самой природе, то растет и умножается. Почва — эта живая кожа земли — тоже

растет и умножается. И способствуют этому растения и микроорганизмы. Растет

и умножается быстрее там, где благоприятнее для этого условия, где, значит,

и богаче растительный мир. Выходит, растения не истощают почву, а обогащают,

повышают ее плодородие? В таком случае законом природы является не убывание,

а возрастание плодородия почвы?

А если так, то почему освоенные человеком целинные и залежные земли

стареют, истощаются? И так было исстари, что и вынуждало крестьянина

забрасывать старопахотные земли, искать и распахивать новые. Правда,

забрасывал не навсегда. Лет через 15—20 снова распахивал их, ставшие

залежью. И земля, отдохнув, опять давала высокие урожаи. Но от чего она

отдохнула? Не от растений же? Ведь залежь не пустовала, дикие травы

покрывали ее. Однако ж, выходит, снова обогатилась органическими веществами.

Крестьяне, объясняя это явление, говорили: земля «выпахалась», требует

отдыха...

В 1939 году Мальцева пригласили в Москву на Сельскохозяйственную выставку

— не гостем, а участником ее, опыты свои показать, успехами поделиться. Но,

как всегда, к собственным успехам он относился с холодком — пройденный этап.

Он не хвалиться приехал, а поучиться. И все же приятно было видеть свой

портрет, да еще выставленный в соседстве с портретом академика В. Р.

Вильямса. А Вильямс в те годы был личностью непререкаемой, слыл

законодателем в науке и агрономической практике.

— Признаться, до поездки на выставку я не очень чтил Вильямса и, к

сожалению, почти не читал его,— скажет Мальцев спустя годы. — А не чтил и не

читал потому, что он против паров долгое время выступал, чем и вызывал во

мне отрицательное к нему отношение.

Но тут, на выставке, отношение это круто изменилось. На стенде Мальцев

прочитал выдвинутую Вильямсом задачу прогрессивного увеличения почвенного

плодородия. Да это же та самая задача, которая вот уже много лет не давала

покоя и ему, Мальцеву! И он торопливо, словно строки в книге могли вот-вот

исчезнуть, начал листать страницу за страницей. Ага, вот!..

«Однолетние растения ни при каких условиях не могут накопить в почве

органических остатков. Накопить их можно только посредством культуры

многолетних трав. Следовательно, у сельского хозяйства выбора нет. Имеется

только один способ решения задачи — культуру однолетних время от времени

нужно прерывать культурой многолетних травяных растений».

Ясно! Это возделываемые человеком однолетние растения ухудшают почвенное

плодородие — таково их свойство. И пусть выбора нет. Но выход у земледельцев

есть — периодически занимать пашню многолетними травами, которые, в отличие

от однолетних, благотворно влияют на почвенное плодородие.

Итак, травопольные севообороты и пары. И пары, признал Вильямс! Конечно,

не в общих словах это все было сказано, а обосновано солидным научным

трудом, с которым Мальцев не будет расставаться несколько лет.

— Вернулся я домой, рассказал колхозникам, чтобы их согласием заручиться.

Согласились, севооборот перестроили. Пары оставили в тех же размерах. Но и

многолетние травы ввели, как Вильямс рекомендовал. Увлекся я, время тороплю,

чтобы убедиться: все, задача решена. А уверенность в успехе была большая, я

полностью полагался на непреложность выводов Вильямса.

Однако вскоре колхозники высказали первую претензию: когда вику с овсом

сеяли, — а сеяли их под июльские дожди, — были ежегодно с кормами, тогда как

многолетние травы не всегда дают хороший укос, а если май выдавался холодным

и сухим, да еще июнь жаркий, то и вовсе плохи дела. Успокоил колхозников:

многолетние травы в полевых севооборотах не кормовое значение имеют, а

агрономическое, почву улучшают.

