грубой форме выселял из квартир женщин — жен арестованных, самовольно запечатывал квартиры и в

отсутствие жильцов забирал из квартир кожаную мебель (принадлежащую Наркомтяжпрому)».

Кооператив немецких специалистов «Мировой Октябрь» (Выставочный переулок, 16а) строился с большим

трудом, что вызывало обильный поток жалоб от будущих жильцов, уже внесших паевые взносы. Этот дом

является лидером по числу расстрелянных — в бутовском списке по этому адресу 32 имени.

Неквалифицированные рабочие из Германии в 30-е годы компактно проживали в исторических местах по

правому берегу Яузы, где со Средних веков располагалась Немецкая слобода. По адресу улица Большая

Почтовая, 18/20 находилось несколько десятков деревянных бараков и кирпичных пятиэтажек, многие из

которых заселены и по сегодняшний день. В этом микрогородке все знали друг друга, поэтому отсюда

забирали преимущественно соседей и родственников. Среди арестованных на Большой Почтовой: семьи

Мюнделей, Фидлеров, строители-каменщики Курт Гранц, Густав Гримм, Отто Фридлянд, Вильгельм

Фридрих, Фриц Циммериммер, уборщица в здании Коминтерна Кэти Отто и ее мужья Карл Форбергер и

Антон Томашек.

Выше по течению Яузы, напротив массивных корпусов Электрозавода, находился дом его иностранных

рабочих (Матросская тишина, 16а), «микроистория» которого представлена в книге С. В. Журавлева381.

Новые штрихи в данный сюжет вносит дело Елены Шредер,

Журавлев С. В. «Маленькие люди» и «большая история». С. 205-218.

216

проживавшей в этом доме после ареста мужа и арестованной в июне 1941 г. Согласно материалам допросов, в предвоенные годы та сколотила сообщество немок, мужья которых были репрессированы (Альфред

Зоргац, Вильгельм Баумерт, Вильгельм Тель, отец и сыновья Гуты). Они вместе писали письма с

требованием об освобождении своих близких, вместе горевали о своей судьбе, строили планы возвращения в

Германию.

Альфред Вайхельд, Ганс Кульме, Альфред Рейхельт, Иоганн Тит-тель, Фриц Вальтер были арестованы в

жилом доме Первого часового завода (Товарищеский пер., 22/24). Адресами репрессий были общежитие

Издательства инорабочих и типографии «Искра революции» (Капельский пер., дом 13), бараки строителей

автозавода ЗИС (Тюфелев проезд), многоквартирный дом в парке Сокольники (Олений вал, 20), где

проживали немцы, прибывшие в Советскую Россию еще в 1921 г.382 После долгих хлопот учителям немецкой

школы в Москве выделили 3 квартиры в новом доме (12-я Сокольническая улица, дом 11). Фриц Байес,

супруги Елена Буссе и Эрнст Гра, Бронек Ротцейг так и не успели порадоваться новоселью.

Топография сталинского террора является серьезной научной проблемой, контуры которой пока еще только

намечены. Анализ районов компактного проживания жертв, равно как и мест, где они встречались с

безжалостной машиной НКВД (адреса арестов, мест предварительного заключения, тюрем и лагерей),

позволит вплотную подойти к социальной истории репрессий, которая на сегодняшний день все еще не

написана.

Заключение

В миграционных потоках, пересекавших европейский континент в межвоенные годы, немецкая

составляющая занимала заметное место. Если из Советской России немцы уезжали в основном по этниче-

скому признаку, то поток иммигрантов в страну формировали лица, искавшие работу и бежавшие от

политических преследований. Зачастую экономических и политических эмигрантов трудно отделить друг от

друга — для того, чтобы облегчить себе въезд и обустройство в СССР, выходцы из Германии вступали в

компартию. Однако далеко не все из немцев, претендовавших на статус политэмигранта, получали его.

382 Когда-то этот дом принадлежал военному заводу № 58 имени Ворошилова, немцы были уволены с этого завода, но остались

проживать в Сокольниках.

217

После прихода Гитлера к власти начался отток немецких специалистов из СССР; среди прибывших,

напротив, резко увеличилась доля коммунистов, многим их которых пришлось пройти через кон-

центрационные лагеря и допросы в гестапо. Власти Третьего рейха выдавливали из страны евреев и лиц вне

подданства, которые считались политически неблагонадежными. Покинувших Германию антифашистов

лишали германского гражданства, что закрывало им право на возвращение в страну.

Советский Союз, провозгласивший право на предоставление политического убежища революционерам, а

также нуждавшийся в квалифицированной рабочей силе, достаточно либерально относился к притоку в

страну иностранцев. Ситуация изменилась лишь к середине 30-х гг. В условиях социально-политической

унификации населения, которую сталинская пропаганда трактовала как «формирование советского

человека», выходцы из-за рубежа оказывались материалом, с трудом поддающимся перековке. Понятие

«немец» парадоксальным образом вернуло себе исходный смысл — когда-то так называли всех иностранцев, которые казались немыми, чужими, не способными понять реалии России.

Это скорректировало первоначальный замысел книги — показать национальную составляющую большого

террора на микроуровне, если последнее понятие может вместить в себя столичный регион и одну из самых

крупных колоний иностранцев в нем. Немецкая операция 1937-1938 гг. и ее повторение летом-осенью 1941

г., проводившиеся органами госбезопасности Московской области, не носили характера этнической чистки.

И в директивах, идущих сверху, и в понимании рядовых исполнителей это была антигерманская акция,

призванная перерубить все неподконтрольные властям контакты и нити, тянувшиеся из «советского

огорода» к враждебному государству, поставившему завоевание «жизненного пространства на Востоке» в

центр своей глобальной стратегии.

Конечно, среди лиц, попавших в немецкую операцию (ее следовало бы назвать германской, но первое

понятие уже утвердилось в научном обороте), преобладали немцы по крови и по месту рождения. Однако

анализ архивно-следственных дел показал, что более точно эту категорию жертв большого террора можно

описать как «выходцы из Германии». Среди них были и русские военнопленные Первой мировой войны, и

лица разных национальностей, оказавшиеся в этой стране только в годы Веймарской республики. Покидая

Германию, в том числе и вынужденно, они уносили с собой язык, образ жизни и политическую культуру,

привитые им в стране, которая так и не стала их новой родиной. В Советской России этот багаж становился

218

основой для межкультурного взаимодействия на самых различных уровнях — от применения

производственных навыков в заводских цехах до бытовых конфликтов на коммунальных кухнях.

Автор отдает себе отчет в том, что выбранные в качестве объекта исследования 720 следственных дел,

дополненные документами из архива Коминтерна, не позволяют исчерпывающе ответить на все вопросы,

касающиеся причин и последствий немецкой операции НКВД. Однако, сложенные вместе, они в

достаточной мере иллюстрируют жизнь выходцев из Германии в столичном регионе, дают объективный

набор социально-политических характеристик эмигрантской колонии накануне большого террора.

Материалы следствия показывают приемы и методы, которыми пользовались сотрудники органов

госбезопасности, чтобы в условиях штурмовщины массовых операций придать своим действиям подобие

«социалистической законности». Динамика репрессий отражает как исполнение директив высшей власти на

местах, так и логику действий рядовых «чекистов», лавировавших между кнутом и пряником.

Более половины из 720 дел велись в отношении лиц, которые в прошлом являлись активистами и

функционерами Коммунистической партии Германии, 220 из них оставались членами этой партии и на

момент ареста. То, что они рассказывали на допросах о своей политической деятельности, диктовалось