Изменить стиль страницы

Считается, что английские власти, желая убедить народ в смерти «колдуньи», устроили казнь в присутствии многолюдной толпы. Однако вопреки обыкновению, горожан не подпустили близко, от костра их отделяла стена из 800 английских солдат. Было даже предписано наглухо закрыть деревянными ставнями окна расположенных поблизости домов. Вряд ли эти меры предосторожности могли быть вызваны стремлением избежать того, чтобы толпа не попыталась вырвать осужденную из рук палачей. Ведь, как уже говорилось, руанцы прочно держали сторону англичан. Следовательно, власти могли опасаться лишь разоблачения того, что казнят не Жанну, а какую-то другую женщину. Поэтому, вероятно, никто, кроме официальных лиц и английских солдат, а также палача и его помощников, не видели вблизи сцену сожжения. Вдобавок утверждалось, что руанский палач Жофруа Тераж, ранее видевший Жанну, не узнал ее на эшафоте. Вместе с тем, современник, руанский священник Жан Рикье писал: «Дабы не стали говорить, что она (Жанна) спаслась», палачу было приказано фазу после приведения в исполнение приговора на время загасить огонь, чтобы все могли убедиться в личности казненной. Об этом же говорится в дневнике одного парижского буржуа. Палач так и поступил. Впрочем, остается вопрос, могли ли очевидцы, которых держали в отдалении во время казни, разглядывая уже обуглившееся тело жертвы, определить, кто погиб на костре. А если дело обстояло так, то и эта мера властей не противоречит предположению, что они старались убедить руанцев в сожжении Жанны, не дав им возможности получить тому неопровержимые доказательства.

Еще одна подробность. В платежных книгах Руана за 1431 и 1432 годы отсутствуют записи о расходах, связанных с сожжением Девы, — платы за приобретение и доставку дров для костра, вознаграждении палача и его помощников. Между тем в платежных реестрах тщательно фиксировались такие траты, а также фамилии и имена казненных. В записях, сделанных в годы, о которых идет речь, упомянуто о казни двух «ведьм» по имени Жанна. Не могла ли одна из них заменить Жанну д'Арк на костре? Может быть, отсутствие сведений о сожжении Девы связано с тем, что ей вынес приговор не светский суд, а церковный трибунал? Но ведь это относится и к некоторым другим казням, которые отмечены в платежных ведомостях. Кроме того, никакого упоминания о сожжении Девы не найдено и в счетных регистрах Руанского архиепископства.

Что же произошло с Жанной, если ее не сожгли? Она бежала — отвечают, как мы уже знаем, сторонники ревизионистской версии. Учитывая сложность организации такого бегства, они дополняют эту версию предположением, что оно могло быть результатом тайной сделки между герцогом Бедфордским, фактическим правителем оккупированной англичанами части Франции, и королем Карлом VII. Ведь для английской политики вопросом первостепенной важности было представить доказательства, что Карл VII был коронован по наущению «ведьмы» и, следовательно, незаконно занимает престол. А кто будет сожжен — Орлеанская дева или какая-то другая женщина, которую выдадут за Жанну, не имело серьезного значения. Но что могло побудить Карла пойти на такое соглашение с англичанами, которое наверняка требовало уступок и с его стороны? Король мало чем помогал Деве, а теперь лишь угрожал, в случае ее казни, репрессиями в отношении знатных английских военнопленных (между прочим, в их числе находился и зять губернатора Руана Ричарда Бочемпа графа Уорика). Но предполагаемое секретное соглашение с герцогом Бедфордским никак не избавляло бы Карла от упреков, что король допустил гибель Орлеанской девы. Поведение короля, считают историки-ревизионисты, определялось другой тайной причиной…

Известно, что первоначальный суровый режим содержания Жанны в заключении был позднее значительно смягчен. Сторожившие ее тюремщики и английские солдаты часто уходили пьянствовать в ближние таверны, оставляя ее одну. Хотя Жанна отказалась дать обещание, что не предпримет попытки бегства, к ней допускали посетителей, которые могли способствовать побегу. К узнице хорошо относилась жена герцога Бедфордского, являвшаяся сестрой герцога Бургундского. Она запретила тюремщикам жестоко обращаться с Жанной, приказала доставить ей женское платье, а ведь обвинение, что Жанна снова надела мужскую одежду, послужило предлогом для вынесения ей смертного приговора. Благосклонно относилась к Жанне и герцогиня Люксембургская, принадлежавшая к бургундской партии.

