, в этом случае обретает конкретное выражение: «У них есть, у нас нет… Хочу сейчас… Ты не можешь обеспечить семью всем необходимым, чтобы нам жить не хуже, чем другие люди[63] живут…»

При этом, если деятельность мужчины направлена на поддержание долгосрочных процессов, то с точки зрения сиюминутного инстинктивно обусловленного женского деспотизма эта деятельность в “прямо сейчас” — лишение “ейным” мужчиной, которым она обладает как собственностью, и её самой, и её также собственной семьи чего-то желанного прямо сейчас, но никак не забота о будущем благополучии всех и в том числе и её самой, и семьи в целом.

В массовой статистике такого рода инстинктивно обусловленный близорукий диктат в отношении мужчин, обеспечивающих жизнь семьи, но в то же время и невольников половых инстинктов, подчиняющих их женщине, выливается в безоглядно беззаботное обгладывание ЖИВОЙ ПЛАНЕТЫ на протяжении многих веков. В итоге — глобальный биосферно-экологический кризис, порожденный западной региональной цивилизацией скрытного матриархата, обглодавшей всю планету исходя из сиюминутного агрессивного вожделения одних самок превзойти в потребительстве других самок трудами подневольных им через инстинкты самцов.

И подчиненность поведения именно женщины животным инстинктам конкуренции за лучшее место в среде обитания не знает ни меры самоограничения, ни благодарности: «Воротись, поклонися рыбке. Не хочу быть вольною царицей, хочу быть владычицей морскою, чтобы жить мне в Окияне-море, чтоб служила мне рыбка золотая и была у меня на посылках».

Это тоже не выдумано А. С. Пушкиным, а взято из жизни подобно многим сюжетам сказок про старуху и старика, через инстинктивные связи раздавленного женским слепым деспотизмом, которые когда одиноки, а когда им сопутствуют в их жизни дети: “Золушка”, “Морозко”, “Сестрица Аленушка и братец Иванушка” и многие другие. Персонажи-мужчины, с такими слепыми в отношении будущего характерами, просто не выпирают и не запоминаются во всем обилии персонажей сказок, выражающих многовековые обобщения народами статистики своего жизненного опыта.

Здесь описаны господствовавшие на протяжении веков и тысячелетий, если не во всем мире, то в библейской цивилизации (Запад и частично Россия), психологические особенности статистики мужского и женского поведения, а также указано на обусловленность ими многих особенностей многовекового делания политики и бизнеса и, как следствие, — нынешнего состояния человечества.