пойти им лень, там не они, там над ними, неумейками, будут смеяться.

Да, они ничего не умеют делать, даже играть. Им скучно. Им еще скучнее

оттого, что пожаловаться не на что: не вообще в городе, а во дворе, рядом с

домом есть все. Можно бы поломать эти спортивные площадки (и ломают!), но

все равно придут с фабрики рабочие (каждая детская или спортивная площадка

закреплена здесь за каким-нибудь трудовым коллективом) и тут, же починят,

отремонтируют, покрасят. О, скука!..

Хорошо там, где еще нет чего-то, где поломанное починить некому,— можно

жаловаться, можно требовать, чтобы было. Туда журналисты едут, оттуда жители

гневные письма пишут: ну как же, футбольные ворота местный Совет починить не

может, а поэтому, мол, и пребывают в скуке подростки юношеского возраста,

которым завтра в самостоятельную жизнь вступать.

Но редко, очень редко в этих гневных письмах, в речах на собраниях

промелькнет вопрос: а что же вы юноши, своими крепнущими силами, своими

рукам сделали? Да и гордое слово это «юноши» не часто услышишь. Оно словно

бы изжило себя, в прошлое ушло вместе с теми, кто к семнадцати годам имел

свои убеждения и умел их отстаивать, кто никакой работы не боялся. Теперь

иные слова в ходу: дети, подростки. Ну, а с детей какой же может быть спрос,

детей за ручку надо водить, забавлять их надо и развлекать!

Знаю, не всюду так. Я часто вспоминаю молодого улыбающегося парня,

кавалера многих орденов, лауреата премии Ленинского комсомола, Героя

Социалистического Труда. И все эти отличия, награды, звания заслужены

Ринатом Юсуповым еще в комсомольском возрасте.

— Еще неженатым был,— уточнил он.

Ринат — тракторист, пахарь и сеятель. Но однажды зимой выдалась короткая

передышка: все работы переделаны — снегозадержание закончено, навоз с ферм

на поля вывезен, солома с полей на фермы доставлена.

Можно и отдохнуть, погулять несколько дней. А Ринат зашел к председателю:

видел, что на ферме транспортер барахлит, с удалением навоза не ладится, так

что, если нет другой работы, можно бы починкой заняться. Пошел,

отремонтировал, а заодно и всю накопившуюся жижу выкачал.

— Не боялся, что не справишься с ремонтом? Не по профилю все же,— спросил

я.

— А всякое дело вроде бы привычное,— проговорил Ринат. — Наверное, так

всегда: когда одно дело умеешь делать, другое, то и третье кажется знакомым,

поэтому и не боишься.

Тогда я опросил Рината, что удержало его в родном селе. Он ответил:

— Не один я остался. Многие выпускники нашей школы сейчас в колхозе

работают.

Да, знал я, что на каждый трактор в колхозе два механизатора. Поэтому и

налажена так хорошо, без срывов, сбоев и авралов двухсменная работа. Знал,

что подавляющее большинство трактористов — молодые ребята, здесь родившиеся

и выросшие. Выросшие на этих склонах. Шоферы — тоже вчерашние школьники. Их

тоже хватает для двухсменной работы транспорта, что и практикуется здесь,

особенно в страду, на уборке и вывозке урожая.

— Почему же в соседних хозяйствах не то что на дни, на одну смену не хватает

механизаторов?

— Наверно, внимания уделяют мало,— ответил Ринат.

Мало строят? Об отдыхе не заботятся? Условия труда не улучшают? Нет, и

строят не меньше, и заботятся, и улучшают. Немало на земле хозяйств во

многих отношениях лучше колхоза имени Карла Маркса, в котором Ринат Юсупов

работает. Здесь, к примеру, все еще ручное доение на ферме, чего давно нет в

других. Да и село хоть и добротными домами застроено, однако в ту пору ни

асфальта на улицах еще не было, ни тротуаров.

И клуб вовсе не современной архитектуры. Так что село ничем особым

похвалиться не могло. Однако и после школы молодежь здесь остается, и после

армии сюда возвращаются. На поле, на фермах, в гараже — всюду парни и

девчата, всюду бойкая, напористая, работящая комсомолия.