Традиционная версия гибели Девы роль главного злодея отводит епископу Кошону. Именно ему герцог Бедфордский поручил оформить судебной инсценировкой расправу над Жанной. Сторонники ревизионистской версии согласны, что Кошон инсценировал судебный процесс, но, добавляют они, с целью не погубить, а спасти Жанну. Черную репутацию Кошону старались создать другие участники суда над Девой, пытаясь выгородить самих себя. Ранее же, до и во время процесса, в глазах современников Кошон вовсе не был ни продажным интриганом, ни проходимцем. Он пользовался уважением в кругах светской и духовной знати, в том числе и среди приверженцев Карла VII. Кошон собрал для участия в процессе много авторитетных теологов, принадлежащих к разным духовным орденам, епископов, настоятелей монастырей и других представителей церковной иерархии, не опасаясь, что они испортят разыгранный им спектакль. Жанну, не в пример другим проповедникам, в отношении которых у английских властей расправа была короткой, не подвергали пытке (хотя и водили для устрашения в пыточную камеру). А применение пытки было нормой тогдашнего судопроизводства, особенно инквизиционного. Интересно, что от участия в процессе уклонился генеральный инквизитор Франции Жан Граверен. Было ли это вызвано нежеланием вмешиваться в дело, являвшееся яблоком раздора между двумя воюющими сторонами, исход борьбы которых нельзя был предвидеть заранее, или, как считают сторонники ревизионистской версии, результатом сговора Кошона и Граверена с целью создать предлог для пересмотра приговора? Кстати, Жанне в нарушение соблюдавшегося обычая не разрешили иметь адвоката — это опять-таки могло иметь целью не поставить подсудимую в невыгодное положение, а, наоборот, создать предлог для кассации. И таких поводов было более чем достаточно, что было использовано впоследствии советниками Карла VII при аннулировании приговора руанского суда.

Не надел ли Кошон личину врага Орлеанской девы, чтобы ее спасти, не затрагивая прямо интересов своих нанимателей-англичан? Зачем было ему затевать такую сложную игру? Ну хотя бы из тех же мотивов, которые, вероятно, побудили генерального инквизитора Франции уклониться от участия в суде над Жанной. Из стремления обеспечить свои интересы, если счастье повернется в сторону французов, Кошон, говорят сторонники ревизионистской версии, стремился спасти жизнь Жанне. Иначе он не приговорил бы ее вначале к тюремному заключению, поскольку не мог быть уверен, что она попадется в подстроенную ловушку, позволившую бы обречь подсудимую на казнь. Жанна несколько раз заявляла судьям, что, если бы они лучше знали, кто она, им не захотелось, чтобы они были ее обвинителями, что Бог наверняка покарает их. Кошон позволил ей задерживать на несколько дней ответ на заданный вопрос, чтобы она могла посоветоваться с «голосами». Были ли эти «голоса» рупорами небесных сил, как полагала Жанна, либо они были явственным проявлением козней дьявола, как считали судьи, либо, наконец, как уверяют поборники ревизионистской версии, это были голоса людей, посланных французским двором для контактов с обвиняемой? Если действительно дело шло не о галлюцинациях, установление связей с Жанной вряд ли могло происходить без молчаливого согласия Кошона. В чем же заключалась причина столь настойчивых попыток поддерживать эти связи? Здесь, отвечают авторы ревизионистской версии, вступили в действия, так сказать, «права благородной крови», столь важные для дворянства той эпохи.

Историки-ревизионисты считают, что Жанна была дочерью не крестьян из деревни Домреми, а… незаконнорожденным ребенком королевы Елизаветы Баварской, матери Карла VII, и, следовательно, сестрой короля. Известно, что королева Елизавета 10 ноября 1407 г. родила ребенка, его отцом не мог быть король Карл VI, с которым она была давно разлучена. Ходила молва, что отцом новорожденной был герцог Людовик Орлеанский, убитый вскоре — 23 ноября того же года. Учитывая нравы королевы, в слухах о ее любовной связи с герцогом не было ничего неправдоподобного. Однако они не подтверждаются ни одним современным свидетельством. О связи известно лишь из одной остроты, приписываемой, возможно, без основания, сыну Карла VII, королю Людовику XI, и из рассказа писателя XVI века Брантома, коллекционировавшего известия о придворных скандалах. Мальчик, которого предполагали назвать Филиппом, умер при рождении или, по другим сведениям, летом следующего, 1408 года. О рождения ребенка, обычно без упоминания его пола и его смерти, имеются свидетельства в хрониках того времени. В 1793 г. во время Великой французской революции были вскрыты королевские могилы и составлен тщательный протокол раскопок. Останки Филиппа не были обнаружены.