— Их-то успокоил, а сам засомневался крепко: улучшать-то они улучшают, но

ненадолго — на год, на два. Никакого прогрессивного, тем более устойчивого

увеличения плодородия что-то не наблюдается, поскольку за травами следуют

посевы однолетних растений, а они, согласно учению Вильямса, разрушают

плодородие почвы. Как быть? Задача-то хорошая, а вот пути ее решения —

сомнительны...

Засомневавшись, Мальцев задумался. Может, ошибся Вильямс? Обвиняя

однолетние растения в ухудшении почвенного плодородия, не входим ли мы в

противоречие с объективными законами природы, с диалектикой образования и

развития почвы? Ведь они, как и многолетники, содержат в себе те же самые

материалы, из которых природа и творит почвенный перегной. Никаких других

веществ, тем более вредных, наука в них не обнаружила.

В том, что задача, выдвинутая Вильямсом, правильна, Мальцев не

сомневался. А вот пути ее решения были ошибочны.

Снова он оказался лицом к лицу с природой, начал наблюдать и изучать ее.

И снова обратился за советом к мыслителям прошлого. Еще раз прочитал:

«Что основано в самой природе, то растет и умножается». И совет услышал:

«...смотрите на ее биографию, на историю ее развития — только тогда

раскроется она в связи». О природе речь.

Еще и еще раз перечитал те строчки, где В. И. Ленин писал, что земля —

это главное, весьма оригинальное средство производства. Его нельзя ни

заменить никаким другим, ни произвести вновь, как машину Но если с ним

правильно обращаться, то это важное средство производства не только не

снашивается, а и улучшается

Записал Мальцев себе: если правильно обращаться, то земля не только не

снашивается, но еще и улучшается. Вывод этот вытекал из учения К. Маркса,

который утверждал (нашел Мальцев, где он это утверждал), что

производительная сила, находящаяся в распоряжении человечества,

беспредельна. Урожайность земли может быть бесконечно повышена приложением

капитала, труда и науки.

Уяснив эти основополагающие взгляды классиков материалистического учения,

Мальцев неминуемо должен был задать себе вопрос: чем же, в таком случае, мы

мешаем природе, занимаясь хлебопашеством? Где, в чем мы поступаем

неправильно? Почему это важное средство производства, находясь в нашем

распоряжении, все же снашивается?

И вот первая дерзкая мысль. А не потому ли земля беднеет, что мы нарушаем

условия, при которых природа творит почву? Да, многолетние травы улучшают ее

плодородие — это факт. Но, высевая их, мы на три года исключаем обработку

почвы плугом. Тогда как под однолетние пашем ежегодно, а то и несколько раз

за сезон, и пашем с оборотом пласта, постоянно перемещаем при этом почву —

верхний плодородный слой вниз, нижний — вверх. Не действуем ли мы этим себе

во вред?..

Вспомнился Мальцеву случай из практики. Одно поле до того было засорено

овсюгом, что никакой пахотой ничего с ним поделать не могли. Кстати, как

подсчитали ученые (что только не подсчитали они!), на каждом квадратном

метре пашни лежит в среднем 12 тысяч семян, брошенных разными сорняками. И

почти все они (99%) не прорастают тут же, а ждут — и ждут терпеливо! — когда

земледелец, обрабатывая почву, создаст им, врагам своим, благоприятные

условия. Тут-то и пойдут они буйно в рост. Но когда из глубины пробьются, их

ни плугом, ни бороной не тронешь, потому что и злаки уже взошли. Вот на этом

поле и решил Мальцев опыт заложить: не пахать, не прятать сорняки на

глубину, а дисковыми боронами поработать — сначала спровоцировать их рост, а

потом и уничтожить.

— Посеяли пшеницу на этом поле поздно, 26 мая. Без пахоты посеяли, в

хорошо продискованную и проборонованную почву. И вот, как на диво, вопреки

всем ожиданиям, именно на этом участке уродилась самая чистая и добрая