— На школьников мало внимания обращают, к делу их не приучают,— уточнил

Ринат. И рассказал о себе и своих сверстниках. Такие рассказы я слышал

часто, но от людей, значительно старше моего собеседника, родившегося в 1947

году. От тех, главным образом, чье детство прошло в суровые, голодные годы

войны, кому выпало на долю стать к станку или к плугу вместо, ушедших на

фронт отцов и старших братьев. В ответ на такие рассказы слушатели обычно

откликаются одинаково: мол, такое выпало нам окаянное время, надо было. А

сейчас, слава богу, все сыты, одеты, обуты, живем хорошо, так что и

надобности нет работать подросткам, пусть побегают.

Не было такой надобности и у Рината. Однако послушаем его.

— В колхозе я начал работать после пятого класса. Во время летних

каникул, конечно. Сначала на заготовке силоса. Нет, не в составе ученической

бригады, сам по себе. Потом плугарем был. Был и помощником комбайнера. Какая

нужда заставляла? А без всякой нужды. Это же интересно — своими руками дело

какое-нибудь делать.

Напомню, совсем по другому поводу он сказал - повторить хочу его слова:

— Когда одно дело умеешь делать, другое, то и третье кажется знакомым,

поэтому и не боишься...

Это суждение я вспомнил в поле, на пологом склоне где шла «зеленая

жатва». Густая, сочная травяная масса непрерывным потоком текла в кузова

машин, в тракторные тележки. В кузовах ее поправляли вилами, чтобы ровнее,

плотнее ложилась, чтобы больше вошло. Делали это... мальчишки. В каждом

кузове, в каждой тележке по старателю. Натоптал, наполнил — и в кабину

быстрее, и вперед, шофер, к силосной траншее, к агрегату травяной муки. У

агрегата такие же мальчишки подхватывают привезенную массу — и на

транспортер ее, который, сколько ни подавай, уносит все в сушильную камеру.

Течет из агрегата горячим потоком травяная мука, в мешки сыплется, которые

мальчишки тут же за перегородку относят.

Спрашиваю ребят: мол, от школы на прорыв посланы?

— Нет,— отвечают. Сами попросились! Тут веселее.

Однако говорить долго некогда, подхватились — и кто по машинам, кто к

транспортеру — дело не ждет, дело торопит.

Тут-то и обратил я внимание, что на улицах села не встретил днем ни

одного мальчишки, слоняющегося от скуки.

— Так уж повелось у нас,— подтвердил мои наблюдения Ринат,— что без дела

неловко слоняться. Каждый работу себе ищет. Нет, никто не агитирует, ни

колхоз, ни школа. Я же говорю: в привычку вошло. Да и престиж у мальчишек

повышается, если умеют что лучше других делать.

Умеешь, не побоишься... Не побоишься дело делать.

— И в селе остаться не побоишься,— добавил Ринат.— Убежден в этом.

Думаю, он прав. Подтверждение тому — наблюдения в самых разных

хозяйствах. Нет, речь не о трудностях, не о каких-то там тяжелейших

условиях, которые преодолевать надо, речь о самой обычной работе. Если к ней

не приучен с детства, то человек действительно боится: вдруг не получится,

не сумею, а меня здесь знают все и все будут смеяться. Да и трудная,

говорят, эта работа... И человек уходит, даже из хорошего села, из хорошего

хозяйства. Уходит в поисках места, где, слышал он, лишь кнопки надо нажимать

Нет, неверно сказано, что ни школа, ни колхоз не побуждают ребят к

общественно полезному труду. Да, Понуждения нет, не просят, не зовут. Но

поощряют. Во-первых, каждому найдут посильную работу. Так их труд

организуют, чтобы наставник рядом был, однако и опеки чтобы не чувствовали.

На том же агрегате травяной мукой, к примеру, ребят работает много, а

возглавляет эту шумную бригаду один лишь механик. Кого похвалит, кого

подзадорит, подскажет, пальцем пригрозит. И, как говорится, пыль коромыслом

— с такой охотой делают взрослое дело мальчишки, зарабатывая до 120 рублей в